С прачечной все вышло проще, но мы быстро осознали, что нужно постирать всю одежду, включая ту, что носили сейчас. Обнаружив секонд-хенд, я купила себе майку и пару брюк карго. Направляясь к кассе, я заметила сарафан в лавандовых и бирюзовых тонах. Вискоза – материал дешевый, но мягкий. Я расплатилась деньгами, которые выделил для меня Эван, и положила сарафан на дно сумки, прежде чем тот успел бы заметить его. Я не представляла, когда получится это надеть, маячила лишь смутная мысль, что мне хочется выглядеть красиво для Эвана.

И пусть он приобрел пару джинсов и несколько футболок, но я видела, что Эван старается сэкономить. Восемьсот баксов казались достаточно большой суммой, пока не понадобилось купить машину. Вряд ли кто-то из нас надеялся приобрести дешевую рухлядь.

Пока одежда стиралась, мы пообедали в небольшой мексиканской закусочной, заняв места подальше от окон. Расплачиваясь, Эван завязал разговор с парнем за кассой. Тот поведал ему об автосвалке, где иногда продавали подержанные машины. Она находилась в нескольких милях отсюда на южной окраине города. Мы оставили ему чаевые, отнесли свежую одежду в мотель и отправились за машиной.

В автобусе я постоянно чувствовала на себе чей-то взгляд. Эван натянул козырек бейсболки на глаза, а я могла только прикрыть свой шрам волосами. Рядом с ним я часто забывала об изъяне на лице. Сейчас это в момент выдаст меня любому фанатику новостей или помощнику полиции. Я прижалась щекой к груди Эвана, чтобы спрятать шрам и прислушаться к ритму его сердцебиения.

Пульс ровный. Парень был настороже, но не взвинчен. Я решила как барометр ориентироваться на его интуицию: нервничает он, волнуюсь и я. А так буду наслаждаться его присутствием рядом. Прикасаться к нему, когда захочу. Ощущать его тепло.

Автосвалка представляла собой полтора акра мятого металла. Под пасмурным небом один за другим располагались ряды потрепанных жизнью развалюх. Запах бензина от ямы для сжигания напомнил мне о Ли, и я стиснула зубы. Тень вчерашнего сна промелькнула перед глазами и снова исчезла.

Эван взял меня за руку, и мы пошли к главному офису. Им оказался трейлер у огороженного забором входа. Молодой, немного нервный парень по имени Трэвис, если судить по бейджику на рубашке, потер жирную, покрытую щетиной щеку после того, как Эван высказал свою просьбу.

– Сколько ты готов потратить?

– Как можно меньше. Кое-что я могу и сам починить. Если у тебя есть машина, я смогу найти запчасти и отремонтировать ее.

Трэвис почесал затылок. Пока торговался с Эваном, он оглядел меня с ног до головы, что мне не понравилось. Наконец он предложил двадцатипятилетний хэтчбек. Внутри не хватало ремней безопасности, плюс машине требовались новые свечи зажигания и генератор. Это не считая кучи других проблем, из-за которых машина выглядела трупом. Эван при этом казался доктором Франкенштейном, пытающимся воскресить ее.

– Я продам ее за четыреста баксов, – заявил Трэвис. – Запчасти можно приобрести за сотню или около того недалеко от дома Майка вверх по дороге. Скажи, что ты от меня, и он поможет. Отремонтируешь ее здесь.

Пятьсот долларов показались мне слишком большой суммой, но Эван пожал руку Трэвису. Часом позже я сидела на перевернутом ведре на автосвалке, наблюдая за тем, как парень пытается сотворить чудо. Видимо, когда-то машина была белой, но сейчас она приобрела какой-то желто-серый цвет. Проявив снисхождение, я назвала ее Снежком.

Наблюдая за работой Эвана, я любовалась тем, как напрягались мышцы его рук, когда он что-то поднимал или закручивал болты. Когда же он потянулся, чтобы вытереть их о находящуюся в заднем кармане масляную тряпку, мое внимание привлекла его задница.

У Эвана Сэлинджера была действительно классная задница.

– Заметила что-то, что тебе понравилось? – поинтересовался он с ухмылкой, не отрываясь при этом от своего занятия.

– Парочку вещей, – заявила я. – Ты заканчиваешь? Мне кажется, мы провели слишком много времени в одном месте.

– Почти все.

Я посмотрела на небо и прищурилась, пытаясь определить время. Примерно два часа. После утраты часов Эвана у меня не имелось возможности подтвердить свою догадку. Беспокоило меня и то, что наш фонд для побега сократился до трехсот долларов.

– Что дальше? – спросила я. – У нас есть Снежок, этот прекрасный образец легкового транспорта, но теперь появилась проблема с деньгами.

– Думаю, все будет хорошо, – произнес Эван и охнул, когда какой-то болт сильно ударил его.

– Меньше трехсот баксов. – Я начала грызть ноготь большого пальца. – Сколько дней мы сможем продержаться? Попробуем, как в фильме «Тельма и Луиза»? Начнем грабить винные магазины?

– Я не вор и ты тоже.

– Это не ответ на мой вопрос, если когда-нибудь я слышала хоть на один.

Эван выглянул из-под капота.

– Все будет хорошо, – повторил он. – А если нет, то мы всегда сможем заработать пару баксов, подрабатывая в стрип-клубе.

– Не хочу тебя разочаровывать, но я ужасная танцовщица.

Он захлопнул капот.

– Позволю себе не согласиться.

Я застонала.

– Мило.

