День, который начался так сладко, тянулся и тянулся. Давид несколько раз разобрал и собрал пистолет, проверил патроны, деньги (отложив двенадцать рублей на завтра), собрал в мешок вещи, еду, проверил вновь зашитые в шинели сокровища. А день все шел. Наконец, стемнело. На улице зажглись фонари. Завтра будет трудный день. Давид вертелся в кровати, стараясь заснуть. Мысли скакали, как белки по веткам дерева. Розочка, Александр Иванович, убитый бандит на дороге, грустный польский солдатик в поезде, опять Розочка. Наконец, он уснул.

Просыпался часто. Боялся проспать время. И все же почти проспал. Едва не бегом влетел в зал железнодорожного вокзала. Господин в форме буквально материализовался в тот миг, как Давид подошел к кассам.

– Вы точны, молодой человек. Это хорошо – проговорил он, почему-то потирая руки – Пойдемте.

Они вышли на перрон. Состав уже стоял. Вагоны были какие-то странные. Давид не мог даже различить классы. Было даже несколько теплушек. Возле каждого вагона уже толкались люди. Господин повел его в дальний конец, где почти не было народа.

– Деньги нашли, господин студент?

– Да, конечно.

– Давайте.

Давид передал сложенные вдвое бумажки железнодорожнику. Тот быстро спрятав деньги в карман, взял Давида за руку и повел его за состав. Они подошли к вагону с противоположной от перрона стороны. Железнодорожник постучал в дверь тамбура. Выглянул недовольный господин, но увидев стучавшего, смягчился.

– Тебе чего, Игнат Егорович?

– Пассажира привел.

– А, давай. Только быстро. Товарищи проверяют. Да и нашим лучше не попадаться.

Игнат Егорович достал две бумажки, из пачки, врученной Давидом, и передал проводнику. Тот также быстро сунул деньги в карман, подал Давиду руку и быстро повел в вагон. Давиду казалось, что он должен как-то попрощаться с Игнатом Егоровичем. Но и его нынешний провожатый, да и сам его предшественник особо к тому не стремились. Вагон был третьего класса. Провожатый отвел его к середине и указал на полку для багажа.

– Ты, мил человек, пока там ложись. А как народ набьется, вылезай. Никто тебе ничего и не скажет. Контролеру вот это покажешь – он сунул Давиду в руку какой-то кусок картона с печатью.

– Спасибо – растерянно проговорил Давид.

– Ты не спасибкай, а залазь. И не мельтеши, пока посадка будет. Билетов и так продано в два раза больше, чем мест. Всем деньги нужны. И – он вдруг подмигнул совсем по-приятельски – не тушуйся.

Минут двадцать Давид сидел один на «третей полке», съежившись и стараясь быть, как можно менее заметным. Потом вагон постепенно заполнился людьми. Разными людьми. Давид сверху попытался как-то объяснить себе, кто его попутчики? Не выходило, настолько непохожи они были на привычных персонажей из той, похоже, уже безвозвратно канувшей в Лету, жизни. Вот внизу села строгая и важная дама, явно не привыкшая к такому окружению. Она сосредоточено смотрела в окно, стараясь не замечать все, что творилось вокруг. Рядом с ней уселся мужик, явно из дезертиров или демобилизованных, едущих домой, в шинели со споротыми погонами, с шапкой без кокарды. Мужик был в самом благодушном настроении, сыпал пословицами, угощал всех желающих папиросами.

На противоположном сидении примостились целых три широкие тетки с огромными баулами, которые они безуспешно пытались запихнуть под полку. Как-то в их отсек влезли еще два человека какой-то уж совсем неопределенной внешности. Одежда этих господ, хоть и с претензией на «приличную», пребывала в полном беспорядке. А жилет, манишка, галстук, хоть и были явно не дешевыми, не сочетались друг с другом. По крайней мере, с точки зрения тех правил, которые некогда внушались Додику. Брюки были измяты и грязны. Давид вспомнил, что еще совсем недавно сам выглядел не лучше, и усмехнулся. На противоположной от Давида «третьей полке» тоже разместился солдатик. Впрочем, сразу заснул. Видимо, так же были набиты и остальные отсеки вагона.

Поезд тронулся, медленно набирая скорость. В окнах замелькали какие-то силуэты. С высоты смотреть в окно было неудобно. Додик попытался прислушаться к разговорам внизу. Интересно, что война и революция в разговорах не встречались. Говорили о хозяйстве, о ценах. Тихо обсуждали какие-то «дела». Ругали власть. Но чувствовалось, что это не особенно интересует говорящих. Скорее, это был вариант светского разговора о погоде.

Стало скучно. Давид положил голову на мешок и уставился в уголок окна. Что ж, пока все складывается хорошо. Он около недели в пути, а уже приближается к Мелитополю. Конечно, если бы не неприятность под Курском, он был бы в Харькове на три дня раньше. Только ведь могло быть и иначе. Он мог бы лежать сейчас на железнодорожной насыпи с пулей в голове или бродить ограбленным по курским деревням.

Давид стал думать о Розочке. О том, как они вернутся в Москву, заберут свои деньги у отца и…. Почему-то представлялась их питерская квартира. Нет. Этого уже не будет. Но они будут вместе. Будут сидеть рядышком на удобном диванчике вечерами, во сне он будет чувствовать горячее тело любимой рядом с собой. Все это обязательно будет. Под эти приятные мысли он задремал.

