Мое сердце совершило забавный скачок, заставив меня задаться вопросом, не нужно ли сделать кардиограмму.

– Правда?

– О, да.

– Надеюсь, ты прав, мужик.

– Конечно, прав. А почему, как думаешь, твой отец так сильно верит в мои способности?

Я рассмеялся.

– Просто придержи свое взлетающее эго, парень.

Ухмыльнувшись, Пит показал мне следовать за ним.

– Пошли. Давай доставим тебя в семейный люкс для разговора с Торном.

Следующие два часа прошли словно в сонной дымке. Все просто сошли с ума от вида полностью выздоровевшего Торна, который вместе со своими парнями стоял перед огромным американским флагом. Даже я немного прослезился из-за действительно патриотического момента, особенно когда он отсалютовал папе и назвал его Сорок восьмым. Надеюсь, через пару часов отец и вправду станет сорок восьмым президентом.

В семь я начал расхаживать по семейному номеру, ожидая появления Эддисон. Прошло полчаса, а потом ещё час. Когда первые участки начали сообщать о лидерстве папы, все радовались и хлопали в ладоши. Я же, наоборот, отошел в сторону. Вытащив телефон из кармана, позвонил Таю.

– Где она, черт возьми? – потребовал я.

– Мы застряли в пробке.

– Это правда или ты просто издеваешься надо мной?

– Конечно, правда. Выгляни наружу, если не веришь.

Я раздраженно зарычал.

– Мне действительно нужно увидеть ее.

Тай понизил голос.

– Я знаю и клянусь, что изо всех сил пытаюсь доставить ее к тебе.

– Спасибо, друг.

– Скоро увидимся.

Едва положил трубку, как передо мной возник репортер.

– Вы разговаривали с Эддисон? Почему ее здесь нет?

Так хотелось ударить его, но я выдавил улыбку.

– Она застряла в пробке, а до того провела немного времени со своими бывшими коллегами в предвыборном штабе.

– Как мило с ее стороны. Вы определенно счастливчик.

Грудь сжалась от его слов.

– Да, это так, – выдавил я. Я откланялся, прежде чем сделал бы что-то совершенно немужественное, типа ударился в слезы. Прошло ещё полчаса без каких-либо признаков Эддисон, радость и триумф, наполнявшие воздух вокруг, едва ли поднимали мое настроение.

Наконец телефон оповестил о сообщении от Тая: «Мы уже поднимаемся»

Не сказав никому ни слова, я поспешил к выходу из спальни. С тех пор, как я часами ранее вошел в семейный номер, пентхаус стал просто набит людьми. Я вытянул шею, ища Эддисон. Пока пробирался через толпу, люди хлопали меня по спине и обнимали, но я не мог поздороваться с ними. Меня волновала только Эддисон.

Наконец я ее увидел. Боже, как она прекрасна. Ее нос и щеки раскраснелись от холода, а длинные, темные волосы растрепал ветер. Девушка прикусила губу и взглядом пробежалась по комнате, рассматривая людей. А когда она почувствовала мое присутствие, посмотрела прямо на меня.

От вида меня, движущегося к ней с непоколебимостью льва, преследующего лань, глаза Эддисон расширились. Девушка, паникуя, металась взглядом то влево, то вправо, пытаясь быстренько испариться, но комната была переполнена и для побега места не было.

– Мне нужно поговорить с тобой, наедине, – перекричал я торжественный рев.

– Тебе больше нечего сказать. Сегодня день выборов и концерт официально закончен, – она демонстративно посмотрела на меня. – Мы закончились.

Я яростно покачал головой.

– Нет, не закончились. Я знаю, что ты любишь меня.

– Ты такой невыносимый! – выкрикнула она, прежде чем начала проталкиваться через толпу. Посмотрев через плечо и увидев, что я прямо за ней, девушка развернулась ко мне. – Послушай, я знаю, что ты не привык к тому, что тебя бросают, но поверь мне, если я говорю, что всё кончено. Теперь оставь меня в покое!

Я положил руки ей на плечи.

– Но я не могу – сказал, наклонившись к уху Эддисон. – Поверь, я пытался уважать твои желания и отступить, но последние две недели без тебя были такими жалкими.

Осознав, что у нас появились заинтересованные слушатели, я подтолкнул Эддисон к ближайшей двери. К сожалению, это была дверь на один из балконов. Кусачий холод набросился на нас, заставив дрожать. Как только мы спрятались подальше от любопытных глаз, я притянул Эддисон в свои объятия.

– Я люблю тебя.

Она закрыла глаза от боли.

– Пожалуйста, прекрати говорить это, Баррет.

– Я буду продолжать говорить это, пока ты не поймешь, что я желаю этого всем сердцем, телом и душой. Я готов бороться за тебя днем и ночью, – я глубоко вдохнул. – Я люблю тебя, Эддисон Монро. Если быть честным с самим собой, то я влюбился в тебя ещё в первые выходные в Джефферсоне. Я любил тебя, когда ты оголилась перед прессой и когда ты выпила пол бутылки самогонки, когда превратилась в Эву Перон. (прим.: Э́ва Перо́н – первая леди Аргентины, вторая жена 29-го и 41-го президента Хуана Перона) Мне понравилось, когда ты выставила напоказ сиськи и задницу, как Шер, в «Divas».

