Наташа Шторм - Как в сказке

Во дворе появился Колян. Он заботливо накинул на меня куртку.

– Ты это, Вась, шла бы в дом. Простудишься.

Холода я не чувствовала, я вообще ничего не чувствовала. Апатия и безразличие.

Родители прибыли ровно в семь. Мама просто с ума сходила от счастья. Разодетая в пух и перья, она только из вечернего платья не выпрыгивала.

– Ой, доча, мы так рады! Папа вспомнил этого Логачёва раньше меня. Я же с супругой его в универе преподавала, правда, недолго, но Лидия грамотной дамой была, умной. Столько кандидатов подготовила. А что это значит? ― Мать потрепала меня за щёку.

– Что?

– Что детки у нас умненькими будут!

– Интеллект не передаётся генетически. Его развивать нужно.

– А вот мы и разовьём. Да, я вещи твои собрала, а чего не хватит ― в Париже купишь. Вижу, твои родственники не бедствуют. Но… ― мама оглядела меня со всех сторон, словно видела впервые, ― ты так замуж собралась выходить? В чёрном? Где платье?

Свадьба! Судя по всему, я попала не на свою свадьбу, а на собственные похороны.

– Мам, я не хочу замуж. Я же совсем не знаю Егора.

– И что? Вот мы с твоим отцом познакомились, а через три дня я в армию его проводила. Попереписывались два года, а когда вернулся, расписались.

Я уже слышала семейное предание из серии «Они поженились и жили долго и счастливо».

– Мам, вы хоть переписывались. А тут… Пришёл, увидел, переспал.

– Так вы…

– Я кивнула.

Родительница стала серьёзной.

– Тогда тем более не стоит капризничать. Успокойся и накрасься, а то бледная, как поганка.

Я махнула рукой.

– И так сойдёт.

Нас расписали за пять минут. Огромная дама с буклей на голове выглядела ужасно недовольной. Ещё бы, оторваться от дома, от семьи, от телевизора. Подхватиться, на ночь глядя, и помчаться за город… Кому это понравится? Сухо поздравив, она захлопнула красную папку и поспешно удалилась.

– Дорогие родственники! ― Логачёв потёр ладони. ― Проводим молодых в Париж и продолжим знакомство в ресторане.

– Это так современно, необычно, ― мама ослепительно улыбнулась. ― Так экстравагантно ― свадьба без новобрачных.

– Ничего, ― кивнул отец, ― вернутся, ― ещё раз отметим.

Не знаю почему, но я была уверена, что в Россию больше не вернусь, а, если и вернусь, то очень нескоро.

Париж

Всё оказалось до банальности предсказуемо, как в дешёвых книжках и малобюджетных сериалах. Если бы сама занималась бумагомарательством, то, естественно, отослала героев в Париж, поселила где-нибудь в старинном доме с видом на Сену или на Эйфелеву башню, застелила бы кровать шёлковыми простынями цвета шампанского и расписала бы на пяти страницах, как влюблённые предавались радостям секса. Тем не менее, всё было именно так, и старинный дом на Сен-Доминик с видом на легендарную башню, и золотистые простыни, и чудесные живые цветы в вазах. (Кощей расстарался). Вот только влюблённых в квартире не было. Злой растерянный мужчина, женившийся по стечению обстоятельств, и не менее злая зарёванная женщина, которую те самые обстоятельства припёрли к стенке.

Егор занёс мою сумку в спальню, кинул у зеркального шкафа и молча вышел. За всю дорогу он не проронил ни слова. Я села на уголок кровати, не имея ни сил, ни желания распаковывать вещи. За окнами разгорался рассвет, первый рассвет моей новой безрадостной жизни. Кто был виноват, что вместо долгожданного счастья я получила пустоту? Валентина? Мама? Баба Даша? Нет, они искренне хотели помочь. Тогда, может, Логачёв? Опять не угадали. Убитый горем отец пытался спасти сыновей, которые, из-за бабы… Эх, даже Егора я не проклинала. Думая, что все женщины доступны, он решил попробовать. А я, спросонья, не разобралась, не оттолкнула, не закричала. Так, значит, обвинять можно только себя? Я затрясла головой. Иван. Именно в нём заключалось всё зло. Именно он притащил меня в дом отца, а сам свалил, именно он не смог настоять на НАШЕЙ свадьбе. А, может, женитьба на мне и не входила в его планы? Может, Егор прав, и для брата я была очередной, одной из многих? Сомкнула пальцы на переносице. Больше не буду плакать. Слезами горю не помочь. Главное ― вычеркнуть образ голубоглазого красавца из памяти, вырвать из сердца. Вот только как? Мама говорила, что в нашей семье все были однолюбами. Даже овдовев, обе мои бабки так и не вышли замуж во второй раз. Да и для матери отец оставался первым и единственным. Что будет, если и я прикипела? Ведь до встречи с Ванькой сердце даже не ёкало.

Сидеть в спальне можно было до седых волос. Толку-то. Предстояло решить, как жить дальше. Пришлось выйти в холл. Как был непохож дом Егора на квартиру Вани. Тут всё вопило о претензиях хозяина на звание аристократа. Граф или барон в шестнадцатом поколении, не меньше. Старинная, или сделанная под старину, мебель, тяжёлые гардины на узких окнах, мягкие ковры и тончайшие вазы. А подсвечники… Великое множество! Мой муж экономил на электричестве?

