Дома, не умываясь, упала в кровать, свернулась клубочком, улыбнулась сама себе. Засыпая, подумала не без удовольствия – вот она, новая жизнь… Хорошо началась… Весело, по крайней мере…

* * *

А утром она поднялась с постели с головной болью и ломотой в суставах. Еще и горло болело. Ну вот, простудилась.

Болела она всегда тяжело. Лежала в лежку, голову от подушки оторвать не могла. Кому-то эта простуда – фу! – встал да пошел по своим делам, слегка хлюпая носом, а на нее всегда с остервенением набрасывалась, выключала из жизни полностью. Несправедливо, конечно, но ничего не поделаешь. Надо ложиться, и болеть, и смириться с отсутствием привычной деятельности.

Хотя надо бы в аптеку выйти, конечно… И в магазин – холодильник совсем пустой… Можно, конечно, Ритку попросить, но она наверняка в институт умчалась. А больше никого просить не хочется. Вот не хочется, и все! Пусть даже из непонятной вредности…

Перевернулась на другой бок, полежала еще немного. Вредность потихоньку утихла, и пришла здравая мысль – вчера обещала отцу позвонить… Он просил, а она обещала. Но только тут одна закавыка имеется. Позвонить можно, конечно, но как к нему обратиться? Если сама звонишь, то и обращаться ведь как-то надо! А как? Доброе утро, папа? Здравствуйте, Петр Аркадьевич?

Можно бы и папой назвать, но язык не поворачивается. Никого никогда папой не называла. А Петр Аркадьевич звучит слишком официально…

Пока раздумывала, телефон сам зазвонил. Так и выскочило на дисплее – «отец». Интересно, когда это она записала его так? Вчера, что ли? Теперь и не вспомнить…

– Доброе утро, дочка! Ты, наверное, в институт сейчас едешь, да? Если еще нет, то я могу за тобой заехать, подбросить…

– Да, доброе утро… Я не пошла сегодня в институт, разболелась чего-то. Простудилась вчера, наверное. В клубе так жарко было, мы все время на улицу выскакивали… Я вообще простужаюсь на раз-два, у меня горло слабое…

– Господи, боже мой! – очень натурально испугался отец. – Да как же так, доченька? Погоди, надо ж врача вызвать, наверное… Я сейчас к тебе приеду и вызову…

– Да не надо врача! Все симптомчики мне знакомые, я уже знаю, как лечиться. Три дня поваляюсь с температурой, потом само пройдет. И все дела.

– Ну как это – само пройдет? И есть ли у тебя чем лечиться?

– Да я в аптеку схожу, подумаешь, делов-то…

– Нет! Никуда из дома не выходи, слышишь? Еще чего не хватало – с температурой! Я сейчас приеду к тебе! Говори, что купить, я все привезу!

Не сказать, что его напор был ей неприятен. Приятен, конечно. Кому ж не приятно, когда о тебе так искренне заботятся?

Потом звонки пошли чередой. Маша поинтересовалась, как она себя чувствует после вчерашнего. Бабушка Нина Захаровна охала в трубку по поводу ее простуды и тоже предлагала свою помощь. И Кирилл позвонил… Тоже хотел приехать, но пришлось остановить его порыв, сказав, что к ней едет Петр Аркадьевич.

– Но он же не целый день будет около тебя сидеть, правда? – не сдавался Кирилл. – Я знаю, у него сегодня после обеда совещание в муниципалитете! Вопрос очень важный рассматривается, как раз по нашему профилю, нельзя не присутствовать! Он уедет, потом я приеду…

– Зачем? Я ж объясняю тебе – болею! Лежу в кровати косматая и в пижаме! Кашляю, носом хлюпаю! То еще прекрасное зрелище, я тебе скажу!

– А мне понравится это зрелище, я уверен… Так я приеду?

