Успокойтесь, дорогой читатель. Налейте себе стаканчик водички со льдом.

Если уж я решилась на полное признание, то думаю, будет честно с моей стороны идти до конца.

Хм, этот диалог мог бы положить неплохое начало новой серии книг Барбары Новак, скажем, коротеньких сексуальных рассказов. (Хотя не думаю, что издатель, напечатавший их, вышел бы сухим из воды!)

Тем не менее правда заключается в том, что картина, столь откровенно воссозданная мной, – сплошная выдумка.

Вот что на самом деле происходило.

После ужина мы с Зипом вышли на его великолепный балкон. Перед нами расстилался ночной Манхэттен во всей своей красе: многочисленные огоньки поблескивали, как драгоценные камни, разбросанные по черному бархату в ювелирном магазине.

Над нами светила полная луна, до которой, казалось, можно дотянуться рукой.

Все было так романтично.

Однако, думаю, вы не слишком удивитесь, если я скажу, что астронавты смотрят на луну не так, как большинство людей. У Зипа на балконе стоял мощный высокотехнологичный телескоп, и теперь он показывал мне, как им пользоваться.

Одной рукой Зип обнимал меня, а другой держал мою руку и помогал найти нужный угол зрения. Мы почти касались друг друга щеками.

– Вот! – воскликнула я, сощурив один глаз и пристально глядя в фокус телескопа. – Теперь идеально чисто. О, Зип! Никогда в жизни не видела ничего более красивого!

– Я тоже.

У меня вырвался смешок.

– Но ведь ты даже в телескоп не смотришь.

– Знаю, – выдохнул Зип.

Не понимая, куда он клонит, я повернула голову, и в то же мгновение наши глаза встретились.

Он все это время смотрел на меня. Он что, имел в виду, что я красива?

Я не могла пошевелиться. Внутри меня полыхал пожар.

В моем мозгу промелькнули тысячи вариантов различных позиций из астрологической таблицы сексуальной совместимости, которую я бы поместила в приложении, если бы начала писать сборник маленьких рассказов. Я чувствовала себя как женщина, которая открывает коробку шоколадных конфет и хочет надкусить каждую из них.

Но я не сделала этого. Я положила крышку от коробки обратно.

Хорошо-хорошо, знаю, вы возмущены. Погодите, я объясню вам, почему же, черт возьми, все-таки нет.

А все потому, что в этот момент мое сердце поразил мощный раскат грома и невидимая молния ярко осветила все темные уголки моей души.

И я поняла, что мое чувство было не просто физическим желанием. Это было нечто большее. И я чертовски испугалась.

Секс должен оставаться всего лишь игрой – маленьким развлечением для двух равноправных взрослых людей, маленькой передышкой на пути карьерного роста.

Однако я опять оказалась в ситуации, когда эмоционально гораздо больше, нежели мой партнер, была вовлечена в зарождающиеся любовные отношения.

Грубое нарушение правил теории «К черту любовь».

Поэтому, глубоко вздохнув и поежившись, я медленно освободила свою руку из-под ладони Зипа и вернулась к кофейному столику, где мы несколько минут назад наслаждались десертом.

– Десерт просто восхитительный, – придя в себя после нескольких ложек шоколадного суфле, сказала я. – Ты превзошел самого себя.

– Что ж, – хрипловатым голосом произнес Зип, – я мечтал об идеальном завершении идеального вечера.

Я повернулась к нему. Наши глаза встретились. Время остановилось. О черт!

Мои колени подогнулись, и я вынуждена была сесть на диван.

Зип присел рядом со мной. Затем он прошептал те слова, которые я так долго хотела услышать. Слова, означающие, что все еще может получиться.

– Я никогда прежде не был так готов идти в постель.

Дзинь! В моей голове раздалась трель маленького звоночка.

Забудем обо всем, что я говорила раньше. Он готов. Я более чем готова. Два равноправных взрослых человека друг против друга на тропе войны полов.

Разберусь во всем завтра утром.

– Я очень рада, что ты так думаешь, – выдохнула я со слезами счастья на глазах. Ложка со звоном упала из моих рук на дно стеклянной вазочки с остатками шоколадного суфле. – Знаешь, я тоже так думаю.

– Что ж, очень хорошо, – протянул он, глядя на меня, – тогда пора в постель.

Дзинь! Дзинь! Дзинь! Маленький звоночек в моей голове прозвенел три раз подряд. Дрожа от возбуждения, я взяла его за руку.

Он не сводил с меня глаз. Я подалась вперед и закрыла глаза, ожидая поцелуя. Затем он прошептал с сексуальными нотками в голосе:

– Позволь вызвать для тебя такси. Вам! Мой взгляд заметался из стороны в сторону, а в голове раздался визг тормозов, как при резкой остановке машины, мчавшейся на большой скорости.

– Такси? – повторила я вслед за ним, как полная идиотка.

Зип в удивлении уставился на меня, растерянное выражение лица придавало ему даже более мужественный вид.

Затем в его глазах загорелся огонек.

– О! Когда я сказал про постель, ты думала, я имел в виду… постель! – Он поспешно вскочил с дивана, как маленький мальчик, которого только что застукали с банкой варенья. – Прости, Барбара! Но… господи… ты ведь первый раз у меня дома… и мы только начинаем узнавать друг друга…

Я встала, поправила юбку и волосы, затем натянуто улыбнулась.

