С родителями договорился. Но замотался по работе. Забегался. И только накануне вспомнил, что забыл наточить ножи. Хороший набор самодельных ножей для свежевания туши. Набор-то хороший, но тупой на данный момент. А сегодня пятница. А завтра с утра ехать в деревню. Позвонил знакомому с работы, живущему в соседнем подъезде. Который носил старинное русское имя Кузьма, хотя и был по национальности татарином. Но его все звали по имени отчеству – Кузьма Андреевич. По фамилии Кузнецов. Работал он, однако, не кузнецом, а шлифовальщиком, и дома имел полный набор всяких инструментов и материалов для заточки ножей.

Кузьма Андреич был компанейским мужиком. Среднего роста, с круглой физиономией и русыми волосами. Всегда спокойный, с непроницаемым лицом. У него очень хорошо получалось рассказывать анекдоты в компании. Когда все уже по полу катаются, держась за животы, а Кузьма с невозмутимым видом очередную байку травит.

Пришёл я почти в 10 часов вечера к Кузьме. С собой притащил маленькую бутылку виски. Кузьма проводил меня на кухню, состряпал закуску, и мы выпили по одной. Потом он отодвинул стакан, сел на табурет, стоящий за холодильником, и принялся точить мои ножи. Параллельно трепясь со мной за жизнь.

Сидим. Кузьма точит ножи. Я потихоньку попиваю свой же виски. Кухня метров двенадцать. Да ещё и жара стоит – отопительный сезон начался. А мы тут ещё и накатили. Кузьма снял рубашку, остался по пояс голый. Сидит, ножиком вжик-вжик. Я глянул, а у него на груди татуировка. Красивая, цветная. Огромный орёл на всю грудь. Крылья до плеч, голова с клювом на левую грудь склонилась. А в когтях у орла мужчина. Почти голый. В одних семейных трусах. И трусы эти в горошек. В красный. Я аж поперхнулся виски, когда эти трусы на пузе у Кузьмы увидел.

– Кузьма Андреич, – говорю, – а чего это такая странная татуировка? Орёл очень красивый, а вот детали туалета у мужчины какие-то странные.

– Да это я по молодости, в 17 лет наколол, – не прерывая работу, сказал Кузьма, – глупый был. У нас во дворе жил классный кольщик, он мне и набил орла с мужиком. А в трусах, это потому что по легенде.

– По какой легенде? – не понял я.

– Да во дворе легенда была. Я её уже точно не помню. Там какая-то баба изменила мужу. И тот то ли сам в орла превратился, то ли нашёл это чудо природы. В общем, прилетел орёл, бабу заклевал до смерти, а мужика, который с ней был, унёс куда-то и сбросил в пропасть.

– Бред, – не выдержал я.

– Бред, – согласился Кузьма, – но сам понимаешь, опасный возраст, в голове чёрт знает что происходит. Да и сам рисунок, по большому счёту, красивый получился. Вот с трусами да, не очень красиво. Но кольщик объяснил, что такие трусы – у подлецов, которые чужих жён совращают. Ну, я и оставил.

– А потом забить штанами или другим цветом? – не сдавался я.

– А потом я отцу пообещал, что больше ни сантиметра не набью, – ответил Кузьма, откладывая в сторону очередной наточенный нож, – он когда это произведение в бане увидел, чуть не убил меня.

Я не выдержал и рассмеялся, представив Кузьму и его отца. Кузьма покосился на меня, но так же невозмутимо продолжил своё дело. Вжик-вжик. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Жена моя татуировку не любит, – после минутной паузы продолжил он, – прям корёжит её от этого орла. А про трусы я от неё чего тока не наслушался.

Кузьма отложил наточенный нож и взял в руки тесак. Тот служил для перерубания костей и вида был устрашающего. Сделан он был из рессоры, 30 сантиметров в длину, чёрная эбонитовая рукоятка. Кузьма напильником заровнял зазубрины на лезвии и принялся затачивать тесак на специальном круге.

Я налил в два стаканчика виски, нарезал лимон. Кузьма на минутку отвлёкся от работы, ловким движением опрокинул в себя горячительное, прополоскал им во рту и проглотил. Лимон понюхал, но есть не стал. Отложил на тарелочку. Взялся за тесак. Вжик-вжик.

В это время в прихожей раздался шум открываемой двери.

– Помянешь чёрта, – едва слышно пробормотал Кузьма Андреич.

В кухню вошла супруга Кузьмы Инна, маленькая, ярко раскрашенная блондинка.

– Здрасте, – с порога отозвалась она и, оглядев кухню, добавила: – Чего это вы тут делаете, мужики?

– Орудия пыток готовим, – пошутил я.

– Каких пыток? – недоумённо уставилась на нас Инна, переводя взгляд с открытой бутылки виски на разложенные на табуретке свеженаточенные ножи.

– Таких, – туманно ответил я.

Вжик-вжик, тесак поворачивался над кругом то одной, то другой стороной. Кузьма поднял голову, почесал рукояткой тесака переносицу, встал. Орёл на его груди расправил крылья.

