– Будешь тут. Как кипяток…. Так ты любишь меня, Катя? – спросил он.

– Да, да, конечно! – воскликнула я.

Он высвободил руку и протянул мне жвачку.

– Тогда попробуй.

Неожиданное продолжение. Я взяла её, недоумевая.

– Хорошо, я потом…

– Нет, попробуй сейчас. Пожалуйста!

– Она волшебная! Из сказки! – сказала Машенька. – Мне мапа тоже такую дал!

– Д-да, да, у всех должны быть волшебные жвачки. Прямо сейчас! – пробормотал Андрей, чересчур волнуясь.

– Ну хорошо, – согласилась я и, развернув, положила в рот сладковатую резинку. Прожевала. На вкус обычная. Даже не сочный арбуз и не корица с перцем. Волшебство без вкуса и запаха. Гипоаллергенное, видимо…

– Нравится? – Он смотрел на меня так, словно дал попробовать паюсную белужью икру из золотой коробочки и боялся, что я скривлюсь и скажу «гадость».

– Да, – кивнула я, тщетно пытаясь понять, какая загадка прячется за его зрачками, и что быстро снимает температуру. – Мне кажется, тебе нужно домой, Андрюша, отдохнуть. Хочешь, я с Машей посижу?

– Да, позже обязательно. А сейчас давай, – раскрыл Андрей ладонь.

– Чего? – опешила я.

– Жвачку обратно.

Э-э…

Но он поднёс ладонь прямо к моим губам. И пришлось вернуть ему резиновое угощение. Андрей зажал жвачку в кулак и сунул его в карман брюк. Потом снова поцеловал меня. Коснулся горячим лбом моего лба и носом носа. Пробормотал:

– Что бы ни случилось, я никогда не хотел тебя обидеть! Знай это, хорошо? Знай! И прости…

Мне было хорошо и странно, и я решила, что нам всем срочно надо домой. Там я закутаю Андрея одеялом, суну градусник под мышку и налью чаю…

И вдруг он с силой дёрнул меня за волосы.

Я ойкнула от неожиданности и боли. Открылась дверь в наш класс. На пороге появился Добрыня. И послышалось Машино восторженное:

– Ой, дядя, ты медведь?!

* * *

– Кажется, это тебя! – сказал Андрей.

Провёл, как школьницу: пока я оборачивалась, он подхватил Машу и исчез с ней так быстро, что я лишилась дара речи. Что это было?

Так я и пробормотала себе под нос, садясь за парту в полном ошеломлении:

– Что это было?!

Ли Юн посмотрел на меня неодобрительно, затем обвёл взглядом других студентов:

– Слушайте внимательно, сейчас будет важная тема!

– Я не знал, что у вас есть ребёнок, – прошептал Добрыня, который несмотря ни на что вновь сел за парту рядом со мной. Приятно, когда люди не обидчивы.

– Я тоже… Хотя, позвольте, – опомнилась я, – это не мой ребёнок. Это дочь Андрея.

– А так похожа!

– Всякое бывает на свете, – пробормотала я, проводя рукой по тому месту, где царевич пытался лишить меня скальпа. Очень было чувствительно до сих пор. Но обидеться я не успела. Сердце тревожно стучало: если Андрей в таком неадеквате, как он поведёт машину?! Ещё и с Машей!

– Да, говорят, существуют схожие генотипы, – не отставал Добрыня. – Вы и с ним одного типа, южного. Похожи даже. Как ни прискорбно мне это отметить…

Я не слушала ни его, ни Ли Юна, я набирала сообщение Андрею, пытаясь выяснить, что происходит. Не ответил. Осторожно прикрыв рукой телефон и почти согнувшись над партой, я позвонила Андрею. Не берёт.

– Чем он вас огорошил? – шёпотом допытывался Добрыня.

– А? Что?

– Ну, вы сказали: «Что это было», когда пришли…

Я моргнула.

– Ах, да… Вы совершенно случайно не знаете, какая может быть связь между словами: «жевательная резинка, волосы, преступление»?

– Ого ребус! – изумился Добрыня. – Я точно не знаю, но можем спросить гугл.

Ли Юн продолжал приводить примеры. Речь на китайском сейчас мной воспринималась… как на китайском. Для чайников.

Добрыня тоже увлёкся не бизнес-лексикой и начал мне на ухо зачитывать:

– «Как убрать жевательную резинку из волос»… «Кодекс поведения блондинки», не то? О, «использование волос, слюны и пота в расследовании»…

– А что там об этом? – заинтересовалась я.

Добрыня сунул мне под нос свой смартфон размером с сапёрную лопатку, и я прочла:

«В судебно-медицинской практике исследования вещественных доказательств биологического происхождения довольно часто возникает необходимость устанавливать присутствие следов различных выделений человека (слюны, мочи, пота и др.), чтобы решить вопрос о возможности происхождения этих вещественных доказательств от конкретного лица (потерпевшего, подозреваемого или обвиняемого)… Изымать следы слюны нужно с предметом-носителем (окурок, жевательная резинка, посуда и др.).[12]»

А зачем Андрею моя слюна? – ещё сильнее озадачилась я, понимая, что не усижу на месте больше ни секунды. Слово «преступник» сверлило мозг. Что Андрей задумал? Причем с Машей?!

– А вот тут ещё говорится про тест на отцовство, – прошептал зычно Добрыня.

У меня ухнуло сердце. Лана что-то устроила? О да, она же говорила про месть! А Андрей? Такого неадекватного я его никогда не видела… Всё это очень плохо, очень. Я должна срочно его найти!

