Разворачивает, набрасывается на грудь, прихватывает сосок и втягивает.

— Ай.

— Я люблю жестко, малыш, привыкай.

Дует и опять прикусывает, заставляет забиться в конвульсиях от уверенной, дикой ласки языка, высасывает то одну вершинку, то вторую.

Извиваюсь, пытаюсь избежать касаний мучающих меня губ.

Заставляет громко стонать. Отстраняется, смотрит на меня пьяным взглядом.

— Знаешь сколько надрачивал, представляя этот момент? Сколько шлюх перепробовал тебя желая? И все равно, все не то! От одного твоего взгляда х*р из штанов выпрыгивает. Ведьма!

Широко разводит мои бедра, смотрит, пальцами растирает мою пульсацию, размазывая влагу по складочкам, заставляет стонать.


— Бл*ь, так выглядят створки рая!

Сжимает мои волосы и с силой тащит, натягивает и взгляд бешенный:

— Глаз не закрывать! Смотреть на меня! Попробуешь ослушаться, накажу! — говорит с трудом, и я киваю.

Вглядываюсь в побледневшее лицо, искаженное страстью, и замираю от дикости, от силы и непреклонности.

Обнимаю сильные плечи, чувствую, как грубо ощущаются под татухами шрамы. Сложная судьба у Фила и об этом мне говорит его тело. Провожу пальцами, ласкаю.

— Сума сводишь, золотая девочка, — шипит и с яростью отбрасывает меня обратно на постель, подтягивает меня за колени и в следующую секунду одним мощным, болезненным ударом заполняет меня всю до предела.


Кричу, чувствуя себя насаженной на огромный прут.

— Сукаааа, как же хорошо, — сквозь зубы цедит и начинает выскальзывать из меня, затем опять резко заполняет, — еб*ть тебя, иметь тебя… мечтааа моя сраная…

Грязные слова, пропитанные похотью, заставляют в груди шевелиться что-то темное. Заставляет плыть по волнам его дикой страсти. Весь мокрый с пульсирующей сдувшейся веной на высоком лбу. Красивый в эти самые секунды порочного единения.

Очень грубый, прошивающий меня насквозь, нанизывающий и заставляющий кричать, выгибаться, открываться для еще большего.

Выкрикиваю бессвязные фразы. Не дает в себя прийти, накрывает мой рот поцелуем, проталкивает язык настолько глубоко, что мне становиться нечем дышать, кажется, что пытается меня поглотить и вбивается без устали со всей силы.

Меня колотит.

— Фил, — пытаюсь достучатся до него, но не могу, затыкает рот очередным грубым поцелуем, втягивает мой язык, вылизывает его, сосет со всей силой. И не останавливается, продолжая насаживать меня на свой стояк.

Впиваюсь в его плечи, провожу ногтями, пытаюсь достучаться до него, дать выход своей злости.

Отрывается от меня, ловлю ошалелый взгляд:

— Еще, — выдыхает мне в губы до предела толкнувшись в меня. — Еще, сука, покажи мне себя!

Мои руки в ответ проводят еще борозды по горячим вздутым мышцам, провожу вдоль мощных ребер ногтями и со всей силы впиваюсь в жестко работающий поджарый зад.

— Дикая девочка, так и знал…

Я опять невозможно близка к наслаждению, но Гринвуд не дает, подводит к грани и за секунду до, отстраняется…

Хнычу, не согласная с его жестокостью. Мое тело голодно до ласк! Фил заставляет меня чувствовать себя живой, желанной, горящей в огне его страсти.

Ловит мои губы, целует, сильно втянув язык и больно прикусив. Обнимаю его за мощную шею, слышу, как хрипло стонет. Откидывает голову, а я поддаюсь, целую клеймо ассасина на шее.

Заставляет меня всю сжаться от невыносимой близости подступающего оргазма. Закрываю глаза, пытаясь убежать от его алчущего взгляда, который следит за всеми эмоциями, проскальзывающими на моем лице.

Резкий, болезненный толчок и я открываю глаза, напарываясь на темный бешеный взгляд.

Хватает мои руки, ловит в болевом захвате и продолжает очередь мощных толчков, наказывая и касаясь каких-то неожиданных точек в глубине, бьется в меня, заставляя прочувствовать его наказание.

Лицо с заострившимися от похоти чертами, глаза закатывает и прикрывает в судороге наслаждения.

Завороженно наблюдаю за появлением дикой эйфории на суровом лице со шрамом. Мокрые волосы прилипли ко лбу, наклоняется и всасывает мой сосок, опять кажется, что молоко тянет, меня скручивает от подползающих вспышек, отпускает мои руки, упирается огромными кулаками рядом с моей головой, вытягивается весь, отклоняется, кажется что вбивается до самой матки, заставляет меня кричать и биться в судорогах неожиданно ударившего оргазма.

— Бл*ь… как же хорошооо! — Рычит, валит меня на кровать и продолжает таранить быстро и рвано кончая.

Глава 39


Фил спит. Положил руку поперек моей груди, привлек под свой теплый бок и отключился. А я не могу. Мозг никак не хочет вырубаться.

Чувствую тяжесть сильного тела, придавившего меня, слышу бешенный стук сердца и обнимаю Гринвуда, зарываюсь пальцами во влажные, чуть длинноватые, взъерошенные волосы, а на дне глаз щиплет от слез.

