Кэлвин, значит, на очереди.

— Регина, я просто мечтаю встретиться с твоим отцом.

— Только скажи, когда и где.

— За ужином в «Нобу», через две недели, пятницу, — говорю я — мне нужно время.

Регина делает не совсем уместный жест.

— Заметано!

Я крою счастливую улыбку:

— Буду ждать с нетерпением!

Глава 8

По всей видимости, некий актер-шотландец скоропостижно влюбился. Предмет его страсти, небезызвестная владелица бутика дамских сумок, не отвечает ему взаимностью — если, конечно, один вечер дает нам право сделать подобный вывод. Стильная штучка почему-то не реагировала на преданные взгляды, которые шотландец бросал в ее сторону, — видимо, ей нужен отнюдь не щенячий восторг. Так что же все-таки у шотландца под килтом? По сведениям из надежных источников, маленький пугливый зверек…

Как зовут газетного магната, который недавно отстегнул кругленькую сумму в пользу бездомных? Узнав о размерах пожертвования, даже самые истовые альтруисты рвали на себе волосы, а упакованная дочка магната едва не лишилась рассудка, когда увидела, что ее наследство сократилось на добрый десяток нулей. И не думайте, что мы вас разыгрываем.

Во вчерашнем номере «Юроп обсервер» имела место разгромная статья, порицающая пристрастие американцев к знаменитостям. И конечно, на той же полосе была и другая статья — о званом ужине, который прошел в одном из самых дорогих ресторанов. О времена, о нравы!


На следующее утро я не спешу вставать — надеюсь, что мамуля уберется до моего выхода из спальни. Мечтать не вредно — мамуля в кухне, все усыпано молотым кофе, на моей столешнице из итальянского гранита полный бардак. Ясно как день, что мамуля и не подумает за собой убрать.

— Придется тебе вымыть столешницу и все остальное, — говорю я, несмотря на то что у меня есть домработница.

— Хорошо, — отвечает мамуля и аккуратно смахивает кофе на пол.

Мне много чего хочется сказать, но я проглатываю эпитеты и спрашиваю:

— Ты уже нашла работу?

В отместку мамуля закуривает. О, она прекрасно знает, как ударить побольнее!

— А ты уже поговорила с отцом? Его шлюха все еще шастает по нашему дому?

Чтобы задушить ее поползновения в зародыше, я беру мобильник и подхожу к окну. Вчера вечером я внесла папу в категорию быстрого дозвона.

— Папа? Это Ви. Послушай…

— Это Бен и Лори, мы не можем сейчас подойти к телефону…

Я нажимаю «Отбой».

— Мам, кто такая Лори?

Мамуля безуспешно пытается напустить на себя безразличие.

— Это его потаскушка.

Повисает молчание, прямо-таки искрящее взаимной неприязнью. Наконец мамуля не выдерживает:

— Ну, Ви, ты уже придумала, как меня развлечь?

— Днем у меня деловая встреча, а вечером свидание.

— А может, сходим куда-нибудь вместе? Помнишь, когда ты была маленькая, мы каждое воскресенье…

— Если хочешь, давай пообедаем в «Per Se»[19], — предлагаю я таким тоном, будто являюсь почетным гостем этого в высшей степени пафосного заведения (вообще-то так и есть).

Мое предложение — настоящая пощечина, только нанесенная оливковой ветвью. Глаза у мамули сужаются. Интересно, плюнет она мне в лицо или нет?

— С огромным удовольствием, — цедит мамуля.

— Тебе есть что надеть? — спрашиваю я, косясь на нечто в красную полоску — мамуля считает это платьем.

— Нет, — отвечает она.

— У тебя, кажется, пятидесятый размер?

А от кого, вы думали, я унаследовала кошмарную задницу?

— Нет, сорок восьмой.

— Сейчас посмотрю в шкафу, может, найду что-нибудь подходящее.

Через несколько минут я приношу брючный костюм от Ива Сен-Лорана, платье с оборками от Нарсиско Родригеса и маленькое узкое платье от Донны Каран из каталога «J.С. Penney».

Мамуля, несмотря на то что всю жизнь прожила во Флориде, выбирает Донну Каран. М-да, фокус не удался.

Мы преломляем хлеб (хорошо, что не ломаем кости) за обедом в «Per Se». Аура, окружающая двух женщин, состоящих в кровном родстве, но готовых сделать его кровной местью, если в руки им случайно попадутся острые предметы, явно не способствует пищеварению. Мы обмениваемся колкостями и только что не шипим друг на друга.

Вдруг в зале наступает мертвая тишина — неизвестно откуда появились люди в черных костюмах, темных очках и с крохотными рациями, удачно замаскированными за ушами. Нет, это не показ моделей «Дольче и Габбаны», это Секретная служба. Орленок идет на посадку.

Мамулины брови сползли куда-то за линию лба, ее трясет от нетерпения. Старшая Дочь ищет глазами парня, с которым у нее запланирован ланч, и вдруг ее взгляд падает на меня.

Запомните: когда судьба дарит вам встречу со Старшей Дочерью, не упустите свой шанс.

Орленок, орленок, раскормлен с пеленок,

Ты с сумкой от Ви будешь тонок и звонок!