– Ничего, Зип. Все хорошо. Давай скажем друг другу спокойной ночи. И… – я протянула ему руку, – до свидания.

– До свидания?! – воскликнул Зип. – Ты имеешь в виду – навсегда?

– Боюсь, что да, Зип. Я начинаю чувствовать, что… видишь ли, я просто начинаю чувствовать.

Он кинулся к двери и загородил выход.

– Ты не могла бы дать мне еще один шанс? – взмолился он.

– Я бы очень хотела, Зип, – сказала я, решив более не отступать от принципов теории «К черту любовь». – Я бы правда очень хотела. Но именно из-за того, что очень этого хочу, именно по этой причине я и не могу.

Тут он неожиданно взял мое лицо в руки и поцеловал меня – нежно, страстно и очень искусно.

Астронавт вознес меня прямо на Луну.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, я несколько секунд смотрела на него непонимающим взглядом, приходя в себя. Маленькие звоночки в моей голове превратились в колокольный звон, наподобие заутрени в «Рождественских историях» Диккенса.

– Хорошо, – произнесла я сиплым голосом. – Еще один шанс… И… пожалуй, я возьму остатки шоколадного суфле с собой.

Взяв в одну руку пальто, в другую десерт и шатаясь из стороны в сторону, как пьяница, пытающийся сохранить равновесие при виде полицейского, я направилась к двери и вышла из квартиры.

Кэтчер

Барбара ушла, закрыв за собой дверь, а я все стоял, не двигаясь, после нашего страстного поцелуя. Наконец я пошевелился. На полусогнутых ногах подошел к столу, взял ведерко, в котором стояла бутылка шампанского, и потащил на балкон. Там я поднял его над собой, набрал в легкие побольше воздуху и совершил то, что мне сейчас больше всего было нужно.

А именно – принять холодный душ.

Обретя над собой контроль, я решил, что мне следует вернуться в свою квартиру и поискать там спасения.

Пока ехал в лифте, я снял очки Зипа Мартина и стал размышлять над тем, что со мной происходило. Что бы это ни было, мне сейчас могло помочь только одно средство – скотч со льдом и полное уединение в моей славной холостяцкой квартирке. Когда двери лифта открылись, я услышал приглушенные звуки джаза, доносящиеся непонятно откуда. Я с легкостью узнал джаз-группу, потому что по чистой случайности у меня имелась абсолютно такая же пластинка. Через минуту я осознал, что именно эту запись и слышу. Из моей собственной квартиры.

Я подошел к двери и открыл ее ключом. Когда в лицо мне хлынул дым, я испугался но затем быстро успокоился, поняв, что это не пожар.

«В КВАРТИРЕ ПОЛНО БИТНИКОВ, И У НИХ ЗДЕСЬ ВЕЧЕРИНКА!» – пронеслось у меня в мозгу.

– Простите, – спросил я проходящего мимо представителя контркультуры. – Вы, случайно, не видели Питера Мак-Маннуса?

– Вы имеете в виду Кудесника? – переспросил меня Джек Керуак-младший.[30] Он махнул рукой в глубь комнаты. – Он там.

Я нашел глазами человека, на которого мне указывали, и с трудом распознал в нем Питера. Не сразу, конечно. На это потребовалось несколько секунд. Мой друг восседал на столике бара по-турецки, босой, на голове у него был берет, а вокруг шеи – бусы. Он то появлялся, то снова исчезал за зеркальной стеной.

Я решительно направился к нему, нажал на кнопку, чтобы остановить бар и вытащить моего с трудом узнаваемого друга из фантазийного Зазеркалья.

– Питер? – позвал я.

Он качнул головой в мою сторону.

– Ты звонил в дверь?

– Нет, Мейнард.[31] Я открыл своим ключом. Как попали сюда все эти люди?

Питер мечтательно улыбнулся.

– Я пригласил Викки в «Гринвич-Виллидж»[32] на чашечку кофе. Представляешь, на кофейню был совершен налет, и я пригласил всех сюда. Ты врубаешься, папочка-а-а?

Я оглядел комнату и вдруг заметил девушку с подведенными глазами, на которой не было ничего, кроме берета и тяжелых ботинок. Поражало и то, что все ее интимные места были прикрыты черными густыми волосами в стиле леди Годивы. Она направлялась прямо ко мне. Мое мнение о вечеринке резко изменилось.

– Да, врубаюсь, – заверил я Питера. – После вынужденной посадки длиною в двадцать четыре дня астронавту не терпится полетать.

Я нажал на кнопку, и Питер опять исчез за зеркальной стеной. Я не собирался ни с кем делиться. Особенно таким лакомым кусочком.

Я улыбался, глядя на нее. Восхищаясь тем, как искусно длинные волосы скрывали ее наготу, я лихорадочно вспоминал, где у меня хранился веер.

– Спроси, почему я в трауре, – сказала она скорбным голосом.

– Почему ты в трауре, детка? – спросил я, подыгрывая ей.

– Я в трауре, потому что тебя одели в саван из костюма и галстука, в котором Мэдисон-авеню похоронит тебя заживо, – изрекла она.