Не думая о платье, требовавшем бережного к себе отношения, и о том, что между ней и Александрой находится Франческа, Сесилия подалась вперед и крепко прижала к себе обеих подруг.

– Мы ненавидим лишь то, что ты так долго несла тяжкую ношу одна, не призвав нас на помощь.

Теперь Александра разрыдалась.

– Я не знаю, что делать. – Это признание рвало ее душу на части. Она всегда все знала. И со всем могла справиться. Но это… это было выше ее сил.

Прозвучал гонг, созывавший гостей к обеду. Подруги отпрянули друг от друга.

Сесилия выпрямилась и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Она напряженно размышляла.

– Вот что мы сделаем, – наконец сказала она и принялась мерить шагами комнату. Вероятно, на ходу ей лучше думалось. – Мы спустимся к столу и покажем всем окружающим, как мы наслаждаемся всем происходящим. У нас превосходное настроение. Мы будем ослепительны, не так ли, леди?

Александра и Франческа кивнули.

– Когда начнутся танцы, мы поочередно – с промежутком в пять минут – извинимся и встретимся в голубой гостиной, что на верхнем этаже восточного крыла, – все, как мы планировали раньше. Мы используем ключи, которые стащила Франческа – кстати, отличная работа, дорогая, – и обыщем покои герцогини, в первую очередь кабинет. Александр, ты будешь стоять снаружи и отгонять всех, кто может туда забрести.

Александра принялась с большим вниманием изучать свою ладонь.

– А если мы ничего не найдем?

– Об этом мы даже думать не будем, – уверенно произнесла Сесилия. – Мы должны. – Она подошла к двери и взялась за дверную ручку. – Потом мы встретимся здесь и решим, что делать дальше, еще до того, как Редмейн рассекретит имя своей нареченной. Насколько мне известно, это произойдет в полночь.

– А как начет Александры? – спросила Франческа.

– Александра слишком долго несла это финансовое бремя в одиночку. У нас достаточно средств на счетах, чтобы покрыть расходы до того, как нам удастся найти решение.

– Я запрещаю! – воскликнула Александра и рванулась к Сесилии. – Я не позволю вам это делать. Это я должна платить за все, что случилось в школе. Это я уби…

Сесилия хлопнула дверью, прервав слова, которые никто из них в течение десяти лет ни разу не произносил. Она обняла подругу. Прижала ее к груди и зашептала ей прямо в ухо.

– Любая из нас сделала бы то же самое. Ты не можешь запретить нам помочь тебе.

Франческа положила руку на плечо подруги.

– Не забывай, у каждой из нас есть тайны. Мы все преодолеем только вместе.

Глубоко тронутая, Александра кивнула, хотя все ее существо протестовало против такого решения.

Сесилия обернулась к Франческе:

– Если мы найдем свидетельства, порочащие Редмейна, ты все равно можешь выйти замуж за герцога.

– С какой стати? – удивилась Франческа. – Уж лучше я останусь старой девой.

– Потому что… если аппетит шантажиста Александры разыграется или по какой-то причине деньги не попадут к нему вовремя, защита Ужаса Торклифа может спасти всех нас от виселицы.


Пирс стоял на балконе, окружавшем бальный зал, и смотрел на вальсирующих гостей.

В черных железных подсвечниках, отлитых кузнецом несколько столетий назад, мерцали свечи. Танцующие тени, периодически наплывающие на украшенные драгоценными камнями маски, придавали гостям жутковатый вид. Бриллианты и другие драгоценные камни, которых здесь было в изобилии, ловили и преломляли лучи света, ослепительно сияя с каждых шеи и запястья. Пирс отвел глаза. Ну чем не небесные созвездия во всем своем блестящем великолепии!

Пирс ненавидел этих людей. И ни одному из них не было дела до него. Просто он родился могущественным человеком, и когда он позвал их, они пришли.

Ему потребовалась вся его немалая сила воли, чтобы выглядеть невозмутимым.

Как же ему не хватало открытых африканских просторов или влажных лесов Амазонки! В местах, где растения и насекомые могут быть не менее смертоносными, чем змеи и хищники, но с ними всеми он был хорошо знаком. Легко узнавал врагов и четко понимал границы своей силы.

Здесь же Пирс оказался на неизведанной земле, для него даже более непредсказуемой и коварной, чем в Америке или Африке.

Ведь эти звери были совсем не простыми, а здешние охотничьи угодья – незнакомыми. Он, по сути, ничего не сделал – только пришел в мир с правильной родословной, и все, кто занимал место ниже него, или полюбили его, или возненавидели.

Все это казалось бессмысленным. Эти создания, облаченные в изысканные одежды, говорили на человеческом языке. Если львы, нападая, рычали, эти существа – мурлыкали, но, убедившись, что ты ослабил бдительность, наносили тебе удар в самое больное место.

Пирс нашел в царстве зверей то, что искал, сам того не осознавая, – честность и простоту, которые он никогда не встречал в людях. Человеческие создания за годы эволюции стали слишком сложными. Они погрязли в фальши цивилизации.

