Ставлю горячую кашу и чай на поднос для мамы.

Мою свою чашку. Сегодня это и был мой завтрак.

Вот он мир, из которого когда-то мне казалось, что я вырвалась. Реальность не щадит меня и возвращает долги.

Кладу вымытую чашку в сушилку. Вытираю руки, пытаюсь привести свои чувства и мысли в порядок.

Смотрю на часы. Время. Пора проводить необходимые процедуры по уходу.

Работа на фабрике и бессонная ночь оставляют свои следы. Мне тяжело не валится с ног, хочется поспать, но — на это нет времени.

Жизнь складывается в определенный устаканившийся ритм.

Я прихожу со смены рано утром. Вскоре после этого Эйрин уходит на работу. Я ухаживаю за матерью днем. Пышка дежурит ночью. Ну спит рядом, чтобы быть на чеку. Вдруг приступ начнется…

Вот и все. На этом все. Сказка закончилась, так и не начавшись.

Последние месяцы борьбы — самое тяжелое, что когда-либо приходилось выдерживать.

Захожу в комнату к Ивет и ощущаю спертый запах лекарств, который щиплет слизистые носа. Ненавижу эту вонь. Этот аромат болезни въелся в подкорку на уровне инстинкта отвращения. Кладу поднос на стол. Подхожу к окну и отдергиваю старые, выцветшие зеленые занавески, чистые, но потрепанные.

Приклеиваю улыбку к лицу, впуская солнечный свет и немного приоткрываю форточку, запуская в помещение свежий воздух.

Поворачиваюсь к кровати, где лежит мать. Проснулась. Встречаю теплый взгляд голубых глаз.

— Привет, ма! — весело и на позитиве, — Ну как соня, что снилось?

В ответ тишина. Ивет сложно говорит. Иногда, по большой необходимости, она пытается что-то сказать, но это отнимает у нее все силы. Ей нельзя переживать, волноваться. Только покой.

— Мать, мне Марта такое рассказала, — улыбаюсь, слежу за ее мимикой, которую научилась считывать, — Ты помнишь Сару? — моргает в ответ, значит да — Так вот, там в нее чувак втюрился. Любит, умирает… И смех и грех. Бабе под шестьдесят, а у нее молодой воздыхатель появился.

Смеюсь, заполняю эфир пустым трепом.

Начинаю привычную процедуру массажа, которому я научилась, наблюдая за работой персонала в реабилитационном центре.

Болтаю без умолку. На меня находит. Не могу жалеть ее. Не хочу видеть слабой. Да и Ивет не позволит подобного к себе.

Мать — боец. Даже сейчас, прикованная к постели, сильная женщина, все понимает, знает и принимает правила моей игры.

— Причешемся, красавица?! — подмигиваю и принимаюсь проводить расческой по белому золоту волос, — Мам, мне бы такие волосы, честное слово — ловлю смеющийся взгляд. — мы обе знаем, что мои локоны даже лучше.

Ласково расчесываю длинные пряди Ивет, натыкаясь на полный осознанности взгляд.

Неизменно улыбаюсь в ответ. Пытаюсь казаться веселой. Ивет умна и вряд ли я могу ее провести своей дешевой клоунадой, но мне так легче.

Я не хочу видеть на дне этих родных глаз тревогу и чувство вины, которые там проскользнули перед одним из приступов, когда мама спросила меня о Гарварде и учебе.

Пришлось врать. Наболтала, что мне одобрили академ в универе. С Ивет станется считать себя виновницей моих невзгод.

Заплетаю длинные белокурые прядки в косу.

— Давай мам, помоги мне, подвигайся. — тяжело выдыхаю я. В последнее время усталость дает о себе знать. Я почти не сплю и балансирую на грани своих возможностей.

Разминаю конечности и переворачиваю мать с боку на бок, стараясь не замечать напряженного взгляда.

Вот и сейчас она молчаливо сносит мои манипуляции, преодолевает скованность мышц и безотрывно следит за выражением моего лица.

Мне кажется, она знает. Есть вещи, которые не нуждаются в том, чтобы быть озвученными.

Мама все видит на дне моих глаз.

Смотрит на меня со всей любовью на которое способно материнское сердце. Сцепляю зубы, чтобы не расклеится. Нельзя!

Не замечаю. Принципиально. Я по характеру пошла в мать. Мне тоже не нужна жалость.

Заканчиваю процедуры и кормлю Ивет теплой кашей, даю лекарства и она засыпает. Побочка таблеток.

Снова остаюсь один на один со своими мыслями. Ложусь рядом на кровать. Прислушиваюсь к ее дыханию и закрываю уставшие веки.

Глава 32


Музыкальная тема главы

Beyonce — Sweet Dreams


Ненавистный тяжелый аромат ванили и страсти, приглушенный свет, мерцание свечей. Глаза выхватывают блики и тени.

Я опять в аду, своем личном, персональном пекле…

Сильный мужчина фиксирует меня в коленно-локтевой позе, нависает, терзает, жалит поцелуями спину и прикусывает кожу на шее.

— Тай… — задыхаюсь от своих ощущений, мышцы ломит, вся трясусь. Не могу найти себя в водовороте противоречивых эмоций. Мне больно и невообразимо хорошо.

Огромный безжалостный поршень, болезненно разорвавший мою девственность, лишивший меня плевы, продолжает орудовать внутри, подобно отбойному молотку без промедлений и осечек, выбивает искры из глаз.

