Пирс поднял стек над головой, словно это был Экскалибур – меч короля Артура, – и объявил:

– Я объявляю эту вещь отличным подарком для любого, даже самого разборчивого мужчины, предпочитающего деятельность на свежем воздухе. Для женщины, разумеется, тоже.

Александра взяла стек из рук мужа и легонько похлопала его им по руке.

– Мы, ученые, не объявляем, а делаем вывод.

Пирс рассмеялся.

– Теперь, когда ты стала герцогиней, лучше вернуться к объявлениям. Меньше труда, а эффективность может оказаться до странности высокой.

Александра задумалась: интересно, узнает ли когда-нибудь мир, что Ужас Торклифа и не ужас вовсе. И никогда им не был. Он – мужчина, обладающий такой бездной сообразительности, опыта, очарования, интеллекта и остроумия, что не устает изумлять ее. Восхищать.

И даже очаровывать.

Она поклялась, что докажет это всем.

Наконец, утомившись от многочасового хождения по магазинам, они постояли на берегу, где он втянул ее в неспешный разговор о ее семье, а потом зашли в кафе, где им предложили восхитительную выпечку с самыми разнообразными начинками. За едой они вспоминали о ее приключениях с Рыжими проказницами.

На этот раз ее девичьи воспоминания не были запятнаны тем, что случилось потом. Александра с удовольствием рассказывала о невинных радостях, которые она делила с ближайшими подругами, о том, как опорой для них всех стала детская дружба.

Ведь они сохранили ее до сих пор.

Пирс был само очарование и весело смеялся, когда она рассказала, как Сесилию поймали за чтением бульварного романа на уроке хороших манер. Тогда учительница заставила ее прочитать отрывок вслух и потом сама едва не сгорела от стыда, потому что Сесилия выбрала самую вульгарную сцену между несчастными любовниками.

Они ели заварной крем и говорили о мрачном остроумии Франчески, ее несгибаемой воле и взрывном характере, и Пирс хохотал до слез, наглядно представляя себе жизнь с той, на ком чуть не женился.

Он вытирал выступившие от смеха слезы и покорно сидел, не шевелясь, когда Александра смахивала кусочки крема и крошки с его бороды.

Создавалось впечатление, что у них нет друг от друга тайн.

Собственно говоря, почти так и было.

На обратном пути в экипаже Александра взяла мужа под руку и положила голову на его плечо.

Пирс чмокнул ее в лоб и похлопал по затянутой в перчатку руке. Это было его первое прикосновение к ней за весь день.

Мысль заставила Александру нахмуриться. Муж обращался с ней, как с драгоценной реликвией, такой хрупкой, что к ней лучше лишний раз не прикасаться. Хотя она искренне наслаждалась его компанией и была благодарна за нежную заботу, все же она не была уверена, что ей нравится подобное отношение. Сдержанность и целомудрие. Они отдалялись друг от друга.

Теперь ей не хватало Ужаса Торклифа, греховного напористого варвара.

Им потребовалась целая армия носильщиков, чтобы доставить все покупки в гостиницу. А портье встретил их с поклоном и запиской.

Оказалось, что землекопы уже раскопали вход в катакомбы, и инженер намерен завтра при свете дня войти туда и выяснить, что случилось. Заканчивалась записка вопросом, не пожелает ли герцог Редмейн лично присутствовать.

Напоминание об опасности испортило отличное настроение.

Герцог и герцогиня не вспоминали об этом за ужином. Они молча наблюдали, как усилившийся ветер гонит увенчанные белыми гребнями волны к берегу.

Они не говорили ни о чем, поскольку хотели сказать слишком многое, но никто не знал, с чего начать.

Пирс поцеловал жену у двери и пожелал ей спокойной ночи.

– Если что-то нужно, приходи ко мне, – сказал он.

Александра на мгновение замерла в дверном проеме. Ей очень хотелось позвать его. Но приглашение так и не сорвалось с ее губ.

Ей о многом следовало подумать. И было чего бояться. Встреча. Деньги. Убийство. Возможные варианты развития событий.

Она немного успокоилась, узнав, что катакомбы снова открыты. Ей, конечно, было страшно возвращаться туда, но ведь она не получила никакой информации об изменении места встречи.

Она ломала голову относительно личности шантажиста, когда Констанс помогала ей одеться на ночь. Повышенное внимание девушки позабавило и тронуло Александру.

Пожелав горничной спокойной ночи, Александра выбрала из покупок юбку, простую блузку и широкий пояс. Все это удачно скрывалось под черным плащом.

Закончив приготовления, она села на кровать и взглянула на часы. Четверть десятого. У нее еще полно времени. Больше трех часов. Еще три часа завывания ветра за окном будут медленно сводить ее с ума.

Подойдя к двери, ведущей в спальню мужа, она прислушалась. Оттуда донеслись голоса и шаги. Она прижала ухо к деревянной панели и несколько секунд слушала его дружелюбный, но небрежный разговор с камердинером.