Пирс заметил в стороне вихрь черной тафты и муслина и не сдержал раздраженного возгласа.

Роуз Брайтуэлл. Черноволосая красотка с черным сердцем и повадками змеи. Он долго был ее рабом. Достаточно долго, чтобы забыть: она больше не Роуз Брайтуэлл.

Теперь она утверждала, что ее фамилия Атертон. И только к этому она всю жизнь и стремилась. Только к его имени. Его титулу. И ни к чему больше.

Будь он проклят, если она когда-нибудь станет герцогиней!

– Ты ее любил? – Тембр этого голоса был глубоким и богатым, как шотландское виски, которое его обладатель без устали поглощал.

Пирс напрягся. Только один человек был способен подойти к нему незаметно. И не важно, как долго и тщательно Пирс оттачивал свой инстинкт охотника. Ему так и не удалось превзойти своего единоутробного брата, сэра Кассиуса Рамзи, в искусстве передвигаться бесшумно.

Даже когда они стояли рядом, как сейчас, никто не мог предположить, что они – одна семья. Рамзи был полной противоположностью Пирса. Из его безупречной прически никогда не выбивался ни единый волосок, лицо, независимо от времени суток, всегда было чисто выбрито.

– Ваша милость, – буркнул Пирс.

– Ваша светлость. – Они всегда приветствовали друг друга официально, не как друзья, но и не как враги.

У братьев были сложные отношения.

– Ты любил Роуз? – снова спросил Рамзи, остановившись рядом с братом и глядя на разноцветный хаос внизу.

– Наверное, – задумчиво проговорил Пирс. – Иначе почему я ее так ненавижу сейчас?

Рамзи хмыкнул и сделал глоток из бокала, который в его гигантских ручищах казался кукольным.

Наличие бокала в руке было единственным признаком того, что Рамзи явился на бал, а не на суд или к виселице. Даже его маска была устрашающей – ничем не украшенная черная шелковая лента с узкими прорезями для глаз, завязанная сзади, как у бандита с большой дороги. Образец сдержанности – таким был судья Высокого суда, будущий лорд-канцлер сэр Кассиус Рамзи.

– Я думал, все это для нее, – сказал Рамзи, намеренно не глядя на Роуз Брайтуэлл.

– Что все? – Пирс пожалел, что маска скрыла его хмурую гримасу.

Брат кивком указал на бальный зал.

– Вся эта помпезность, драматичность и таинственность. Раскрытие имени будущей герцогини и так далее. Все это не похоже на тебя.

Проницательный сукин сын.

– У меня теперь новая репутация, которую я должен поддерживать, – легкомысленно произнес он. – Разве все это не подходит Ужасу Торклифа?

Рамзи фыркнул.

– Эти люди так же смехотворны, как нелепое прозвище, которым они тебя нарекли.

– В этом, дорогой брат, я с тобой согласен. – Пирс взглянул на судью сквозь прорези в маске. – Тем не менее ты общаешься с ними так, как будто они – твоя собственность. Ты должен был стать герцогом, а не я.

Рамзи безразлично пожал плечами.

– Эта мысль приходила мне в голову. Обстоятельства требуют, чтобы я управлял всем твердой рукой.

Пирс откровенно удивился, услышав в голосе брата нотку презрения. Он всегда считал, что Рамзи нравится его положение в обществе. Он занял его не по праву рождения, а благодаря высокой престижной должности, которой добился сам. Да и богатство люди высшего света тоже не могли игнорировать.

Пирс был герцогом по праву рождения. Он всегда относился к старшему брату, как к большому человеку, причем в самом буквальном смысле этого слова: Рамзи был на три дюйма выше его и на полстоуна тяжелее.

Возможно, Рамзи действительно следовало стать герцогом. Он имел соответствующий темперамент – был воплощением неуклонной решимости и безупречной морали.

Или он должен был стать охотником? Для этого у него тоже имелись задатки. Телосложение. Жестокость. Железная воля и умение переносить страдания. От отца-шотландца ему досталось тело горца, а от матери – невероятная британская властная претенциозность.

– Честно говоря, я удивлен, что ты явился, – пробормотал Пирс. – Сейчас вроде бы не год выборов. Зачем страдать от скуки нам обоим?

– Мне, как и всем, не терпится узнать имя твоей невесты, – сообщил Рамзи, обратив на брата шутливый взгляд больших голубых глаз. – Кроме того, люди должны видеть, что мои семейные узы крепки. – Он похлопал Пирса по спине, но Пирс так и не понял, сделал он это из родственных чувств или напоказ. Ведь они находились под непрерывным наблюдением членов высшего общества. Их выражающие сомнительное почтение глаза, словно острые копья, были постоянно нацелены на него.

– О какой семье идет речь? – усмехнулся Пирс. – О твоем изуродованном непутевом младшем брате или о нашем кузене, который поддался чарам моей бывшей невесты, пока я находился на смертном одре?

На губах Рамзи появилась слабая тень улыбки и сразу исчезла. Пирс не смог вспомнить, когда в последний раз видел брата улыбающимся.