Снова дернул ее за волосы и медленно провел носом по шее, вдыхая запах и наслаждаясь прикосновениями. Первыми за последние пару дней. Она внутренне напряглась, понимая, что это не ласка, это мое желание наказать.

— Но когда я с тобой столько лет, когда я признаюсь тебе в своей любви, заметь, в открытую, значит меня интересует нечто большее, чем просто трахать твое шикарное тело.

Я прикусил нежную кожу на шее, вызвав судорожный вздох.

— Например, как сейчас все любят говорить, твой богатый внутренний мир, то есть твоя душа. И это правда, девочка моя, я никогда не отдам свое, — провел языком по месту укуса, понимая, что еще немного, и я сам потеряю контроль, — но я могу отказаться от многого сам… И я отказывался, ты лучше других знаешь, что отказывался. От имущества, от своего положения в обществе, от своего окружения… Порой, даже от жестокости… И, даже, представь себе, на довольно долгое время от моего любимого Лейбла… Если надо будет, я могу отвергнуть брата и Фэй, друзей и знакомых. Единственное, от чего я не в силах отказаться — это ты, Марианна, Самуил, Камилла, и Ярик.

Я отпустил ее волосы и сжал подбородок, заглядывая в глаза:

— Хорошо запомни эти слова, любимая. От того, что я не твержу тебе это постоянно, не значит, что этого нет. Они не приобретают большей ценности при постоянном повторении. Я слышу тебя, я прекрасно тебя слышу, и то, — стиснул зубы, успокаиваясь, — что ты не станешь мириться, я тоже услышал. И что же ты предпримешь, Марианна? Оставишь меня?

Она попыталась освободиться, но я сжал ее сильнее, так сильно, что мог сломать, но не выпустить именно сейчас, ожидая ответа.

— Да, ты можешь иметь, кого угодно и когда угодно, только пальчиком помани, и все эти… они сами будут ползать перед тобой на коленях.

— Все верно, малыш. Да только все они так и остаются на коленях, никогда не поднимутся в моих глазах до твоего уровня.

А Марианна, будто не замечала моей усмешки.

— Ты сказал, что давно бы бросил меня, но зачем тебе меня бросать? Когда можно иметь и то, и другое. Их тела и мой богатый внутренний мир одновременно. — Схватилась за мое запястье и сбросила руку с груди. — Мою душу, мое сердце ты топчешь изо дня в день, из года в год. Есть притча про стакан с водой, наполненный до самых краев, и иногда достаточно одной капли, чтобы вода хлынула наружу. Насчет того, что я предприму и оставлю ли тебя, — она истерически рассмеялась, — а у меня есть свобода выбора, Ник?

Отступил от нее на шаг. Не верилось, что разговор принял такое русло. Не верилось, что я собирался задать следующий вопрос той, в которой был уверен больше, чем в себе. Пристально посмотрел ей в глаза:

— А если бы была, Марианна, ты бы ушла? Несмотря на то, что это был твой выбор.

— Мой выбор был, когда я отдала свое сердце тебе. — Она нервно сцепила ладони. — Это был мой добровольный выбор. Я была готова к последствиям, и я была готова простить тебе очень многое, Ник. Ты сам прекрасно об этом знаешь, но если я пойму, что все, что ты говоришь мне — ложь, что в твоих глазах больше нет моего отражения, что я не живу в твоем сердце — да, я уйду. Если ты позволишь уйти. Только физически можно удержать тело, и это не страшно. Страшно, Ник, когда уже больше ничего не держит душу рядом с тобой. Я надеюсь это не про нас. Я очень хочу на это надеяться.

Именно сейчас я больше всего проклинал Влада из-за его идиотского поступка с дочерью демона. Не сделай он этого, мне ничего не стоило бы вырвать собственное сердце из груди, чтобы показать ей, ради кого оно билось. Но я не имел права сделать этого теперь, когда на кон поставлена жизнь Марианны и моих детей. Да, мне дороже, чтобы она дышала со мной одним воздухом и ненавидела меня, чем погибла, сгорая от любви ко мне. Как бы я хотел вспороть вены у нее на глазах, чтобы доказать, насколько моя кровь кипит только в ее присутствии.

Единственное, что я мог, это ударить со всей силы кулаком по стене, сдерживая Зверя от желания причинить боль моей женщине:

— Дьявол, Марианна. После десяти лет нашего совместного Ада и Рая ты все равно сомневаешься моих чувствах. Я прошу тебя. Слышишь? Прошу, не задавай вопросы. Просто доверься мне. Безоговорочно. Молча. Потому что, если я начну отвечать на них, все может полететь к чертям…

Она судорожно сглотнула:

— Я еще доверяю тебе. Только мне все труднее молчать. Я слишком долго молчала. Все эти десять лет, как ты говоришь Ада и Рая, я молчала и шла за тобой с закрытыми глазами. Только сейчас у меня такое чувство, что ты ведешь нас к обрыву, на дне которого я сверну себе шею.

— Проклятье, — сердце болезненно сжалось от ее слов, я прислонился своим лбом к ее лбу, и прошептал, закрыв глаза, — Малыш, я не знаю… Может, ты и права… Может, это и обрыв… Но даже если и так, знай, что я не дам тебе свернуть шею… Если мы и упадем, то только вдвоем… И я буду снизу…

Она неожиданно обхватила руками мое лицо, пока я с упоением перебирал ее волосы, успокаиваясь от простых прикосновений, выравнивая дыхание и пытаясь унять дрожь, охватившую все тело от ярости, бессилия, непонимания…

Вдруг раздался еле слышный шепот:

— Я больше не хочу падать, я жить хочу.