Эван усмехнулся и бросил мне ключ от машины.

– Дай ей шанс.

В салоне стоял запах сигаретного дыма и псины. Я повернула ключ, и двигатель ожил.

– Она жива! – Эван с довольной улыбкой прислонился к окну. – Ты отлично справился, – похвалила я, освобождая ему место за рулем. Меня искренне впечатлило то, что этот кусок дерьма воскрес из мертвых. – Думаю, тебя ждет прекрасное будущее в качестве автомеханика.

– В этой жизни я механик. В следующей – пожарный.

– О чем ты?

Он обнял меня за плечи.

– Ты назвала ее Снежок? – Он внимательно посмотрел на маленькую белую машину. – Смешно. Я буду шокирован, если она сможет выжать пятьдесят и при этом не перегреется.

– Проклятье, ты починил ее, – проговорил Трэвис позади нас.

Прежде чем повернуться, я убрала волосы за ухо, прикрывая щеку.

– Да, завелась, – согласился Эван.

– Наверное, мне следовало запросить за нее больше.

Улыбка Трэвиса словно застыла. Выражение его лица напомнило мне ласку или опоссума. Захотелось выбраться отсюда как можно быстрее.

– Еще раз спасибо. И за то, что позволил мне поработать здесь. Я ценю это, парень, – сказал Эван, протягивая руку.

– Конечно, без проблем, – произнес Трэвис, держа руки в карманах. – Вы путешествуете? Куда направляетесь?

– То сюда, то туда, – спокойно ответил Эван. Он кивнул мне и махнул рукой в сторону пассажирской двери, к которой я уже подходила. – Береги себя.

Когда мы покидали стоянку, Эван смотрел в зеркало заднего вида почти так же пристально, как и в лобовое стекло. Я не сводила глаз с бокового зеркала.

– Ты думаешь, он в курсе?

– Без понятия. Думаю, он злится, что так дешево продал машину. В конце концов ему стало просто немного любопытно.

Минут десять мы ехали молча. Я не ориентировалась в окрестностях Уичито, но предположила, что Эван везет нас обратно в мотель.

– Такое чувство, что мы идем не в ту сторону, – заметила я.

– Знаю. Кажется, мы…

На транспортной развязке его слова затихли, а глаза сузились. Он включил поворотник и свернул на юг к Сто тридцать пятому шоссе.

– Юг? Куда мы едем?

Эван ничего не ответил, но еще несколько минут двигался на юг, тогда как сам же ранее настаивал на севере. Он всегда выбирал только север. И тут я увидела вывеску. Высокий синий прямоугольник с надписью «Джойлэнд». Изогнутая стрелка между «Джой» и «лэнд» указывала на вход в парк.

– Я была здесь раньше, – заметила я, когда Эван повернул Снежка на заросшую, утоптанную грунтовку.

– Похоже, парк закрыт уже много лет.

– Но я приезжала сюда. – Я таращилась в окно, открыв рот, а потом прикрыла его рукой. – Меня привозила сюда мама.

Припарковавшись, Эван сжал мою ладонь.

– Пошли.

Мы, держась за руки, шагали по парку развлечений. В падающем дневном свете он казался тихим и безжизненным, словно город-призрак. Покрытые облупившейся краской и ржавчиной аттракционы замерли. Игровые будки оказались закрыты ставнями, а некоторые были полностью опустошены. Продуктовые палатки разрушались среди сорняков, а тропинки покрывали сухие листья.

Остановившись, я зажмурилась и будто наяву услышала смех детей, металлический лязг старых аттракционов и голоса работников, завлекающих посетителей сыграть в азартные игры. Пахло сахарной ватой, попкорном, хот-догами, кукурузой и соусом для барбекю. Дух карнавала витал в неподвижном темном воздухе летней ночи.

И вот так, просматривая вспыхивающие перед закрытыми глазами образы, я почувствовала, как мама взяла меня за руку. Услышала ее смех. Таща меня от одной игровой будки к другой, она смеялась. Ее «свет» горел ярче, чем все лампочки на пути.

Я распахнула веки, и парк снова превратился в призрачное видение. Нас окружали лишь ржавый металл и гниющее дерево. И это Эван держал меня за руку.

Когда мы шли вглубь, у нас под ногами хрустели листья. Мы добрались до вывески с клоуном, чья маниакальная улыбка манила посетителей в страну радости. Я вспомнила его. Стоя на одной сломанной ноге, теперь он заржавел. Краска облупилась, за десять лет пребывания на солнце выцвела. Но память услужливо воссоздала его образ, вернув конусную шапочку в горошек.

– Мама попросила меня закрыть глаза, – произнесла я. – «Открой рот и закрой глаза». Она положила мне на язык сахарную вату. Я никогда раньше не пробовала ее. Помню, мне показалось, что на вкус она точь-в-точь соответствует своему названию – тающий во рту сахарный шарик.

Эван улыбнулся мне, но ничего не сказал.

– Я хотела еще, а мама засмеялась и протянула мне полный пластиковый пакет. Оторвав кусочек, я засунула его в рот. Мама не говорила, чтобы я остановилась или брала кусочек поменьше. Она рассмеялась и повела меня на карусели. Живот крутило всю дорогу. Мне стало плохо, поэтому мы запили сахарную вату газировкой с мороженым. Дальше помню машину, мы ехали домой. Я задремала, положив голову на ремень безопасности. По радио крутили песню Пэтси Клайн «Crazy», а мама подпевала. У нее был прекрасный голос…