– Значит, вы эту Марину все-таки выбрали, да? А маму…

– А с мамой мне надо было поговорить, да… Хотел как-то по-доброму разойтись, чтобы без обид… Но не успел я с ней поговорить. То есть не получилось по-доброму… Она меня опередила, понимаешь? То есть обрадовать хотела…

– Она вам сказала, что беременна?

– Да, сказала. А я испугался ужасно. Повел себя, как сволочь последняя. Даже накричал на нее… И ведь не признался в том, что у меня с Маринкой отношения завязались, а по-своему всю ситуацию перевернул… Мол, рано нам сейчас ребенка заводить, и все такое… Что НИИ разваливается, что скоро без работы останемся, что кругом бардак и беспредел творится… И визжал, как испуганный поросенок: какой ребенок, ты что, с ума сошла? Чем мы его кормить будем? Как растить? И в конце концов потребовал, чтобы она сделала аборт… Помню, она так отчаянно плакала, просила меня… Говорила, что очень любит, что вместе мы справимся… А я был холоден и жесток. И даже ультиматум поставил – или я, или ребенок. И она согласилась на аборт, сломал я ее тогда… Вернее, думал, что сломал. И даже сам в больницу с вечера отвез… И видел, как она из больничного окна мне рукой помахала… И ушел. Утром ей аборт должны были сделать…

Зоя вдруг представила себя на месте мамы, поежилась. Какую ночь она тогда провела в больнице? О чем думала? И как пришла к решению оставить ребенка? То есть ее, Зою, оставить жить…

– Прости, Зоенька. Наверное, тебе это все очень тяжело слушать… Но я честен перед тобой, рассказываю все, как было. Или не надо больше?

– Почему же? Надо. А потом… Что было потом?

– А потом мама исчезла. Я ведь даже в больницу за ней не пришел. То есть не знал, что она сбежала оттуда… И не приходил… И не звонил… Решил, что она и сама не хочет меня видеть после всего. Подумал – пусть… Так даже лучше. Без объяснений обошлось. А потом до меня дошли слухи, что она вообще из города уехала… С тех пор я ничего о ней не слышал…

– Да, мама тогда уехала на Север, в Надым. Там ее двоюродный брат жил, дядя Женя. И я там родилась, и даже в школу там пошла… А потом бабушка заболела, и мы с мамой вернулись, стали вместе с ней жить, в этой квартире. Потом бабушка умерла…

– Трудно жили, да?

– Не знаю. Трудно, наверное, но я на себе этого не ощущала. Мама как-то не жаловалась, всегда такой веселой была… Я однажды спросила у нее, где мой папа, а она посмотрела так удивленно-весело и говорит: а разве нам с тобой вдвоем плохо? Ведь нет? И ничего так и не объяснила… Да я больше и не спрашивала. Нет папы и нет, подумаешь. Да у нас в школе, помню, у половины класса отцов в семье не было… Нет, я никогда не страдала этим вопросом, правда. Мне как-то мамы хватало. Так что…

– Да, я понимаю тебя, Зоенька. Так мне и надо, что я еще могу сказать… И правильно, что ты меня презираешь, да…

– Но я вовсе не…

– Презираешь. Так и должно быть. Хотя бы за то презираешь, что я вел себя по отношению к твоей маме как подлец и предатель. Что я не хотел ребенка. То есть тебя не хотел… Вернее, хотел, чтобы тебя не было… Да если бы я знал, что ты… Что ты все-таки есть… Фу, глупость сейчас говорю, да? Просто волнуюсь очень. И еще… Я очень счастлив сейчас, Зоенька… Ты не понимаешь даже, как я счастлив… Ведь у меня нет своих детей… Марина сначала не хотела, а потом не могла… И вообще, не сложилось у нас ничего хорошего, не стали мы близкими друг другу. Разбежались в разные стороны.

– А сейчас она где? Снова замуж вышла?

– Нет. Она умерла четыре года назад. Я с мамой сейчас живу, она совсем старенькая. Работаю много… Работой и спасаюсь…

– А отчего снова не женились?

– Не получается как-то. Наверное, я не создан для счастливого брака. И знаешь, я ведь часто твою маму вспоминал… Вот ты говоришь – она веселая была, улыбчивая. И я это помню… И во сне она часто ко мне приходит… Наверное, это была та самая женщина, которая судьбой мне была предназначена… Вторая половинка… А я не понял, не разглядел… Нет, не так, я сам себе сейчас вру! Все я понял, все разглядел, да только совсем другой путь выбрал. Молодой был, амбициозный…

– Ну, зато карьера в гору пошла, ведь так? Это был ваш выбор. Всегда ведь что-то выбирать приходится. А мама и без вас счастливо жила, она по природе такая – просто счастливая. Знаете, как говорят? Если хочешь быть счастливым – будь им… Вот и мама такой была…

– Да. Ты права, наверное. А скажи… Сашку она любила? Ведь они вместе были последние годы, как мне Сашка сказал?

– Конечно, любила. И он ее любил. Им хорошо было вместе.

– Надо же… Что ж, лучше поздно, чем никогда… И еще… Спасибо тебе, Зоенька, что ты решила меня найти. Мне Сашка сказал, что ты сама так решила… Спасибо.

– Мама, когда умирала, просила вас найти. Может, я сама бы и не решилась.

– Жалеешь теперь, да?

– Честно? Не знаю… Не поняла пока. Ничего внутри не ощущаю. Никаких волнительно горячих дочерних чувств. Ничего, кроме неловкости и неудобства. Но, наверное, это первое время… Потом все само собой придет… Не обижайтесь, что я все это говорю, ладно?

