С пустыми глазами она не излучает ничего, кроме комфортной маски хладнокровия. Эта довольно милая маска сделана из золотистой кожи с оттенком розовых полутонов. Она как живая кукла с этой сердцеобразной формой лица и солнечно-светлыми волосами. Слишком неправильно представлять её полные, выгнутые дугой губки Купидона, обернутыми вокруг члена. Моего члена, если быть точным. Я представляю её на коленях, между моих ног, и как эти щёчки обволакивают меня, пока она изо всех сил пытается принять каждый дюйм моих девяти дюймов между этими губками. Я бы руководил ей, помогал немного, потому что я — Чёртов Мистер Щедрость. Бриа бы тоже была там, показывая ей как именно нужно взять меня.

— Не всё заключается в сексе, Макс, — мои утаённые ответы со свойственным сдержанным тоном эффектно ломают эти миленькие фантазии. Мой взгляд снова возвращается к тому месту, где стоит она, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она разворачивается и уходит, словно ничего не произошло. — Но чего мне стоит ожидать от того, кто живёт этим?

Во мне словно что-то щёлкает и вдруг моё беспристрастное безразличие превращается в раздражение. Я знаю, куда ведет этот разговор. Этот небольшой укол — любимое занятие Ноя, и если честно, я не достаточно пьян для лекции. Одно из основных отличий, — а их не так уж и мало, — между мной и Ноем — у него есть мораль. У меня её нет. И меня бесит, что он всегда хочет мне навязать своё ерундовое нравоучение.

Я издеваюсь:

— Дохуя, младший братик, — достаю свой вибрирующий телефон из заднего кармана и смотрю на экран. Быстро отправляю ответ, прежде чем убираю его обратно. — Так мы тут закончили? Мы выполнили твой ежемесячный дерьмовый визит, как ты и хотел. Я готов уйти.

— Так мы идём тусоваться? — Бриа не совсем подружка, она та, кто иногда позволяет немного отвлечься, выжидающе смотрит на меня.

— Не мои проблемы, Бри, — я направляюсь обратно к могиле, на которой сидел ранее, и ставлю пустой ящик с пивом рядом с надгробием, на котором написано: «Лаура Мая Мур, любимая мать». А затем отвечаю, — позаботься о себе сама.

— Тогда какого хрена ты меня позвал сюда?

Я пожимаю плечами.

— Больше в тебе не нуждаюсь. Расскажи Ною о двух по цене одного. Расскажи ему, как здорово ты смотришься перед камерой, и не забудь упомянуть, сколько ты заработала в прошлом месяце. Думаю, ему стоит услышать, каким прибыльным в этой жизни может быть этот бизнес.

— Макс…

Уходя, я машу рукой в воздухе.

— Было здорово, Ной. Мы повторим это в следующем месяце. Мама бы лопнула от гордости.

*****

Когда рождаешься в такой семье, как у меня, тебя в значительной степени уже поимели ещё до того, как ты успеваешь узнать значение этого слова. Каждый раз, когда я думаю о нашем прошлом, я снова и снова вновь переживаю это дерьмо. Отец был тем ещё куском дерьма — педофилом, который научил моего брата и меня изящному искусству траханья по достижению семи лет. Инцест в детском порно за еду на нашем столе и плату за наш дом. Я предполагаю, люди платили чертовски много ради этого незаконного дерьма. Мама стала маниакально депрессивной обезумившей женой из-за своего жестокого мужа. Она вогнала тринадцать пуль в его голову, до того, как застрелилась передо мной и моим братом. Вот что написано в нашем досье. Такой толстой папочке с надписью: Ной и Мэддокс Мур. Люди в системе усыновления узнают твою историю чертовски быстро, когда у тебя такое тяжелое дерьмо за спиной вроде этого. Потенциальные приёмные родители, хорошие в любом случае, надеялись на хорошего, маленького ребенка сиротку, чтобы поставить его на ноги и воспитать достойным общества. И их заранее предупредили о нашей истории. Моей особенно, потому что я — неуравновешенный близнец. Им рассказали о драках, созданных мною в школе. Рассказали о моём якобы пренебрежению к власти. О частых стычках с законом. О моей склонности сбегать и времени, которое я провёл в колонии для несовершеннолетних, потому что несколько раз ударил головой об стену одного ребенка, который обзывал моего брата гомиком. Их даже предупредили о моем употреблении алкоголя и наркотиков, и моих жестоких приступах ярости. Нормальные решили бы продолжить поиски дальше, оставив меня в покое. Но не Ноя. Люди, как правило, предпочитают Ноя, потому что он — примерный близнец. Он выбрался из дерьма, показав, что наша семья была относительно невредима. Ной двигался дальше, в то время как я был его бульдозером. И они выбрали его. Ридлейс. Джен и Алан. Они межрасовая пара, которая оказалась достаточно порядочными людьми, а не квинтэссенцией загородной жизни, и полностью подходили Ною. Джен — адвокат, а Алан — шеф-повар. Самая лучшая часть заключается в том, что они на самом деле хотели Ноя с самого начала. Что касается меня? Не очень. Они приняли меня только из-за того, что Ной попросил их об этом.