Проснулся он от того, что поезд резко замедлил ход и стал останавливаться. Он свесился с «третьей полки», пытаясь разглядеть причины остановки. Похоже, что повторялась курская история. Вдоль поезда бежали какие-то вооруженные люди, раздавались крики, выстрелы. Женщины в вагоне испуганно переговаривались, а важная дама, сидящая внизу, напротив Давида, отпрянула от окна.

Мужчины странного вида, замеченные им еще при посадке, двинулись к тамбуру. Двинулись еще человек шесть пассажиров. Давид спрыгнул вниз и тоже, не торопясь, пошел по вагону. На полке не отсидишься. Правая рука у многих была в кармане, а несколько человек крестьянского вида, не особенно прячась, несли в руках обрезы. Вышли в тамбур, открыли дверь. Тут же появилась кудрявая голова в папахе:

– А ну, давайте… – начал свою речь нежданный гость. Но закончить не успел. Мужчина в несвежей манишке и помятом пиджаке, всадил в него пулю.

Этого будто ждали. Из всех вагонов раздались выстрелы. Стреляли и с другой стороны. Но, похоже, бандиты не ожидали отпора, а пассажиры научились не быть пассивными жертвами. Стрелки расползлись по вагону, выцеливая бандитов снаружи. Те залегли и потихоньку стали отползать, продолжая стрелять по защитникам поезда.

Давид усмотрел какую-то фигурку у насыпи, пытающуюся попасть из ружья в их вагон. Как его учили еще в Москве, поймал противника на «столбик» прицела, выжал свободный ход курка и выстрелил. Фигурка пропала. Попал. Выстрелил в соседнюю с ней фигурку. С досадой понял, что промазал.

Он ждал повторения рвотного спазма. Но ничего не случилось. Странно, тогда, на курской дороге, он долго не мог прийти в себя. А здесь – никакой реакции. Наверное, потому, что не вижу их глаз. Хотя, может быть, просто начинаю привыкать ко всему этому кошмару. Что-то изменилось в нем самом, а, может быть, в мире.

Бандиты побежали. Телеги, на которые, видимо, предполагалось грузить награбленное, понесли самих бандитов в им известном направлении. Из вагонов стали выскакивать. Люди побежали к голове состава. Завал на путях, который, собственно, остановил поезд, довольно быстро разобрали. Расселись по вагонам. Настроение в поезде изменилось. Попутчики уже не жались кучками. Напротив, люди общались, обменивались репликами, хлопали друг друга по плечам.

Давид оказался рядом с двумя господами потрепанного вида. Товарки угощали их всякими деревенскими разносолами, величали спасителями. Юноше эти похвалы были приятны, но казались какими-то чрезмерными. Его новые приятели и того больше. С удовольствием взяв еду, прикрикнули на теток. Хотя Давида охотно пустили к столу, отодвинув солдата со споротыми погонами.

– Ну, что студент, – проговорил один из них, сверкнув золотым зубом, – Присаживайся.

– Спасибо, – проговорил Давид. Есть хотелось не очень, но общением пренебрегать не стоило. Он потянулся за своим мешком, достал из него круг колбасы и фляжку с водкой. Положил все это на стол.

– Вот это фарт! – весело проговорил другой – И правильно, за то, что так гладко масть выпала, выпить не грех. Точно, студент?

Разлили, выпили. Глаза приятелей потеплели.

– А что в Мелитополе позабыл, студент?

– Так, мне не в Мелитополь. Мне в Симферополь надо, – проговорил юноша. Незнакомцы почему-то переглянулись.

– А, на море решил податься. К теплу. Это тема.

– Да нет. Семья у меня в Крыму. Жена, теща.

– Так, тогда, студент, тебе в другую сторону ехать надо. От тещи, – засмеялся над чем-то попутчик.

– Мне нужно в Крым, – упрямо и немного по-детски ответил Давид.

– В Крыму хорошо. Пляжи, дамочки, господа с хрустами… – мечтательно протянул попутчик. Послушай, студент, мы едем в Крым. Можем взять тебя с собой. Ты, конечно, не деловой. Но лишний ствол нам пригодится. Поедешь? С нами легче будет. Одному сейчас ездить не хорошо. Не то время.

Давид задумался. Конечно, эти господа, по всей вероятности, такие же бандиты, как и те, в кого он только что стрелял. Он уже имел дело с самыми разными людьми, которые убивали или собирались убивать. Чем эти господа хуже? Тем, что не пытаются красивыми словами оформить свое желание или необходимость убивать? Может, оно и честнее. А главное, с ними будет проще добраться до Розочки.

Говорили долго. Про жизнь, про непонятный Давиду «фарт», который все они в Крыму «поймают». Внимательно и с сочувствием слушали про мытарства Давида в дороге. Расстались почти друзьями, решив дальше ехать вместе. Поезд к тому времени уже подходил к небольшому Мелитопольскому вокзалу, расположенному среди невысоких домиков.

Глава 7. В Крыму

Вот уже второй день Давид и два его новых попутчика ехали в сторону Гнилого моря, Сиваша, отделяющего Крым от материковой Украины. Вокруг становилось все более тоскливо. Солончаки, покрытые ржавой травой. Ни деревца, ни куста. И не сказать, что холодно, но как-то промозгло, ветрено, неуютно. Хотя, и то хорошо, что из Мелитополя выбрались живые, хотя и не целые. Один из попутчиков Давида явно отходил.