– Из-за этого ты влюбился в меня? – Эддисон с негодованием выдохнула.

– Да, то есть нет, не только из-за этого. Есть масса других вещей, например, то, как искренне ты заботилась о моих родителях, и что ты никогда не встречаешься с незнакомцами. Мне нравится, что ты такая умная и активная. Мне нравится то, что ты хочешь сделать мир лучше, благодаря своим сочувствию и заботливому сердцу. Не знаю, есть ли в тебе хоть что-то, чего я не люблю.

Когда я упал на колени, Эддисон выдохнула.

– Баррет, что, ради всего святого, ты делаешь?

– Невероятно широкий жест, поскольку демонстрировать его чертовски холодно, а эти штаны до смешного дорогущие.

– Прости, что?

Я вздохнул.

– Послушай, я стою на коленях перед тобой и умоляю простить и забыть о моем прошлом, осознать, что я уже не тот человек, каким был до встречи с тобой. С абсолютной уверенностью могу сказать, что до конца моих дней не будет другой женщины, которую я так сильно полюблю. Ты – единственная.

Эддисол впилась в меня взглядом, ища ответы на вопросы, которые точно крутились у нее в голове. Больше всего на свете она хотела знать, правда ли все это.

– Я люблю тебя по-настоящему и навсегда, Эддисон.

– Ты серьезно?

Когда несколько слезинок скользнули по ее щекам, я отчаянно захотел стереть их – что угодно, лишь бы прикоснуться к ней.

– Да.

Лицо Эддисон просветлело, и она улыбнулась. Это было самое прекрасное зрелище на свете. Она была самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел, и плевать, что она не была моей.

– Я тоже никогда не переставала любить тебя, Баррет.

Когда я закончил с демонстрацией, девушка бросилась в мои объятия и наши губы обрушились друг на друга в отчаянном поцелуе. Несколько минут спустя мы отстранились, чтобы вдохнуть немного воздуха.

– Рад, что ты наконец поверила мне. Я уже думал, что придется прибегать к чему-то действительно отчаянному, вроде угрозы, что спрыгну с памятника Вашингтону или типа того.

– Ты бы выбрал что-то фаллистическое, чтобы заявить о своей бессмертной любви, верно? – ухмыльнувшись, ответила Эддисон.

– Должен сказать, что такая мысль не приходила в мою отчаявшуюся голову. Я просто хотел найти способ, чтобы сделать тебя своей, – рассмеялся я

– Ты действительно будет принадлежать мне и только мне? – подняв голову, Эддисон спросила.

– Да, до конца своих дней, – взяв руку девушки, я положил ее на свою грудь у сердца. – Оно никогда не принадлежало ни одной женщине, кроме тебя, и сейчас оно только твое.

Оглянувшись, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто за нами через окна, Эддисон свободной рукой обхватила мой член.

– Я знаю, что это принадлежало сотням женщин – и теперь оно только мое?

– Да, и только ради твоего огромного удовольствия.

Эддисон рассмеялась.

– Чертовски уверена, что лучше бы так и было, – убрав свою руку от моего члена, девушка прижалась ко мне, и я на рубашке почувствовал ее удовлетворенный вздох. – Я люблю тебя, Баррет.

– Я люблю тебя больше.

Когда я наклонил голову, чтобы поцеловать Эддисон, балконная дверь открылась и, повернувшись, мы увидели выжидающе смотревшего на нас Тая.

– Вам, ребята, нужно быть внутри. Они скоро начнут связываться с крупными государствами в поддержку твоего отца.

– Ладно. Уже идем.

Тай кивнул, прежде чем вернуться внутрь. Я протянул Эддисон руку.

– Готова пожать руку избранному президенту?

Лицо Эддисон просветлело.

– Он и вправду выиграет, да?

– Черт возьми, да.

– Я знаю, особенно после последних месяцев, когда он лидировал в опросах, но все ещё трудно поверить, что твой отец действительно станет президентом.

– Должен сказать, что это довольно победоносный вечер для мужчин из рода Каллаган. Папа получил страну, а я получил тебя.

– Поцелуй меня, Первый сын, – улыбнувшись мне, сказала Эддисон.

Когда я прижался своими губами к ее губам, не мог поверить, каким счастливчиком я был, раз такая женщина, как Эддисон, смогла полюбить такого мужчину, как я. Как только я обвил Эддисон руками, чтобы углубить поцелуй, Тай постучал по двери.

– Кайфоломщик, – пробормотал я возле губ Эддисон.

Она хихикнула.

– Я прослежу, чтобы сегодня ночью возместить Медведю убыток.

– Знаешь, по-моему, пора это прозвище отправить на пенсию.

Эддисон вздернула бровь от удивления.

– Правда?

Я кивнул.

– Думаю, с этого момента он будет Первым Пенисом, – Эддисон застонала, когда двинулась к двери. – Как насчет Главнокомандующий Член? – сказал я в удаляющуюся спину.

– Помечтай, – ответила она.

Смеясь, я побежал и поймал ее у двери.