Я не прожил с Ридлейс и месяца, когда они меня выгнали. Просто они поймали меня за тем, как я трахал их старшую дочку на кровати. По-видимому, это было огромное табу. И это реально вывело Ноя из себя. Он обвинил меня в том, что я совершил это дерьмо нарочно, потому что ничего лучшего со мной случиться просто не могло. Это было не так. Меня действительно было на всех плевать. Кроме него. И до сих пор остаётся так. Мама просила меня присмотреть за ним, прежде чем проделала дыру в своей башке. Так я и сделал. Ной был счастлив. Он любил и заботился об этих людях. У него были все шансы, чтобы процветать. Чтобы стать кем-то иным, а не грёбаным стоком общества. У него был большой потенциал. У него было то, чего я не хотел. Будущее. И я был единственным, кто тянул его на дно. Я был напоминанием той ямы, из которой мы выбрались. Напоминаем о том, что нас заставлял делать отец. Я был тем, в ком он явно не нуждался. Так что я отстранился от его жизни настолько, насколько мог. Мы виделись в школе — куда я старался ходить, — а также на ежемесячных визитах на кладбище к маминой могиле. Но по большей части, я старался держаться от него подальше.

После шести месяцев пребывания Ноя в другой семье, как раз перед нашим шестнадцатым днём рождения, я, в конечном итоге, каким-то задним местом оказался в дерьмовом доме на другом конце города. Мой приёмный отец был своего рода простым рабочим, сварщиком по имени Дроски, который любил выпивку так же, как и своих женщин. Дешёвых и мокрых. Он имел дело с наркотой на стороне. Героин, таблетки и марихуана.

— Пособия, которое я получаю на кормление твоей задницы не достаточно, ребёнок. Если хочешь остаться здесь, ты должен зарабатывать на своё содержание.

Дело, на удивление, пошло у меня легко. Но опять же, было не так уж и сложно продавать наркоту старшеклассникам, которые хотели весело провести время. Я толкал таблетки и марихуану чертовски быстро. Наличка была очень хорошей. Дро забирал свою часть, большую долю процентов, но он не был полным козлом. Он позволял мне сохранять часть заработанных денег.

Я многому научился у него.

— Ты не должен гадить там, откуда ешь, — я усвоил этот урок. Два сломанных ребра, разбитая губа и сломанный нос. — Ты будешь работать на меня, ребёнок, ты ведь прекрасно запомнил, что нельзя брать моё дерьмо.

Ошибочно было думать, что я могу взять что-то из его препаратов для своего личного использования. Видимо Дро вёл полный учёт по количеству своих продуктов. Здесь. На полу, чувствуя, словно меня сбил грузовик и со вкусом собственной крови, которая покрывала внутреннюю поверхность моего рта, я смотрел мимо вытянутой руки на его жесткое, бородатое лицо, в блестящие, похожие на стеклянные шарики глаза, направленные на меня. Много было сказано в те несколько длительных минут напряжённого молчания, чего нельзя передать словами. Но когда я, наконец, взялся за его мозолистую руку, и он помог мне подняться на ноги, могу заверить, что-то изменилось. Взаимное уважение и понимание. Он не отвёз меня в больницу. Он сделал следующую хорошую вещь — закурил косяк и передал его мне. Лучшее лекарство за всю мою жизнь.

Второй урок, который я узнал от Дро, заключался в разделении товара и удваивании прибыли. Мы делали это по понятным причинам, чтобы набить больше денег в наши карманы. Также играл тот факт, что у нас был грязный коп, в котором мы так нуждались и которому платили каждый месяц, чтобы дело процветало. Дро всегда вёл дела сам, но время от времени позволял мне делать это самому. Прошёл примерно год, когда он позволил мне совершить своё первое дело. В субботу вечером, в четверть десятого, я направлялся к месту встречи. Я ехал на белом обшарпанном грузовике, который достал за несколько месяцев до этого на свалке и медленно восстановил. У меня при себе было три штуки и несколько мешочков с таблетками, спрятанных под пассажирским сиденьем. И, конечно же, копы подобрали именно этот момент, чтобы вывести меня на чистую воду. Увидев мигающие красные и синие огни в зеркале заднего вида, я хотел поддаться соблазну надавить на газ и умчаться нахер оттуда со всех ног. Была только одна проблемка — этот пикап не поехал бы так быстро, как хотелось, даже если от этого зависела моя жизнь. Прижавшись к левой стороне дороги, я знал, что вляпался всеми возможными способами. Мало того, что внутри грузовика стоял запах травки, которую я курил ранее этой ночью, на меня до сих пор действовал ордер на мой арест. Я вышел на два месяца раньше за избиение парня, который говорил дерьмо о Ное. Они нашли деньги и наркотики, надели пару блестящих наручников на меня и рывком потащили мою задницу в тюрьму. Я стоял перед трудным выбором. Мне было почти восемнадцать и технически, они могли бы обвинить меня, как взрослого. Я не был настолько глуп, чтобы звонить Дроски. У меня был только один вариант, и у меня ушла вся ночь, прежде чем я наконец-то решился позвонить Джен.

*****

— Вот что, Мэддокс. После сегодняшнего дня тебе больше не удастся избегать наказания, — сказала она, отвернувшись, когда мы вышли из здания суда. Выражение её лица должно было быть серьёзным. Но она не могла до конца изобразить свою злость, потому что выглядела больше как двенадцатилетняя, чем тридцатитрёхлетняя, которой являлась. — Мне пришлось поднять много старых связей, чтобы Судья Симс был к тебе благосклонен.