Мы одновременно открыли глаза, и Марианна вцепилась в воротник моей рубашки и закричала:

— Я, черт возьми, хочу жить, а не постоянно падать. Жить с тобой. Улыбаться, просыпаться рядом. Я устала падать, Ник. Я устала подниматься и собирать себя по кусочкам. Я. ХОЧУ. ЖИТЬ.

Нет, это не удар поддых. Это страшнее. И больнее. В десятки раз. Или в тысячи. Наверное, нечто подобное чувствуют пациенты, услышав от врача, что им ампутируют какую-то часть тела. И я сейчас был одним из этих больных, только что потерявшим последнюю надежду на полноценное выздоровление. Потому что та, от которого оно зависело, стояла передо мной, уже не скрывая ни своей усталости, ни слез… ни того, что сама потеряла веру в нас. Ту самую веру, которая давала мне дьявольские силы всегда.

Сделал шаг назад и криво усмехнулся, раскинув руки в стороны:

— Живи, Марианна, живи. Вот только, как ты поступишь, если я все-таки упаду?

Желудок скрутило в ожидании ответа. Затаил дыхание.

— Я буду молиться, чтобы этого не случилось. И без тебя я не живу, я существую. Хочу жить и смогу, это настолько разные вещи. Меня убивает, что ты знаешь об этом, и все равно ведешь меня за собой, а, точнее, ты меня тащишь, Ник. Насильно. Ты не даешь мне даже маленький шанс понять тебя.

Медленно выдохнул воздух. Не поймешь, Марианна. А если и сможешь понять, то не примешь. Не мой вариант.

Я смотрел на нее и понимал, что это все. Именно сейчас решится, открывается ли для меня еще один фронт, уже в собственном доме, или же Марианна в который раз станет моим союзником. Что изменилось в ней? Она столько лет доверяла мне без долгих раздумий… Разлюбила? Устала от меня? Глаза заволокло пеленой ярости, снес со стола посуду, обрушивая гнев на мебель:

— Черт побери, Марианна. Просто поверь мне. Не. Задавай. Вопросы. Не старайся понять. Ты узнаешь все потом. Обещаю. Я все сам расскажу. Но только потом. А сейчас просто поверь мне.

Ее глаза расширились от неожиданности. Марианна, как никто другой, знала, на что я способен в порыве гнева. И сейчас меня всего трясло. Как в лихорадке. Я сам не мог понять, почему. Смешались сразу несколько факторов: это и ярость, и раздражение ее упрямством, и страх потери тех крох доверия, что у нас были… и отчаяние от того, что пока я не мог раскрыть всех своих карт. Инстинктивно притянул ее к себе, и она обняла меня в ответ, прижимаясь плотнее. Мы простояли так несколько секунд, и я отстранился от нее, уже чувствуя, как начинаю терять контроль над Зверем, видевшим только один выход из ситуации: заставить согласиться с моими условиями через боль. Ее боль. Отступил еще на пару шагов назад, стараясь все же предотвратить жестокость, и прорычал:

— Поверь мне, или мы снова пойдем уже по пройденному кругу.

— У меня эти круги не кончаются. Не кончаются, понимаешь? Круг за кругом. Первый, второй, десятый. Даже в Аду их семь, а у меня они БЕСКОНЕЧНЫЕ.

Я хотел привлечь ее к себе, но она отшатнулась, скрестила руки на груди и дерзко посмотрела мне в глаза:

— Не прикасайся ко мне. Слышишь. Не прикасайся, чтобы успокоить меня. Это больше не работает, Ник. НЕ РАБОТАЕТ. Я не хочу, чтоб ты меня трогал. Я уеду сегодня же. Дай мне пройти. Мне больше не о чем с тобой говорить.

Сцепил зубы, сжимая руки в кулаки:

— Марианна, — хриплый голос срывался, — ни один из этих кругов ты не прошла в одиночестве. В этих котлах мы варились вместе. Всегда. Вдвоем.

Снова приблизился к ней и схватил за плечи, больно сжимая. Она попыталась оттолкнуть, и тогда монстр вырвался наружу. Я приподнял девушку над полом и буквально впечатал ее в стену. Марианна больно ударилась головой и тихо всхлипнула, а я сильно тряхнул ее и прорычал в лицо, отчетливо понимая, что его полностью сменила уродливая маска вампира с красными глазами:

— Никогда не разговаривай со мной в таком тоне, Марианна. Никогда. И это я решаю, есть ли у нас тема для разговора или нет и это я решаю, — сжал рукой шею, лишая возможности вздохнуть, — когда тебе надо уходить.

Диким усилием воли я заставил себя успокоится, унять зверя, и отпустил ее горло, глядя застывшим взглядом на следы от моих пальцев, которые оставил в приступе бешенства. Она обессиленно сползла вниз на пол. Этот разговор закончится срывом, я не контролирую себя рядом с ней от дикого страха потерять и от ярости на себя самого и проклятую, дерьмовую ситуацию в которой все мы оказались. Я должен оставить ее одну. Немедленно.

— Сейчас уйду Я, а ты можешь собрать свои чемоданы.

Пошел к двери, и уже в спину получил контрольное:

— Я их уже давно собрала.