Она и сама понимала, что слишком жестока сейчас. Что ему очень тяжело слышать про отсутствие «горячих дочерних чувств». Но ничего другого сказать не могла. Почему так обидно стало за маму, так больно…

Он отвел глаза в сторону, вздохнул тяжело. Показалось, черная тень пробежала по его лицу, но он заставил себя улыбнуться, заговорил тихо и виновато:

– Да, я понимаю, все понимаю… Да и не претендую, в общем… Права не имею… Одно тебе могу сказать – я счастлив! И все сделаю для того, чтобы… Чтобы стать тебе настоящим отцом… Компенсировать, так сказать…

– Компенсировать? Чем компенсировать? Странно как звучит, не находите?

– Не знаю. Может, и странно. Но я не бедный человек, Зоенька… И хотя бы материально я могу в твоей жизни поучаствовать? А иначе – для кого это все… Выходит, я для тебя старался… Ты по специальности кем будешь, скажи? Ведь ты учишься еще, да? В каком институте?

– В юридическом. Летом уже диплом получу.

– О, так это отлично, Зоенька! Придешь на мою фирму, я тебя всему научу… А потом тебе все дела передам… И вообще – все… Все на тебя перепишу… А сам на покой уйду, у меня ведь сердце больное.

– Хм… А если б я в вашей жизни не объявилась… Неужели больше бы передать некому было? Так не бывает…

– Да, ты права… Есть у меня племянники, дети моей двоюродной сестры. Они уже давно навострились на правопреемство, я знаю. Ребята, в общем, неглупые, тоже у меня работают, на хлебных должностях… И про здоровье мое все знают. У меня ведь кардиостимулятор стоит, пять лет уже. Так что в любое время могу на тот свет отправиться. Да я и готов был в принципе… А теперь уже не хочу… Теперь у меня ты есть! Так что давай, успешно окончи свой институт, и за работу! А завещание надо будет в ближайшее время переписать, я этим займусь… Правда, племянники не обрадуются, но ничего не попишешь, не судьба им, значит! Свои хлебные места на фирме они все равно не потеряют! Но это уж ты сама решишь потом, как захочешь. Все, все тебе отдам… Все будет твоим…

– Так и не надо, наверное? Пусть они… Если уже навострились, как вы сказали?

– Ну уж нет! Я хочу уйти с осознанием того, что все родной дочери оставил! А племянников не бойся, они вообще-то ребята хорошие, понимающие. Тем более родственники… Кстати, завтра ты с ними и познакомишься! Завтра у моей мамы день рождения, все за одним столом соберутся! А мама как рада тебе будет, ты не представляешь! Я уже тебе это говорил, но повторюсь… Она всегда внучку хотела… Зря, наверное, я ей сразу не сказал… Побоялся. Надо ведь как-то подготовить ее к такому… потрясению. Придешь завтра, надеюсь?

– Не знаю… Для меня ведь все это тоже как потрясение… Может, пока мне не надо со всеми знакомиться, а? Может, потом как-нибудь?

– Нет-нет! Даже не думай отказываться! Непременно приходи завтра! И чтобы ты не передумала, я сам завтра за тобой заеду… Часам к пяти будешь готова?

– Наверное…

– Ну, вот и договорились. Хотя погоди! А раньше можешь освободиться?

– Могу… А что?

– Тогда мы вот что с тобой сделаем! Мы к твоей маме съездим. Вернее, я тебя прошу съездить со мной… Я ж не знаю, где она похоронена.

– Хорошо. Я вам покажу.

– Тогда я за тобой заеду к двум часам. Съездим на кладбище, а потом поедем маму поздравлять с днем рождения. Бабушку твою… Договорились?

– Да, конечно.

– Спасибо… Спасибо тебе, Зоенька!

– Да за что?

– Ну как это – за что… Что не прогнала с порога, что разговаривать со мной стала… Что к маме со мной съездить согласилась… Да, я очень тебе благодарен… А сейчас я пойду, пожалуй. Что-то мне не очень хорошо… Переволновался слишком…

– А как же вы поедете, если…

– Меня шофер довезет. Я уж давно сам за рулем не езжу… Значит, завтра к двум…

Он тяжело поднялся со стула, вздохнул коротко. Зоя видела, как вдруг побледнело его лицо, как ярко выступили на нем рыжие крапины. Хотела что-то сказать, но он улыбнулся упреждающе:

– Ничего-ничего… Так бывает со мной. Сейчас отпустит… Ничего…

– Но давайте я вас хоть до машины провожу!

– Нет, я сам… Ничего…

В окно она видела, как он медленно идет к машине, как осторожно садится на заднее сиденье. Машина уехала, а она еще долго стояла у окна… Прислушивалась к себе – что там? Что чувствует сейчас?

Ничего она особенного не чувствовала. О маме думала. Так было жалко маму… И почему эта проклятая любовь так неправильно человеком распоряжается? Почему мы любим не тех, кого надо любить? Почему мама не Сашу тогда любила, а этого рыжего… Который ее отец… И почему бы ей самой Ромку не любить, например… И не думать о том, кто ее любит… Почему так, почему?!

* * *

На следующий день отцовский «Ламборджини» подъехал к подъезду ровно в два. Отец вышел, увидел ее в окне, махнул ей рукой – выходи… Она успела отметить про себя, что выглядит он сегодня гораздо лучше. Как-то презентабельнее, что ли. В дорогом костюме, в стильном длинном пальто нараспашку. Даже бабушки, сидящие у подъезда, застыли в немом удивлении, жадно разглядывая по очереди то машину, то неизвестного в этих краях мужика. Не вписывался этот мужик в окружающее пространство, хоть убей не вписывался.