– Кирилл, не гони лошадей, пожалуйста. Мы с тобой всего сутки знакомы, но ты со мной так разговариваешь, будто…

– Ну? Что «будто»? Договаривай!

– Будто у нас есть некие отношения… Которые дают право…

– А, понял. Ты хочешь, чтобы был конфетно-букетный период, чтобы я долго ухаживал, да? В театр приглашал, в филармонию… Кстати, как ты насчет филармонии? Я вот захаживаю иногда… Намедни наслаждался Вагнером, очень и очень впечатлило…

– Я не люблю Вагнера. Я Брамса люблю. А еще Вивальди. А еще Гайдна…

– О! Приятно слышать! Оказывается, ты у нас девушка разносторонне образованная! Может, и на музыкальном инструменте играешь?

– Да нет… Я недавно только к филармонической музыке пристрастилась. Это мамин муж… Ну, то есть теперь бывший муж… Это он…

– Отчим, что ли?

– Ну да… Получается, так. Он большой ценитель классической музыки. И не только классической… Он еще и бардов любит… И на гитаре играет…

– А сейчас ты не поддерживаешь с ним отношения, да? После маминой смерти?

– Нет… Он ушел… К бывшей жене вернулся.

– Да это понятно, что ушел. Не с тобой же ему оставаться! Это бы знаешь… Как-то двусмысленно выглядело. А вот добрые отношения многие бывшие падчерицы с бывшими отчимами поддерживают, я знаю. Да я и сам… Моя мама с отчимом развелась, но мы долго еще с ним дружбу водили… Классный был мужик, да… Ну да ладно, заговорил я тебя, а про главное так и не спросил! Когда я могу тебя увидеть, Рыжик? Если не хочешь, чтобы я приехал, скажи тогда – когда и где…

– Не знаю. Может, я три дня буду с простудой валяться, может, неделю.

– Ну что ж… Тогда я буду тебе звонить! Каждый день и не по разу! Надеюсь, ты не занесешь меня в черный список?

– Посмотрим… Если будешь слишком часто звонить, то, может, и занесу.

– Ах ты какая… Скажи, все рыжие такие вредные или только ты одна?

Не успела ответить – в прихожей затрезвонил дверной звонок. Вставая с постели, быстро проговорила в трубку:

– Все, Кирилл, пока… В дверь звонят… Отец приехал, наверное…

Он ввалился в прихожую, нагруженный пакетами, захлопотал, засуетился вокруг нее с большой прытью. Видно было, что эта самая прыть ему по душе, что вовсе не наиграна эта роль заботливого папочки, а, наоборот, выстрадана и желанна…

– Ну что ты стоишь босыми ногами на холодном полу? Иди, ложись, я тебе все в постель принесу! Лекарства я все купил, которые ты сказала… Еще и в аптеке кое-чего присоветовали… Вон глянь-ка в том пакете! Говорят, что-то из новомодного…

– Да вижу… Это же все ужасно дорогое, зачем…

– А затем, что надо лечиться хорошенько, вставать на ноги и занятия не пропускать! А еще я тебе бульон куриный сварю… Я умею… А тут вот еще фрукты, соки, сыры, йогурты… И еще всякие вкусности… Я все подряд брал, я ведь не знаю, что ты любишь… И иди уже, ради бога, в постель! Не стой на полу босыми ногами, сколько можно повторять! Иди, я тебе все принесу…

Болела она всю неделю. Надо сказать, неплохо провела время. Отец приезжал каждый день, привозил вкусности, смешил ее своей суетливой заботой. Кирилл тоже звонил каждый день. Разговаривали подолгу, и всегда находились какие-то общие темы для разговора. А однажды как бы невзначай очень осторожно предостерег:

– Рыжик, ты не старайся очень уж плотно сближаться с Машей, это ведь та еще шкатулка с сюрпризом… И брат ее… Да, они приятные ребята, общительные, и все же – ставь границы… Всегда помни, кто ты есть и какое у тебя место на этом празднике…

– А кто я есть? И какое у меня место?

