— Мои глаза в тебя не влюблены, — начал я. — Они твои пороки видят ясно. / А сердце ни одной твоей вины / Не видит и с глазами не согласно. / Ушей твоя не усложняет речь. / Твой голос, взор и рук твоих касанье, / Прельщая не могли меня увлечь / На праздник слуха, зренья, осязанья. / всё же внешним чувствам не дано — / Ни всем пяти, ни каждому отдельно — / Уверить сердце бедное одно, / Что это рабство для него смертельно… Прости, но дальше не помню.


Но тут я соврал. Я просто не мог прочитать последние строчки, так как там было «В своём несчастье одному я рад, что ты — моя грех и ты — мой вечный ад». Мне показалось, что это просто будет больше, чем она должна услышать от меня. Конечно, я всё еще слышал в своей голове слова Лидии из столовой. Но не знал, как к этому стоит относиться.


— Боже, это же Сонет 141! — радостно закричала Лидия и начала прыгать на кровати. — Ты знаешь его наизусть! Откуда?! Откуда-откуда?


— Прошу, успокойся, — рассмеялся я и забрал у неё ведёрко мороженного, про которое она уже забыла и чуть не уронила, пока прыгала. Иногда она была так похожа на ребёнка, что мне становилось дико стыдно от того, как сильно я возбуждался. — Когда я только начал писать песни, у меня был полневший ступор. И Алекс предложил найти вдохновение у других поэтов, поэтому частенько приносил мне какие-нибудь книжки. Это были его любимые строки. Он говорил, что когда-нибудь я дойду до глубины этих Шекспировских строк и напишу такую же проникновенную песню.


— Я всегда думала, что этими строками Шекспир призывает нас любить, не взирая ни на что. Он пытается донести, что, прежде чем сказать кому-то, что мы любим его, мы должны увидеть все его пороки и принять их полностью.


— А если этих пороков слишком много, послать в задницу, — рассмеялся я.


— Да ну тебя, — тоже засмеялась она, а потом встала. Я сразу почувствовал боль от того, что она собралась уходить и уже хотел извиниться за грубость. — Хочу проверить Софию. Джин и Макс остались с ней, но мне нужно её увидеть, а еще убедиться, что с самой Макс всё хорошо, потому что она так расстроилась из-за слов твоего отца. Но он не виноват. Хотя он повёл себя не очень хорошо, он не такой плохой. Я просто… не знаю, что тебе сказать…


— Спасибо за мороженное и разговор. Это… помогло, — обычно я не люблю трепаться или слушать бесконечные разговоры. Но звук голоса Лидии успокаивал меня, даже когда она говорила невпопад, путалась в мыслях и не знала, что нужно сказать, а что умолчать. Мне нравилось говорить с ней, смотря в её глаза, потому что с ней я почему-то чувствовал себя хорошо. Она была просто… Лидией. И больше ей не нужно было.


— Тогда пока, — улыбнулась она.


— Пока, — сказал я, когда она вышла и закрыла дверь.


      А я так и остался в комнате с ведёрком подтаявшего мороженного и словами Шекспира в голове.

27. Лидия.

— Если мы повернём направо, то выйдем к музею, а через два квартала есть ботанический сад, — сказала я Софии, глядя в туристический путеводитель. Я жила в Филадельфии уже давно и хорошо изучила здешнюю местность, но раньше мне было как-то не до музеев и всех прочих исторических памятников культуры, потому что все мои мысли были заняты учёбой и некоторыми подработками.


— Я уже устала, — сказала София, когда я перевернула страницу, чтобы прочитать ей про ботанический сад. — Давай посидим где-нибудь в кафе, да выпьем кофе?


— А может чаю? — ей был противопоказан кофеин. Не запрещён, но по внушительным предписаниям врача его лучше было не принимать.


— Хорошо-хорошо! — закатила она глаза, и мы пошли к ближайшему кафе.


      Я заказала себе травяной чай, а София выбрала зелёный с мелиссой и пару шоколадных печенюшек. Мы сели у окна, и я продолжила рассказывать ей, куда мы можем пойти, как здесь здорово и где ей лучше побывать.


— Как дела у Хардина? — спросила она, резко прервав меня. — Вчера ты поговорила с ним после… всего. Как он?


— После разговора я его не видела, но мне показалось, что ему уже лучше.


— Мне так жаль Хардина. Он хороший парень и не виноват, что его отец самый настоящий козёл.


— Я не считаю его отца козлом, — мягко сказала я. Не хотелось спорить с ней, но София заблуждалась. Она не могла трезво мыслить, ведь не так хорошо знала мистера Стоуна. Хотя я тоже знала его всего ничего. — Он строг и требователен. И на этом ужине он повёл себя неправильно, но я не считаю, что он настолько ужасен.


      Я постоянно вспоминаю, с какой нежностью и любовью он смотрит на свою жену. Мужчина, который так сильно любит женщину даже спустя больше двадцати лет, просто не может быть козлом.


— А наш отец? — встречно спросила София. — Нашего отца ты считаешь козлом?


— Соф…


— Ты ненавидишь нашего отца, но не хочешь понять Хардина.


