— Дорн, а до завтра это не подождет? Рабочий день уже закончился.

— Нет, конечно! — рявкает седовласый мужик и отходит в сторону.

— Мне только штрафов не хватало…

Пока поднимаюсь на третий этаж вспоминаю все, что слышала о директоре и его необоснованных притязаниях к сотрудникам, об урезании страховок и медицинского обеспечения…

Как подмял под себя ткацкую фабрику, так и с этого времени умудрился не потратить ни цента на модернизацию оборудования, организовал скудные подачки в виде зарплаты, отсутствие всяческих условий, кабальный труд.

Зять чиновника. Понятно. Всегда может использовать необходимые рычаги для урегулирования возникающих проблем.

Трясет, когда оказываюсь на этаже, где располагается кабинет Ричардса. С вычурной, претенциозной роскошью обустроенный холл резко контрастирует с убогостью нижних этажей.

В глаза сразу же бросается пустующее секретарское кресло и выключенный компьютер. Кажется, что произошла ошибка и здесь никого нет.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, как слышу окрик:

— Проходи уже!

Стоит ступить по направлению к кабинету, как ко мне выходит сам директор. Встречаюсь с мерзким, похотливым взглядом.

С трудом сдерживаю омерзение.

Отвратительный мужчина маленького роста с сальным венчиком волос, обрамляющим блестящую лысину, с бегающим острым и холодным взглядом.

Карл Ричардс жестом приглашает меня в кабинет.

Ситуация напрягает, когда прохожу в глубь помещение обустроенного по принципу всего и побольше.

— Садись, Адель, слышу голос позади, оборачиваюсь и замечаю, что директор так и остался стоять у дверей.

Стою, не подчиняюсь. Вся ситуация напрягает и хочется поскорее уйти отсюда.

— Чай? Кофе? — спрашивает он.

— Нет, спасибо, тем более секретаря нет на месте. — отвечаю резковато.

— Я сегодня отпустил Хелен пораньше. Если бы ты согласилась, я бы сам тебе кофейку сварил, но видимо по-хорошему не получится… — с этими словами он закрывает дверь, проворачивает ключ в замке и неспешно приближается ко мне.

Белая сорочка сияет чистотой, толстые обрубки пальцев поправляют идеальные запонки. Замечаю массивный перстень на среднем пальце правой руки.

Нестерпимо хочется уйти! Явно пора уже завязывать с этой фабрикой. Страх липкой паутиной оплетает тело.

— В чем дело? Почему Вы меня вызвали? — пытаюсь, чтобы голос не сильно дрожал, но слабо получается.

Подходит в плотную, и с наглой мордой одним пальцем пытается стянуть с меня плечико рабочего платья, отстраняюсь.

— А ты не догадываешься, детка?

Бросаюсь на него, пытаясь ударить.

— Немедленно открой дверь!

В ответ резкий удар по челюсти, шум в голове, кажется руки-ноги онемели, практически теряю сознание. Заваливаюсь, меня подхватывает Ричардс и тащит куда-то, укладывает на диван.

В тумане вижу, как мужчина медленно проходит к столу, открывает ящик, расстегивает и приспускает штаны, достает широкий короткий стояк и проводит по нему толстыми пальцами, натирает, глядя мне в глаза. В ужасе разглядываю омерзительный отросток, на который хозяин фабрики натягивает презерватив.

Пытаюсь соскрести себя, приподняться, но безвольное тело не подчиняется. Вся неторопливость его действий показывает, насколько он матерый насильник. Он четко знает силу своего удара и понимает как долго жертва остается дезориентированной.

Платье на мне с аккуратностью задирается, грубые пальцы стягивают трусы.

— Нет, — кричать не могу из губ вырывается рваный шепот.

Чувствую, как средний палец, увенчанный перстнем, пробирается внутрь на сухую, пытаюсь отползти, не могу. Чувствую, как массивное кольцо царапает нежные стенки. Заливаюсь слезами и не могу ничего противопоставить маньяку, который кайфует от тех страданий, которые доставляет мне.

Несколько поступательных движений и я кричу надсадно от боли.

— Зачетная дырка. Как же тянет отодрать.

Палец выскальзывает на краткий миг заставив отдышаться, но уже в следующую секунду жестким рывком в меня врезается короткий отросток, долбит до упора.

Плачу, кричу, умываюсь мерзостью происходящего.

— Какая киска, — стонет насильник, сильнее вдавливая меня в кожаную поверхность дивана и почти ломая в болезненном захвате руки. — Будешь послушной дырочкой, озолочу, не в чем отказа знать не будешь.

— Хватит, — хриплю, чувствуя ненавистный отросток в себе.

Ужас сковывает. Оглушает. Психика ломается под ударами члена. Хочется скинуть жирного борова, дотянуться до чего-нибудь и вмазать по его свинячий морде.

В фильмах часто жертве удается избежать насилия именно таким способом, но в гребанной реальности это невозможно!

— П-пожалуйста, хватит, — пищу, пытаюсь отползти, елозя под мужиком, чтобы избежать ужаса насилия. Голова болит, сердце рвется, как и влагалище на сухую насилуемое толстым коротким отростком.

Своими потугами лишь добавляю наслаждения маньяку — психопату.