Александре стало грустно, но она оставалась в таком положении еще некоторое время. Голос и близость мужа отвлекали ее, помогали не паниковать. Шаги стихли, и свет, лившийся сквозь щель, стал тусклым. Вероятно, зажгли лампу на прикроватной тумбочке.

Она услышала скрип кровати, на которую опустилось его крупное тело. Тогда она отошла к своей кровати и плюхнулась на спину, раскинув руки.

Присутствие мужа ощущалось даже сквозь стену. От него исходили некие вибрации, которые она чувствовала, хотя и не могла объяснить.

Она представила себе его лежащим на кровати и ощутила возбуждение.

Что он делает перед сном? Читает? Или думает о чем-то своем? Пирс не казался ей человеком, способным вести дневник, хотя некоторые исследователи, тоже весьма брутальные мужчины, этим занимались невероятно прилежно.

Думает ли он о ней? Или пишет? Что бы он ей сейчас сказал?

Хочет ли он ее?

Завтра, сказал он, или в любой другой день, когда она будет готова.

Никто не может дать гарантию, что завтра наступит, тем более для них. Угроза ее жизни не ликвидирована. Она увидит своего врага уже сегодня и узнает о его намерениях. Что, если денег ей или ему теперь недостаточно? Что, если весь мир узнает о ее преступлении?

Сможет ли Редмейн ее защитить? Захочет ли? Одно дело хранить тайну о жертве, и совсем другое – заступиться за убийцу.

Редмейн подозревает, что его враги ответственны за покушения на их жизни, однако он не может не заметить, что все эти события начались с ее появления.

Впрочем, зачем шантажисту желать смерти своей жертве? В этом нет смысла.

Да ведь она и не пострадала. Ни разу.

Может ли ее враг быть настолько коварным, что хочет как можно дольше мучить ее? Возможно, его цель – запугать ее. И он желает показать, что легко может отобрать у нее того, кого она любит, если не получит денег?

А в их число теперь вошел ее муж, человек, которого она знает всего девять дней. В полночь будет десять.

Она заворочалась и села, вспомнив одну его фразу: «Я понял, что могу умереть, так и не познав тебя, и эта мысль показалась мне невыносимой, невозможной».

Недоверчиво фыркнув, Александра почувствовала, как ставшая уже знакомой ноющая боль поселилась где-то в нижней части живота. Интимные мышцы сжались вокруг пустоты, и она вскочила.

Нет времени на размышления, тем более что ее настроение может измениться. Она поняла, что де Маршанд может остаться единственным мужчиной, познавшим ее. И ее муж может оказаться прав.

Она может умереть, так и не занявшись с ним любовью. И эта мысль была невыносимой. Невозможной.

Особенно сейчас, когда охватившее ее желание было сильнее страха.

Александра подошла к двери и прижалась к ней ухом. В щели под дверью все еще был виден тусклый свет, но никаких звуков слышно не было.

Глубоко вздохнув, она взялась за ручку и приоткрыла дверь.

И услышала свое имя раньше, чем успела сделать шаг.

При виде Пирса способность мыслить ее покинула. От живописной картины, открывшейся перед ней, стало трудно дышать, и Александра в одночасье забыла все слова, которые готовилась произнести. Она стиснула дверную ручку так, что побелели пальцы. Кровь шумела в ушах.

Редмейн лежал на краю кровати – глаза закрыты, голова откинута назад, открывая незащищенное горло. Одна нога вытянута на белоснежной простыне, другая свесилась на пол. Одна рука вцепилась в простыню, другая сомкнулась вокруг фаллоса и ритмично двигается.

Сердце Александры совершило немыслимый скачок и застряло где-то в горле. Ей пришлось сделать несколько судорожных глотательных движений, чтобы вернуть его на место. Она не могла отвести глаз от руки, двигавшейся вдоль большого толстого древка.

Его лицо исказила гримаса боли… или это была не боль? Он зажмурился так сильно, словно больше никогда не собирался открывать глаза.

Ветерок, проникавший в открытое окно, шевелил упавшую на лоб прядь. Мужчина шумно натужно дышал.

Секунду – или вечность – Александра завороженно смотрела на фаллос. Он был немного темнее, чем лежащая на нем рука, толстый и длинный.

Он ни за что в ней не поместится! Такого просто быть не может!

Ее интимные мышцы снова сжались. Между ногами почувствовалась влага.

Пирс довольно заворчал. Его рука продолжала ритмично двигаться вдоль естества, и он прошептал ее имя. А потом простонал его.

Александра взглянула на его лицо и убедилась, что его глаза закрыты. Он не знал о ее присутствии. И все же произнес ее имя.

Неужели он так сильно хочет ее? Она не могла отвести взгляд от сильного мужского тела.

Быть может, ей следует расположиться сверху, чтобы он ее не раздавил? И чтобы он не был сзади.

Совершенно некстати она вспомнила громкие шлепки бедер насильника по ее плоти – короткие, быстрые, злые. Мужчина проникает в тело женщины и двигается в ней, чтобы получить разрядку.