– Кузнецов, ты чего? – прошептала Инна, попятившись к двери.

– Сама расскажешь или как? – спокойно спросил её Кузьма.

– Лучше сознайся, – поддержал я шутку приятеля, – он и так всё знает.

При этом я огромным усилием воли старался не засмеяться. Виски приятно бродили в голове и желудке, делая жизнь весёлой и бесшабашной. Но Инне так не казалось. Она побледнела, уперлась спиной в закрытую дверь кухни и вдруг медленно осела на пол.

– Я больше не буду, – срывающимся голосом начала она, – я всё скажу. Только не надо ничего делать. Убери, пожалуйста, ножи, Кузя.

Кузьма посмотрел на супругу. Сел. Взял в руки тесак и возобновил прерванное. Вжик-вжик. А Инна продолжала:

– Я не хотела. Так получилось. Ты тогда на рыбалку в прошлом году уехал. А он зашёл к нам. Ну, и как-то так получилось. Переспали. А потом он регулярно стал захаживать.

Я даже перестал дышать на какое-то время. Рвавшийся изнутри смех исчез. Я понял, что шутка перестала быть шуткой. Инка действительно всё восприняла всерьёз. И сейчас каялась в прелюбодеянии.

– Кто? – продолжая точить тесак, спросил Кузьма. Вжик-вжик.

– А Вадик тебе разве не сказал? – переведя на меня взгляд, спросила Инна.

– А я тут при чём? – удивился я. Во рту мгновенно пересохло, и я сразу же налил себе виски. И тут же выпил. Закинул в рот дольку лимона. Полегчало.

– Так это твой родственник, Володька Филиппов.

Я закашлялся, подавившись лимоном.

– Кто?

– Володя, – заплакала Инна, – я думала, он тебе растрепал всё, а ты уже Кузнецову рассказал.

– Я не в курсе всех эти дел, – заявил я, – сам первый раз слышу.

Кузьма всё так же невозмутимо продолжал точить тесак. Вжик-вжик. Лицо его было спокойным. Лишь орёл на груди косил на нас с Инкой недобрым взглядом. Наконец, он остановился, потрогал лезвие большим пальцем, одобрительно щелкнул языком.

– Я тебя вообще-то не о Володьке спросить хотел, – начал он.

– А с Сашкой я только три раза, – внезапно разрыдалась Инка, окончательно плюхнувшись на пол мягким местом, – мы с ним всего месяц назад. Всего три раза за это время.

– Какой Сашка? – спросил я. – Ещё один мой родственник?

– Нееет, – размазывая тушь по лицу, протянула Инна, – с соседнего подъезда мужчина. У него пудель красивый, и он с женой недавно развёлся.

И Инка разревелась в полный голос. Я же разлил остатки виски в стаканы. Протянул Кузьме Андреичу его. Не чокаясь, синхронно выпили. Крякнули.

– Ещё кто есть? – осторожно поинтересовался Кузьма.

– Нет, – сквозь слёзы ответила Инка.

– А тебе мало, что ли? – пробубнил я.

– Не, достаточно, – ответил Кузьма и, повернувшись к жене: – Я спросить хотел, собственно, ты куда бутылку водки спрятала?

– На антресолях, в моих сапогах, – прошелестела Инка. Плакать она уже перестала, только иногда икала.

– Десять минут тебе собраться и сгинуть, – велел Инке Кузьма.

– А куда? – шмыгнула носом Инка.

– К маме, – немного подумав, сказал Кузьма.

Инка кивнула, вскочила с пола и скрылась в недрах квартиры. Кузьма взял ножи с табурета, переложил их на стол. Затем забрался на этот табурет в коридоре и несколько минут шуршал где-то под потолком. Вернулся с двумя Инкиными сапогами. В каждом сапоге было по бутылке водки.

– Накатим? – предложил.

– Только немного, мне завтра поросёнка резать, – отозвался я. – И это, Кузьма Андреич, я не при делах, я не знал про Володьку.

– Да верю, – разливая водку в стаканы, ответил Кузьма.

Выпили. Заели остатками лимона и малосольными огурцами, обнаруженными в холодильнике. Хлопнула входная дверь. «Инка ушла», – догадался я.

– Да уж, пошутили, – пряча водку в холодильник, протянул Кузьма, – десять лет брака в течение десяти минут коту под хвост. Лучше бы я ничего не знал.

Я встал. Собрал ножи. Поблагодарил Кузьму Андреича за работу. И ушёл домой. Надо было выспаться перед поездкой к родителям. А он остался в пустой квартире.

Костюм


Фактически она была замужем. Но не жила с мужем уже три года. Он в Киеве, она в Алматы с дочкой Настей и мамой Алевтиной Михайловной. А не разводились, потому что так было удобно дочке ездить к отцу на Украину. Именно так мне объяснила Тонечка Власова своё семейное положение. Да, фактически в браке, практически в разводе. И что у неё с мужем договорённость по поводу семейного статуса. Если кто-то из них захочет развестись, то другой этому препятствовать не будет.