– Какое такси сейчас дешевле всего? – спросила я Добрыню.

– Зачем такси? Я вас отвезу!

– Это неловко. И простите, мне нужно бежать прямо сейчас, не дожидаясь конца урока!

– Я вижу, понял. – И он вслух проговорил, выпрямившись: – Господин Ли Юн, прошу вас, отпустите нас, пожалуйста! Очень срочные проблемы. Я планшет на записи оставлю, можно?

– Ну если надо, идите, – не очень довольно ответил китаец.

Впрочем, его из дзен-созерцательности двум нерадивым студентам было не выбить. Зависть. У меня уже тревога колотила дятлом по темечку. Рассыпавшись в извинениях, мы подхватились с Добрыней с места и выбежали в коридор. Я продолжала набирать Андрея. Но он не брал телефон. А потом вообще послышалось отвратное: «Абонент вне зоны действия сети…»

– Куда едем? – спросил мой добровольный помощник размером с дирижабль, усаживаясь в такую же габаритную машину.

Я назвала адрес Андрея, и мы помчались.

* * *

Консьержка не хотела меня впускать, но Добрыня умаслил её улыбкой и пообещал:

– Она только на минуточку! Буянить не будет, честно-честно! Я у вас в заложниках останусь, если что.

Консьержка недоуменно посмотрела на лицо «заложника» шире её командирского окошечка, и ничего не сказала. А я взлетела на шестнадцатый этаж, помогая собственным нетерпением лифту ползти быстрее. Но и тут меня ждал провал. На звонки и стук в дверь никто не откликался. Я приложила ухо к двери. Тишина. Их нет дома. А где они могут быть? В офисе? У дедушки? Уехали?!

Мысль о старшем Жирафе отозвалась дурнотой. Я сглотнула и посмотрела под ноги. На резиновом коврике у порога лежала скомканная, изорванная бумажка с отпечатком подошвы. От неё разило яростью. Я наклонилась и прочла надпись на штампе «Московский районный суд». В волнении принялась рассматривать кусочки бумаги с печатным текстом.

«Повестка», «Гриналь…», «В качестве ответчик…». Из нескольких обрывков я сложила: «по делу: об изменении порядка общения с ребёнком».

У меня ухнуло сердце, и всё похолодело – неадекватность Андрея стала понятна: Лана хочет отнять у Андрея Машу! Но у них ведь наверняка ранее был уже суд, они же разводились. Так почему Андрей был в таком состоянии? Может, что-то новое открылось? У Ланы появились компрометирующие его факты? Что-то ужасное?

Мысли продолжали хаотично скакать в голове, как атомы после Большого взрыва.

А мои волосы при чём? Ничего не понимаю…

Что бы там ни было, я знала одно: Андрей – «мапа», и по тому, с какой нежностью и лаской он общался с дочкой, было ясно – она для него всё. Я таких отцов в своей жизни не встречала, может, разве что на картинках вконтакте про «сумасшедших пап». Но я их всегда старалась быстро закрыть, сразу после умиления испытывая мучительную зависть и считая, что мне такое счастье в реале недоступно. И вот он оказался рядом, настоящий, любящий. Мой царевич. Самый прекрасный на свете! И он… – я сжала обрывки повестки в повлажневшей ладони, – он готов на преступление. Ради дочки.

Я осмотрелась вокруг растерянно. Что же делать?! В отчаянии набрала номер царевича, умоляя про себя: Андрюша, родной мой, любимый, ответь!

Не ответил. Телефон по-прежнему был выключен. Куда же теперь? Где его искать?!

Я достала из сумки тетрадь, вырвала лист и написала на голубых клеточках:

«Андрей! Андрюша! Я волнуюсь. Позвони мне, пожалуйста!»

Подумала и приписала:

«Ты нужен мне, как… как ты! Ты нужен мне! Вы оба нужны!!! Катя»

И я пошла к лифту, судорожно размышляя. Пока заторможенный лифт спустил меня к Добрыне, в голове сложилось решение: надо ехать в офис. Он может быть там. Или у своего отца дома. Ведь когда плохо, прежде всего обращаются к родителям! Надежда загорелась в душе – ВГ разумный, он не позволит Андрею наделать глупостей. Даже хорошо, что диктатор! Но я… я должна быть в этом уверена! Телефон и адрес старшего Жирафа наверняка должны быть у охраны.

– Ну что? – спросил Добрыня. – Теперь домой?

– Нет, мне нужно на работу, в Жираф, – сказала я.

– Так поздно уже!

– Супермаркет еще работает.

– Как скажете, Катюша, – развёл руки Добрыня. – А что случилось-то?

– Пока ничего, – выдохнула я. – И надеюсь, что ничего не случится.

Мы в две секунды сели в чёрный Порше и поехали.

– Завидую ему, – вдруг признался Добрыня.

Я растерянно взглянула на своего спутника, открыла рот, чтобы что-то ответить, и закрыла. Что я могу сказать? Что моё сердце долго молчало и от людей пряталось, а теперь раскрылось и затанцевало только для Андрея? Сказать, что теперь оно балансирует на краю пропасти, умирая от беспокойства? Как можно заявить, что человека не любишь? Хорошего человека? Я не любила Добрыню, но чувствовала искреннюю благодарность и потому тихо произнесла:

– Спасибо вам за помощь, Денис. Вы даже не представляете, насколько она для меня важна! Вы очень хороший человек!