Ласкаю его предплечья, пытаюсь успокоить себя. Провожу по плечам, отмечая неровность кожи под татуировками.

Фил в шрамах.

Выживание в трущобах — дело сложное. Без драк и разборок не обходится. Здесь законы суровой иерархии. Да и Гринвуд вступил на опасный путь.

Первые капельки срываются с ресниц и падают на загорелое тело. Наблюдаю за соленой дорожкой, а на сердце тяжесть. Я сама пришла к этому мужчине. Сама просила. Но… сейчас мне кажется, что я его ненавижу…

Ненавижу за то, что он не ТОТ.

В груди вспыхивают жалящие укусы огорчения и обиды. Пальцы продолжают свою ласку, и я на каком-то подсознательном уровне знаю, что он был уготован мне в этой реальности.

Ему было предначертано стать моей судьбой, но кто-то там перетасовал колоду, либо смухлевал, подсунув мне крапленые, меченные, проигрышные карты.

Фил был моим изначально, просто наши дороги разошлись… Мы шли по одной и той же, но в разные стороны. Да. Такова жизнь и иногда так тоже бывает…

Разглядываю суровые черты, брови, сомкнутые на переносице. Кажется, что он даже во сне не может расслабиться.

Огромный мужчина держит меня своим весом, а мне хочется уползти, спрятаться где-нибудь и выть в голос, потому что чувствую себя изменницей!

Неверной!

Слезы со всей силой катятся из глаз. И я оплакиваю себя. Я плачу по “нам” с Гринвудом…

Замираю в его объятиях, кладу руку на грубое обветренное лицо и провожу пальцами, очерчивая черты, трогая шрам на губах.

Пытаюсь понять свои чувства.

Может быть, если бы я не попала в школу мечты и в моей жизни не возникло бы другого, я бы действительно любила этого надежного, сильного, непредсказуемого и весьма опасного человека, который оказался рядом в самый темный час моей жизни.

Стоит додумать эту мысль, как чувствую укол в сердце, словно кто-то взял острую иглу и проткнул меня на сквозь.

Руки начинают дрожать, ком стоит в горле и мне становятся неприятны эти объятия.

Я выныриваю из постели.

Будто в горячке добираюсь до скромной душевой, задергиваю занавеску и врубаю воду, становлюсь под струи с трудом понимая, что вода пока совсем не согрелась и я нахожусь под ледяными струями. Мне хочется смыть с себя все следы другого мужчины…

Меня колотит толи от холода, то ли от моих глупых чувств, которые словно лавина, поднимаются с самых глубин сознания. Я чувствую себя виноватой. Реву и пытаюсь подавить всхлипы, что все-таки вылетают из груди.

то со мной не так? Почему я чувствую себя предательницей? Почему кажется, что я изменила подонку, которого ненавижу со всей силой!

Тварь, которая планомерно совращала очередную игрушку! Хищник, ломающий под себя и заражающий своим ядом!

Если мне в эти самые секунды вложат пистолет в руку, а его сделают мишенью, то я незамедлительно нажму на курок!

Я выстрелю и пущу пулю!

Только вот… в кого я выстрелю в себя, или в него?

Руки дрожат, тело ломает болью.

В секунду занавеска, отделяющая душевую от остальной ванной комнаты, отлетает в сторону, открывая моему взору взбешенного Гринвуда.

Смотрю на него словно загнанный зверек, отшатываясь и упираясь спиной в стену. Заходит, становится под струи.

От страха поджилки начинают трястись. Фил кажется сейчас не контролирует себя. Глаза налиты кровью, губы сжаты, шрам побелел.

Затравленно смотрю на пространство, открывающееся моему взгляду за его широкой спиной, хочу убежать, но меня прибивает тяжелой рукой к стене.

— Только попробуй! — цедит он. — Жалеть о том, что было между нами!

Он ловит меня в свои объятия, впечатывает в крупное тело. Держит крепко, преодолевая истерику и сопротивление. Заставляет оседлать вздыбленный член, который проскальзывает глубоко в меня.

Чувствую саднящую наполненность и отголоски пережитого наслаждения начинают возвращаться.

— Рвет меня от тебя… — каждая фраза подтверждается сильным толчком, — штырит так, что прям искры из глаз вышибает! На меня смотри, глаза закроешь, удавлю.

Толчки следуют подобно автоматной очереди. Гринвуд двигается озверело, яростно, заставляя забыться и отбросить чувства.

— Каждый день иметь тебя буду, пока к себе не приучу. Пока течь только от вида моего стояка не начнешь!

Щипает сильно за грудь. Вскрикиваю. Лицо его дикий драйв излучает, судорогой наслаждения идет.

— Горячая. Сука. Своей сделаю! Поняла?!

Болезненный толчок в самой глубине и слезы из глаз.

— Не. Слышу.

— Да! Гринвуд! Поняла! Дааа… — кричу и захожусь в оргазме.

Теряюсь от его напора. Ловит мои губа и целует, как одержимый. Заставляет безотрывно смотреть в свои глаза, не позволяет отдалится, спрятаться в своих сомнениях.

Загоняет все мои страхи глубоко внутрь. Делиться своей силой и пониманием, что быть может, в моем случае, это единственно верное решение.