Вскрикиваю от особо глубокого толчка. Мой хриплый, обессиленный возглас ловят твердые губы.

Безумие страсти. Одержимость. Дикое, яростное соитие тел.

Грубые пальцы, лаская движутся вдоль позвонков, слегка надавливают на основание затылка и резко стягивают волосы в кулак, зажимают.

Заставляет прогнуться, опуститься грудью на мокрые простыни, пропитанные запахом секса и удовольствия, которые царапают болезненно распухшие воспаленные от одичалых ласк соски.

Дрожу, бедра сводит судорогой, тело покрывается мурашками. Импульсы удовольствия бьют по оголенным нервам. Горю, пылаю в обоюдной страсти и бесконечном наслаждении.

Этот мужчина — моя любовь, моя болезнь и излечение. Океан безбрежных и бесконечных чувств. Он берет меня, заставляет покориться, а взамен дарит ни с чем не сравнимое удовольствие, погружает на самую глубину страсти, вытворяет с моим телом нечто невообразимое, открывает для меня мир плотского наслаждения и темных удовольствий, которые прошибают насквозь.

Не могу больше выдерживать пытку удовольствием. Ощущаю своего мужчину каждой клеточкой. Он фиксирует слабые запястья одной рукой и поворачивает мою голову к себе.

Вижу сексуальную, порочную улыбку на скульптурном лице, пылающие сине-зеленые глаза и черные прядки, прилипшие к взмокшему высокому лбу.

Замираю. Становлюсь свидетельницей завораживающего зрелища — гримаса невероятного наслаждения на грани боли искажает красивые, аристократичные черты Ривза, делает его зловещим и таким порочным. Прикрывает глаза, откидывает голову, демонстрируя крепкую шею и продолжает адовые толчки.

Я готова кончить только от вида мужественного красавца, с которым мы сейчас являемся одним целым.

Сексуальный. Дикий. Яростный. Он сдерживается. Растягивает свое удовольствие, контролирует себя и кайфует от всего того, что вытворяет со мной.

Демон, играющий с моим телом, словно с инструментом.

Он отнимает все, что у меня есть в немыслимом потоке наслаждения. Убивает меня прежнюю и подобно Пигмалиону создает вновь.

Опять шепчу, прошу непонятно чего, повторяю заветное имя.

— Тааай…

— Канарейка моя… даже в твоих стонах музыка, — горячий шепот на ухо, импульсы удовольствия, разрядами.

Ласкающие движения шаловливых, наглых пальцев и меня подбрасывает. Ловит меня, поднимает, откидывается сам и пригвождает мое трепещущее тело к литой мокрой от пота груди, дает почувствовать себя еще глубже.

Вытворяет что-то невообразимое. Кричу, не в силах терпеть, откидываю голову на крепкое плечо, изворачиваюсь и целую своего монстра, провожу языком по разгоряченной соленой коже.

Рычит подобно зверю. Чувствую, как этот звук рождается в его грудной клетке и вырывается из сжатых челюстей.

Руки, увитые мускулами с переплетенными, вздутыми сейчас венами держат меня так крепко, что с трудом удается дышать.

По щекам катятся слезы наслаждения и боли. Плачу не в силах сопротивляться его неистовому напору, задыхаюсь в подкатывающих волнах грядущего оргазма.

Накрывает ощущение неправильности происходящего и осознание, что все ложь…

— Отпусти меня, Тайгер… — шепот и мольба.

Улыбается. Молчит, а глаза холодные, чужие, страшные. Крепкие руки сжимаются в железном объятии.

Тело горит огнем, вспыхивает от глубоких сильных ударов, которые подводят к грани.

Теряю фокусировку во взгляде и кажется, что в меня вдалбливается уже не Ривз, а Зверь с проскальзывающими тигриными чертами. Слышу рычание и от страха замираю. Гортанные звуки выталкиваются из глотки подтверждаясь мощными ударами глубоко внутри:

— Моя. Всегда. Навсегда.

— Неееет… — кричу, задыхаюсь, срываюсь в омут наслаждения и… просыпаюсь.

Вздрагиваю, распахнув глаза. Тело колотит и знобит. Сажусь. Подтягиваю колени к груди, сворачиваюсь клубком, прячусь. Между ног все пульсирует и горит, будто Тайгер действительно со всей дикостью имел меня секундой ранее.

Закрываю глаза и тру лицо. Как же я устала просыпаться от наслаждения и боли…

Сердце разрывается на части, а к груди словно раскаленный утюг приложили. Всхлипываю. Сдерживаю рваное рыдание, плачу, закусив кулак, впиваюсь зубами в пальцы и сжимаю челюсть, причиняю себе физическую боль, чтобы отвлечь сознание от того ада, в котором я оказываюсь каждый раз с приходом своего единственного сна.

Прячу лицо в коленях, раскачиваюсь из стороны в сторону. Убаюкиваю свое раненное сознание, уговариваю мысленно, что все это кошмар. Всего лишь сон с моим Палачом в главной роли. Ночной кошмар, превратившийся в мою вечную агонию и страдание. Чертовы воспоминания, которые не вытравить, которые словно гнойник и нарыв вскрываются каждый раз стоит мне прикрыть веки…

Воздуха не хватает. В груди свинец. У меня почти приступ, удушье и боль… Симптомы депрессии на лицо.