Егор сидел в мягком кресле и напивался.

– И что дальше? ― я решила начать разговор первой.

– Уйди, пожалуйста.

О, как! Даже не мечтай. Уселась напротив, налила в стакан вискаря, выпила залпом. Уф, чуть не умерла. Дыхание перехватило, но мозги прояснились.

– Я бы ушла, с превеликим удовольствием, точнее улетела. Вот только куда? В Москву дорога закрыта. Возможно, на необитаемый остров, где меня никто не достанет?

Муж криво усмехнулся.

– Таких островов не существует. Папаша найдёт тебя везде и приволочёт за волосы на эту жилплощадь. ― Он приблизил своё лицо к моему и выдохнул:

– Ванька ― его любимчик. Он сделает всё, чтобы парень забыл тебя.

– И чем я была плоха? Чем не угодила вашему батюшке?

– Была? О, нет. Ты, как раз, идеально подходила братцу, пока… Блин, так перед Иваном неудобно!

Ох, ты, ё-моё! А передо мной удобно, значит!

– Раньше думать надо было.

– Но ведь я не знал. Думал, что ты очередная…

– Шлюшка?

Егор кашлянул.

– Нет. Ушлая девица.

– А выйти за себя зачем предлагал? Думал, куплюсь, пересплю с тобой, а ты потом передумаешь? «Мало ли чего я на тебе не обещал, детка?» Чего молчишь? В точку попала? ― я откинулась в кресле. ― Вижу, попала, в самое яблочко. Но почему ты тогда не отказался?

Егор пожал плечами.

– Потому, что отец, как всегда, прав. Негоже двум братьям трахать одну бабу. А отвести от тебя Ивана можно было только так.

Ещё немного виски. Вот же, как бывает, не спишь с мужиками, даже не встречаешься ни с кем, а тебя принимают за девушку очень лёгкого поведения.

– Значит, теперь Ванька смирится и забудет меня?

– Угу. Забудет, никуда не денется. Думаю, уже забывает в своём клубе. Там, знаешь ли, такие тёлочки пасутся…

Сердце сжалось.

– Ты это специально? Чтобы я его возненавидела?

Егор расхохотался.

– Я просто брата хорошо знаю. Он трахает всё, что движется. Поэтому я и решил, что и тебя… того…

Ладно. Сожалеть можно только о несделанном. А то, что свершилось, требовалось осмыслить и принять, как знак судьбы, как факт, как данность. Да, неприятную и неожиданную, но предопределённую на небесах.

– И как мы будем жить дальше?

Егор пожал плечам и прилип к стакану.

– Живи, как хочешь. ― Он дотянулся до пиджака и вынул из кармана пластиковую карту. ― Отец приказал передать, когда до места доберёмся. Лимит не ограничен.

Значит, так Кощей оценил моё счастье? Откупился. Вот теперь я почувствовала себя проституткой, дорогой, элитной, той самой ушлой девицей, получившей за час любви полцарства и сундук с самоцветами. Правда, ко всему великолепию прилагался муж, но ему, как я поняла, не было до меня никакого дела. Теперь, как женщина, я не представляла интереса. Во всяком случае, пользоваться мной Егор не собирался.

– Я спать.

Пробравшись в спальню, тихонько прикрыла дверь и улеглась на кровать, не раздеваясь.

Закат над Сеной. Я не любила Францию. Для восторженной девочки-подростка, поездка на родину мушкетёров казалась захватывающим приключением. Но серость города любви, воспетого Дюма, обескуражила. Лувр я представляла тоже по-другому. А когда узнала, что в париках прекрасных дам водились вши, а благородные кавалеры справляли нужду по углам дворца, вообще расстроилась. Готическая архитектура не вдохновляла, Эйфелева башня находилась на ремонте, окутанная со всех сторон строительными лесам, а на сбитых деревяшках огромными буквами было написано по-русски «Я сюда нассал». Мне стало противно и обидно за нас, за тех самых русских, но отец доходчиво объяснил, что такие козлы существуют, и у них нет национальности, только порода, мелкие и рогатые. Потом мы приезжали во Францию ещё дважды. Полюбить страну не получилось, но именно в Париже я вдруг ясно осознала, что обожаю Россию, золотые купола церквей и колокольный звон, берёзки, речки и бездонные озёра. И это были не пустые слова. При воспоминании об озёрах меня опять захлестнула волна жалости к себе. Ванька! Где ты? На кого смотришь своими голубыми глазами, кого ласкаешь, кому шепчешь на ушко слова, которые лично меня заставляли краснеть и задыхаться?

Егора дома не было. На столике нашла ключи и записку.

«Наслаждайся жизнью. Когда вернусь ― не знаю».

Ладно. Наслаждайся, так наслаждайся. В ванной комнате я провела ровно час. Натянув джинсы и свитер, накинула на плечи курточку и, положив пластиковую карту в рюкзак, вышла в холодный вечер. Телефон, отключённый от звука, сообщил, что семнадцать раз звонила мама. Я набрала номер.

– Привет, мамуль. Да, долетели нормально. Выспались. Теперь гулять пошли. Да, я тепло одета и горло закрыто. Папе привет. До связи.