— Кричи! Так даже интереснее…

Стук крови в висках, черные точки перед глазами и боль. Страшная, дикая, раздирающая меня всю.

Ударяет меня по заду.

— Сочная.

Чертов маньяк! Ломает меня даже словами, наслаждается моей агонией. Питается моим ужасом. Ком в горле стоит и рыдание не выходит. Меня колотит всю. Тело деревенеет.

Короткий член орудует во мне, терзая, насаживая на адовый вертел унижения и боли.

Отвращение затапливает, меня выворачивает наизнанку от всего кошмара, который происходит со мной. Ноги немеют, начинается судорога. Тело скрючивает в страшном болевом шоке.

Дикий животный страх сковывает и разливается свинцом по всему телу. Хочется бежать в темноту, отключить эмоции, не видеть и не слышать, спрятаться в воображаемом мирке, где нет места происходящему.

Нет выбора, нет пристанища, нет уголка, где можно спрятаться. Ощущение, что вляпалась в трясину, в болото, которое со страшной силой тянет вниз, на дно, в бездну. Нет воздуха, нет сил.

Есть лишь бешеное биение сердца и ощущение обреченности. И вновь в мозгу криком раненого зверя барабанит предсмертной агонией: “Где же ты, Ривз, спаси меня, Тайгер, пожалуйста…”

— Сейчас обканчаюсь, тугая, как же приятно вгонять. — стонет урод, голос пропитан кипучим наслаждением и патокой.

Слышу рычание. Удовольствие насильника бьет через край. Маньяк наслаждается моей агонией, растягивает процесс. Меняет ритм, то замедляясь, то ускоряясь. Делает еще пару поступательных движений, наконец обмякая, заваливаясь на меня, давя своим обрюзгшим вонючим телом.

Кошмар кажется нескончаемой мукой, но по факту его действия длятся секунд десять, ну максимум двадцать. После чего он спокойно встает, снимает презерватив, заворачивает его в салфетку и прячет в карман. Во второй карман прячет мои трусы, видимо, как трофей.

Я осознаю все происходящее, но пока еще не могу пошевелиться.

Читает отвращение на моем лице.

Содрогаюсь, живот сводит страшным спазмом, давлюсь и меня вырывает, выворачивает. В желудке пусто, но рвотные позывы душат не прекращаясь.

Педантичный маньяк пугает до ужаса, до седых волос. Затем, как ни в чем не, бывало, он идет и открывает дверь.

Приближается, садиться напротив и говорит мне:

— Сильно не переживай, привыкнешь. Твоя мать по началу тоже сильно сопротивлялась, но ничего потом привыкла.

Мотаю головой. В ушах шум. Осознаю весь ужас полученной информации.

— Можешь обращаться в полицию, все равно ничего не докажешь. Никто до тебя ничего не доказал. А и еще, если надеешься на Гринвуда, так он уже на том свете вместе со своей бвндой. Сегодня их всех порешали, если ты еще не в курсе.

Меня знобит и бьет крупной дрожью. Чувствую, как силы возвращаются.

Дико хочется уйти отсюда. Быть как можно дальше от всего того дерьма, в котором я извалялась.

Соскребаю себя с дивана и на ватных ногах выхожу из кабинета, кинув в него единственную фразу.

— Ты меня еще попомнишь.

Хотя своей головой понимаю, что я ему ничего не сделаю, если все, что он сказал правда…

Глава 44


В полном аффекте дохожу до дома. Звоню в дверь и мне открывает Эйрин. Смотрит мне в лицо и кивает:

— Уже знаешь, да…

Прохожу в квартиру. Не отвечаю.

— Ада… Гринвуд сам выбрал этот путь… он всегда ходил по лезвию ножа… — замолкает.

Не реагирую. Все в тумане. Беру телефон и звоню. Набираю Фила снова и снова и каждый раз слышу одно и тоже. Абонент выключил телефон, или находиться вне действия сети.

С трудом дрожащей рукой отключаюсь, и не обращая внимания на Эйрин, иду в ванную. Захлопываю дверь, придавив ее собой и меня прорывает. В голос рыдаю, захожусь в истерике.

Фила. Больше. Нет.

Эта мысль бьет в самое сердце. Я ведь любила его… по-своему. Мой друг и защитник, опора. Мой безбашенный сорви голова. Пацан из далекого детства…

Раздеваюсь. Вижу свое отражение в зеркале: затравленный взгляд, паника и бледное лицо. Изучаю свое тело. Нигде ни намека на произошедшее. Ни синяка, ни пореза. Опытный маньяк знал, что делать и как.

Осознание себя такой беспомощной — удар под дых. Крик рождается глубоко в душе и вырывается наружу болью. Ноги слабеют, и я грохаюсь на пол, бьюсь в истерике, упав на холодный пол, царапаю плитку, не чувствуя боли в руках, не понимая, что до мяса ломаю свои ногти.

Отчаяние, которое заполняет нутро нестерпимо. Включаю воду и встаю под душ. Внутри — пустота.

Мокрые пряди, облепляют лицо словно жирные блестящие черви.

Хватит! — криком проноситься в голове.

— Хватит! — шепчут губы.

Выхожу из ванной, накинув халат, вплотную подхожу к Эйрин.