Какое-то время они молча ели щи, которые, и правда, были отменными, в меру пряными и наваристыми, с большими кусками разваренной солонины. За щами последовала каша, поданная таким же экзотическим образом. Наконец, насытившись, они перевели дух. В этот момент один из молодых офицеров (или каких-то людей в офицерских шинелях) поднялся и, глядя на Александра Ивановича, неуверенно проговорил:

– Ваше пре…

– Вы обознались, милостивый государь! – твердо оборвал его спутник Давида – Я инженер.

– Простите – растерянно ответил молодой человек – Вы очень похожи на моего давнего знакомого.

– Ничего страшного. Ошибаться свойственно людям.

Казалось бы, ничего не произошло. Но Давид чувствовал напряжение, нарастающее между их столами. Он почувствовал, что почему-то в тягость своему попутчику и, как ему казалось, другу. Сославшись на усталость, он поднялся в комнату. Давид не понимал, что происходит. Молодой офицер в зале, несомненно, узнал попутчика. А недоговоренная фраза могла означать только «Ваше превосходительство». Причем, его превосходительство не пожелал разговаривать при Давиде. Опять еврейское счастье. Во что-то вляпался или нет? Весело сегодня в нашем штетле.

Итак, он проделал какую-то часть пути с офицером, пробиравшимся на Дон. Возможно, одним из крупных военачальников. Впрочем, какая разница? Важнее другое. Совместное путешествие, похоже, подходит к концу. Вопрос: как быть дальше? До Белгорода добраться не проблема. Даже пешком. Там на поезд до Харькова или, если повезет, до Мелитополя. Хоть бы знать, что там за власть сейчас? От Мелитополя до Крыма можно добраться дня за два, если на лошади. Пешком, конечно, дольше. Идти не меньше недели. Но он обязательно дойдет. Жалко, конечно, что так вышло, но главное – он найдет Розочку.

Через какое-то время заскрипели ступеньки, послышались шаги и в комнату вошел Александр Иванович. Несколько раз прошелся по комнате, как бы, раздумывая с чего начать.

– Дмитрий, простите за ту неловкость, которая почувствовалась. Но вы повели себя лучшим образом. Мне, и правда, было важно поговорить с этими господами без свидетелей. Теперь послушайте меня. Вы – хороший человек и добрый попутчик. Но наши пути и наши цели разные. Эти молодые люди следуют на Дон. Они – мои соратники. Вы хотите спасти свою жену. Это достойно всяческого уважения. Мы тоже хотим спасти свою любимую. Только любим мы Россию. Я понимаю, что звучит высокопарно и даже несколько пошло, но это так. Сегодня на Дон пробираются самые достойные и верные люди страны. Мы не знаем своего будущего. Его, простите, никто не знает.

– Это понятно, Александр Иванович! Я уже понял, что вы уходите. И… я благодарен вам за то, что до сих пор остаюсь живым.

– Молодой человек, перебивать старших – не лучшая привычка. Если бы я просто хотел уйти, то ушел бы. Я же вернулся, чтобы предложить вам идти с нами. Если мы не сможем вымести из страны эту заразу, то ни вы, ни кто другой не сможет наслаждаться семейным покоем, растить детей. Нас, к несчастью, немного. Каждый боец на счету. А вы, несмотря на полное отсутствие боевого опыта, показали себя неплохим бойцом. Идемте.

Давид молчал. Конечно, его попутчик во многом прав. Даже смерть в таком деле не просто «красна», но прекрасна. Про таких, как Александр Иванович, складывают песни. Но он, Давид, не хочет, чтобы про него складывали песни. Он хочет только одного: чтобы их с Розочкой оставили в покое. Такое предложение – это очень-очень заманчиво. Наверное, если бы он был один, он принял бы его. Но не сейчас.

– Простите, для меня очень притягательно ваше предложение, но я не могу его принять. Меня ждут в Крыму. Возможно, именно вы спасете Россию. И я первый буду петь вам Осанну. Но, если при этом погибнет моя жена, то мне уже не будет дела ни до России, ни до этого мира.

– Что ж. По крайней мере, откровенно, – невесело хмыкнул полковник – Хорошо. Неволить не буду. Надеюсь, что вы понимаете, что о нашей беседе лучше не распространяться?

– Безусловно.

– Тогда прощайте, господин студент. Дай Бог вам удачи. Мы уезжаем через час. К сожалению, телегу вам оставить не могу. Но до Белгорода вы доберетесь и пешком. С точки зрения безопасности мне логичнее было бы вас убить. Но что-то мне подсказывает, что вы – не предатель. Потому поступлю не рационально. Живите и… прощайте.

Глава 6. Харьков

Дверь захлопнулась. Давид остался один. Опять один. Какое-то время он боролся с желанием, бросится за полковником, стать одним из тех молодых людей. Он почти ощущал, как будет входить под праздничные марши в столицу с такими же как он героями. Как им под ноги будут бросать цветы прекрасные девицы и благородные дамы.

Но наваждение прошло. Он вздохнул. Запер дверь и сел к столу, разложив свои пожитки. Так, белье, бритва, деньги. Сколько там? Почти триста рублей. Не мало, на дорогу хватит. А обратно? Правда, есть еще золотые монеты, зашитые за подкладкой. Их пока не трогаем. Пистолет. Ох, не выходит у него пользоваться этой «машинкой», как говорил Александр Иванович. То ли учили его плохо, то ли сам он размазня. Ладно, пусть будет. Две штуки часов. Это спрячем. Еще пригодится. Он огляделся и улыбнулся. Александр Иванович забыл свою волшебную фляжку. Есть там еще что-то? Есть.