— Ви! Боже мой, Ви, какие чудесные сумки продаются у вас в бутике!

Я смотрю на мамулю и вспыхиваю от удовольствия.

— Вот не знала, что они вам нравятся!

— Нравятся! Да я от них без ума! Сначала коллекция «Темпо», затем «Ларго» — просто чудо! А когда «Сонату» сфотографировали для «Вог», я даже не удивилась — ваши сумки этого достойны!

Я исподтишка слежу за мамулей — слышит она или нет? Рот у мамули открыт, но что-то я не вижу экстаза. Нужно продублировать заклинание.

— Оставьте мне свой почтовый адрес, и первая сумка из осенней коллекции будет вашей.

Старшая Дочь начинает повизгивать, на нее оглядывается все больше народу. Завтра наша с ней фотография появится в газетах. Кстати, не забыть нанять еще продавщиц, ведь продажи вырастут процентов на тридцать, не меньше. Все еще повизгивая (на самом деле она не визглива, это чары действуют), Старшая Дочь бросает выразительный взгляд на секьюрити № 1. Тот, ни слова не говоря, вручает мне визитку.


БЕЛЫЙ ДОМ.

1600 ПЕНСИЛЬВАНИЯ-АВЕНЮ.

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ


Как ни в чем не бывало кладу визитку на стол. Туда же чуть не падают мамулины глаза. Наконец Старшая Дочь (назовем ее Алчный Взгляд) удаляется к своему парню. Мамуля остается наедине со мной и моей гордыней.

— Не хочешь прошвырнуться по магазинам? — Я смотрю на часы. — У меня есть еще полчаса. Потом встреча с Эми в бутике. У нас большие планы, хотим заняться благотворительностью, провести аукцион с показом мод и приглашенными звездами.

Сплошное вранье: Эми назначена на вторник. Но глаза у мамули становятся в три карата. Так держать, Ви!

На самом деле я собираюсь играть в шахматы с Бланш Мне нужно с ней кое о чем посоветоваться. Например, спросить, что древние пророчества говорят о последствиях появления на Земле отпрыска Сатаны. Бланш старая. Она должна знать!

Мамуля берет свою сумку (универмаг сети «Олд нави», цена — двадцать баксов. Мамма миа!).

— Отлично! Сто лет не ходила по магазинам!

— Первым делом купим тебе новую сумку.

Мамуля прижимает к груди свою сумищу.

— А эта чем плоха?

— Ты что, ставишь под вопрос вкус дочери президента?

Мамуля явно смущена. Я беру ее под руку. Последний раз я, кажется, по доброй воле прикасалась к мамуле еще в дошкольном возрасте. Обожаю, когда последнее слово остается за мной.


Я значительно облегчаю кредитку в «Сакс» и убегаю к Бланш. Чем больше расстояние между мной и породившим меня демоном, тем свободнее дышится. Обожаю Бланш — вот бы она была моей матерью!

В парке полно народу, особенно мамаш с колясками. Вовсю цветут тюльпаны, на лужайках пасутся барашки (это я наколдовала).

Только Юрия почему-то нет. Никто не требует мзды, и Бланш, похоже, волнуется — ее многочисленные браслеты звенят громче и чаще, чем обычно.

— Ви, он ведь жив? — спрашивает Бланш, пока я расставляю фигуры.

Кстати сказать: Юрий, конечно, далеко не мальчик, но ему еще жить да жить. Вообще не люблю думать о смерти.

— Жив-жив, что ему сделается?

Бланш смотрит мне в глаза, взвешивает мои слова и наконец кивает.

— Он умер. Я чувствую. Сердцем.

Она кладет руку на грудь.

Как же мне все это надоело! То Мегс залетела, то мамуля пригремела, то Марв вляпался, то Эми затеяла аукцион. По-моему, многовато для одного человека. А тут еще Бланш, моя подруга, вообразила, что потеряла единственную любовь.

— Да с чего ты взяла?

— Ты правда считаешь, что Юрий жив?

Бланш смотрит на меня своими совиными глазищами.

— Конечно! — вру я, небрежно взмахнув рукой. — Давай уже играть, а?

Бланш, кажется, успокоилась, зато теперь у меня нервная дрожь. Видите ли, два года я не знала ни забот ни хлопот. А тут вдруг все сразу навалилось.

Чтобы хоть на время забыть о проблемах, я трижды подставляю под удар свою королеву. Бланш ни разу не воспользовалась ситуацией. Неужели все так серьезно? Вообще-то Бланш не упускает таких возможностей, за что я ее и люблю.

— Твой ход, — говорю я, выждав десять минут.

Это почти предел. Больше высидеть я не в силах, иначе взвою или рвану в туалет, а в Центральном парке и то и другое чревато.

— Нет, Ви, я только что ходила.

Я моргаю и смотрю на доску, внимательно проверяя расположение фигур. Все так и было.

— Бланш, я поставила пешку на дэ-четыре. Сейчас твой ход.

Она окидывает доску отсутствующим взглядом и качает головой.

— Да я присягнуть могу, что ходила.

— Нет, не ходила.

Бланш берет свою королеву и снова ставит ее на место.

— Что-то у меня в последнее время провалы.

— Неужели они и на шахматы распространяются?