— Я не ненавижу его, ясно? Он мой отец. Этот человек сделал много поступков, которые я не могу одобрить и за которые я буду презирать его. Но он всё равно мой отец.


— В любом случае, ты не понимаешь Хардина, — продолжала настаивать София. — И не поймёшь, потому что вы разные по всем пунктам. Сложно поверить, что его родители повелись на историю с вашими отношениями.


      Я проигнорировала этот укол. Она не пыталась меня обидеть. София просто говорила правду. Она говорила то, что видел абсолютно каждый, кто смотрел на нас. Мы были разные, противоположные. И теми, чьи миры не должны пересекаться. Но каким-то образом получалось так, что только он мог по-настоящему понять меня. А я имела представление о том, что чувствовал он. Это было сюрреалистично. Но это было правдой. Сложно и всё еще мне непонятно.


— Прости, я такая грубая сегодня! — быстро сказала София, закрывая лицо руками.


— Нет, всё хорошо. Ты права, — я отняла одну её руку от лица, чтобы посмотреть в глаза.


— Ты сказала, что вы понимаете друг друга, — я тяжело вздохнула, когда поняла, что снова говорила. Как же я устала от этого.


— Не обращай внимания. У нас с Хардином было пара нормальных разговоров, но это не значит, что… что мы сможем поладить.


— Но скажи, что он хороший! — мечтательно улыбнулась она.


      Тогда я и поняла всю суровую реальность, которую по своей глупости не заметила раньше. Я так волновалась за неё, хотела проводить как можно больше времени, опасалась, чтобы у неё не было стресса и срыва. Еще и родители Хардина. Этого оказалось достаточно, чтобы я стала слепа и не заметила, как София влюбилась в Хардина. Этот её побег в его квартиру, когда меня не было, нежные улыбки, постоянное желание дотронуться до него и мечтательные разговоры о том, какой он замечательный.


      Моя сестра влюбилась, а я не знала, что должна чувствовать по этому поводу. Одна моя часть безумно радовалась этому, потому что это показывало, что она уже оправилась и готова к возвращению в мир, готова выйти из клиники, готова жить со мной. Это было то, чего я так долго и сильно ждала. Чтобы моя София вернулась ко мне, и мы снова были вместе.


      Но другой моей части было грустно от этого. Настолько, что хотелось плакать. И я поймала себя на печальной мысли, что это было не из-за того, что она выбрала недостойного парня. Хардин действительно был замечательным и очень даже достойным.


Нет, она просто выбрала парня, из-за которого моё сердце было не на месте.


***



      Этим же вечером, когда София уснула, я долго не могла найти себе места, а потом всё же пришла к решению. С Хардином мне в любом случае ничего не могло светить. Соф права, мы разные. Слишком разные. Но я бы хотела, чтобы она была счастлива. Чтобы просто попыталась наверстать того, что у неё так и не было. Она была на свидании всего раз, за пару недель до того… до всего случившегося. Поэтому я знала, что должна сделать.


Я подошла к двери Хардина и постучала. Он что-то проворчал, а потом открыл.


— Привет, — сразу сказал он, немного улыбнувшись. Что со мной происходит? Почему я не смогла сдержать ответную улыбку?


— Уже достаточно поздно. Я же тебе не помешала?


— Только девять, — улыбнулся он, впуская меня. Я заметила, что на журнальном столики стояла тарелка с остатками вчерашнего ужина и пара бутылок пива.


— Какая я всё же плохая девушка, — усмехнулась я, кивнув на всё это.


— Ты замечательная девушка, — он выключил телевизор, а я решила проигнорировать это. В конце концов, мы просто подшучивали друг над другом. Мы даже парой не были. — Что-то случилось?


— Нет, я просто пришла узнать, как у тебя дела? Ну, после всего вчерашнего, мне стало интересно, как ты сегодня. Нет ли у тебя желания кого-то убить или сделать что-то в этом плане. Потому что… ты был так расстроен и зол. И я… чёрт, пора что-то с этим делать! — рассмеялась я и закрыла лицо руками, потому что моя болтовня даже мне уже наскучила.


— Всё хорошо, — сказал Хардин. Не знаю, к чему именно это относилось.


— Боже, это так неудобно, — сказала я, всё еще не глядя на него, а потом почувствовала, как он убрал руки от моего лица, и увидела его улыбку. Милую и добрую, от которой моё сердце начинало биться чаще.


— Расскажи, что случилось. Ты не просто так пришла сюда.


— Ладно, в общем, из-за всей этой истории с твоими родителями, ты сказал, что должен мне, так?


— Ну, да, — немного помявшись, ответил он.


— В общем, сегодня я кое-что поняла, относительно Софии и мне нужна твоя помощь. Понимаешь, всё это… ты знаешь что… случилось с ней очень рано, поэтому она пропустила достаточно важный период в своей жизни. Она почти не ходила на свидания и влюблялась лишь раз. А сейчас она, кажется, влюбилась в тебя и мне… хочется, чтобы ты пригласил её на свидание! — быстро выпалила я, потому что это переставало быть хорошей идеей. Я не хотела этого. Более того, я бы хотела, чтобы этого никогда не происходило. Но больше всего я бы хотела, чтобы Соф была счастлива. А это могло бы сделать её счастливой.