Коньяк успокоил, и Давид проспал до утра. Утром, едва рассвело, он уже прощался с хозяином, прикупив попутно еды с собой. Солнце еще не полностью показалось из-за горизонта, когда он уже шел по дороге в Белгород. Шел не быстро. Мысли тоже были не быстрые и не радостные. Опять остался один. Шансы на то, что обычные поезда ходят до Симферополя, очень не велики. Как добраться, не очень понятно. Он в пути уже почти неделю, а не преодолел и половины. Да еще и потерял спутника. Понимая, что в качестве «боевой единицы» в отсутствие Александра Ивановича он стоит не много, Давид, едва заслышав какое-то движение спереди или сзади по дороге, старался, если была возможность, укрыться за деревьями и переждать. Потому и продвигался он совсем не быстро.

Северные «въездные» столбы, обозначающие начало Белгорода, он прошел, когда солнце уже повернуло за полдень. В Белгороде он прежде никогда не был. Чем-то городок напоминал Бобруйск. Одно или двухэтажные дома, немощеные улицы, огромное число лавок и лавочек. Но были и отличия. Город поражал обилием церквей. Вроде бы и прошел он от начала недалеко, а уже три церкви ему встретились. Казалось, что среди такого благолепия должна царить тишина и покой.

Но ни первого, ни второго не оказалось. Прохожие в городе, особенно те, кто был одет приличнее, старательно жались к переулкам. Уверенно по улицам шли новые хозяева жизни: солдаты и рабочие с винтовками и красными бантами. Во главе этих отрядов были какие-то люди, одетые в армейские галифе и кожаные куртки. Такого сочетания Давид еще не встречал. Видимо, это была «революционная» мода последних дней. Хотя, нет. Кажется, в Москве попадались подобные экземпляры, которых тесть называл «комиссары».

На Базарной площади в окружении лабазов и складов народу было больше. Хотя и чувствовалось, что в сравнении с прежними годами число торгующих людей не велико. Встречались пустые торговые места, а то и целые ряды. Как на любом рынке в последние годы, здесь в изобилии водились воришки. У Давида попытались спереть мешок. Спасла хорошая реакция. Но, когда он попытался позвать хоть какую-нибудь власть, на него навалились два крепких мужика. Пришлось быстро ретироваться. Уже в переулке он спросил у прохожего дорогу к железнодорожной станции.

На вокзале царила неразбериха. Солдаты, рабочие с оружием, множество гражданских лиц самого пестрого облика. Все они что-то кричали, ругались. На путях без движения стояло множество составов. В основном, товарных или военных, где в таких же товарных вагонах везли людей. Обычных поездов, на которые можно было бы купить билет и доехать до нужной тебе станции не наблюдалось вовсе. Точнее, нет. На дальнем пути стоял один такой поезд.

Он попытался поговорить с машинистом, стоящим возле паровоза, узнать, есть ли начальник поезда, с кем можно договориться о том, чтобы купить билет? Но железнодорожник только отмахивался от него.

– Да вы о чем, господин студент! Видите сколько тут всего. Пока они не пройдут, мы и не тронемся. Если через три дня пойдем, считайте, что повезло.

Еще раньше Давид попытался купить билет в кассах. Успех был примерно тот же. У дверей в кабинет начальника вокзала стояла толпа из людей невоенного облика. Все они размахивали какими-то бумагами, которые, видимо, должны были обеспечить им первоочередное отправление. Временами их расталкивали люди в кожанках или шинелях с оружием и врывались в кабинет. После криков, а порой и выстрелов, какой-то состав порой начинал движение.

Давид понял, что купить билет, сесть на поезд и уехать не получится. Нужно было что-то делать. Но что? Молодой человек вышел на привокзальную площадь, так же забитую людьми, как и сам вокзал. Возле самого крыльца с пандусами для подъема тяжелого багажа сидела большая группа солдат. Солдаты жгли костер, греясь вокруг него. Над костром что-то булькало в котелке. Цыганский табор какой-то, а не городская площадь у вокзала. Впрочем, и вокзал невелик. Прислушавшись к разговору, Давид с удивлением опознал польскую речь. Для жителя Бобруйска знать русский, идиш и польский было естественно. На трех языках говорили все.

Он подошел к группе и обратился по-польски к одному из солдат.

– Простите, пан, вы поляк?

– Да. Мы военнослужащие польского запасного полка – удивился солдат – А вы?

– Нет, я не поляк, но я много лет жил в Польше – ответил Давид почти правду.

– Нет ли у пана папирос, – неожиданно спросил солдат.

Папиросы нашлись. Завязался разговор. Из беседы выяснилось, что польские части уже почти полгода стояли в Белгороде, ожидая отправки на фронт. Но произошла революция и угрозы оказаться в окопах не стало. Офицеры бежали домой. А солдатам там делать особенно нечего. Потому они остаются в городе, где вместе с бойцами «красной гвардии» составляют боевую силу советов. Недавно они помешали проходу целого полка контрреволюционеров на Дон. А вот теперь собираются в Харьков, где создается боевой кулак против казаков, не признавших революционное правительство. Услышав про Харьков, Давид стал вдвойне внимателен и общителен.