– А ты сама не понимаешь разве? Ты ведь дочь шефа. Значит, он со временем все акции и активы фирмы передаст тебе. Ты прямая наследница, понимаешь?

– И что из этого?

– Господи, да как это что! Ты пойми, что пока тебя в жизни шефа не было, на все претендовали его племянники, Маша с Мишей! А тут вдруг – ты… О какой вообще дружбе может идти речь?

– Но они же сами… Я не навязываюсь…

– А что им делать остается, по-твоему? Лицо тебе от досады расцарапать? Так они и расцарапали бы, если б можно было… Но нельзя, вот в чем все дело. Им надо с тобой дружить, чтобы продемонстрировать шефу свою лояльность. А иначе – с глаз долой, из сердца вон… Петр Аркадьич церемониться не станет, выкинет на улицу, несмотря на родство. Я его знаю, он может… Это он с виду такой доброжелательный…

– Да ну! Они ж племянники! Как это – с глаз долой? Ты что?

– Они племянники, а ты дочь! И он тебе отец! И не просто отец, а с комплексом вины отец… А комплекс вины – вещь серьезная, ее годами отрабатывать надо. Вот погоди, сама убедишься, когда к нам на фирму работать придешь… Я думаю, он тебя сразу продвигать начнет, чтобы со временем в свое кресло посадить… Да он уже к себе нотариуса вызывал, между прочим! Отменил старое завещание, в котором все было отписано племянникам! А если отменил, то скоро будет и новое завещание… А может, уже есть… Так что будь умной девочкой, Рыжик. Заранее расставляй все пограничные столбики, выбирай, с кем дружить, а с кем нет.

– Это ты на себя намекаешь, что ли? С тобой надо дружить в обязательном порядке?

– Ну, я так не сказал, допустим…

– Да так, так! Я же слышу по интонации! А только знаешь… Я обязательной дружбы не признаю. Не вижу в ней смысла. Я как-то спонтанно дружу… С тем, с кем хочу… И не надо мне наставлений читать, я сама в своей жизни разберусь, понятно?

– Ох, какой сердитый Рыжик… Да сама, конечно, сама, кто ж спорит… Не злись, тебе не идет!

– Да я не злюсь! Просто… Не хочу больше с тобой разговаривать. Надоело.

– Ну ладно… Не будем сегодня больше говорить. Я завтра позвоню…

– И завтра не надо.

– О как! Все-таки рассердилась! Что, и в филармонию со мной не пойдешь? На Брамса?

– Нет. Не пойду.

– Ладно. Но учти, я парень навязчивый. Просто так не отстану. У меня уже припасен для тебя миллион алых роз и угнанный грузовик конфет с кондитерской фабрики. Так что…

Он и впрямь оказался навязчивым – просто проходу не давал. Встречал потом около института, на виду у всех, стоял около машины с букетом роз. И да, розы всегда были алые, как в той песне. Девчонки из группы заходились восторгами – ах, какой мужчина… Смотрели завистливо, как она подходит к нему, как небрежно берет розы. Причем без особого восторга в лице, а будто нехотя. Ладно, мол, если приволок свои розы, я возьму, не выбрасывать же… И в машину сяду, можешь меня домой отвезти. Но не более того, не надейся. Приглашения на чашечку кофе не будет, потому что… А не знаю почему. Потому что я так хочу. Потому что хватит с меня ошибок, чувство вины за Ромку до сих пор в печенках сидит. И не пройдет никогда, наверное… Так зачем же совершать еще одну глупость? Ведь ясно, что ей нечем ответить Кириллу… Ясно, что все ответы-приветы стремятся только к одному человеку, но они ему не нужны… И вообще, незачем о нем думать. Лучше слушать комплименты Кирилла, самооценку себе повышать. Хоть таким образом, чтобы совсем не упала…