Глава 8

Когда Серафим позвонил мне, я был с Изабэллой. Немка полностью обнажилась и теперь, оседлав мои колени, в спешке расстегивала на мне рубашку. Услышав звонок, мельком глянул на экран и напрягся, увидев имя Серафима.

— Брось, Мокану, только не говори, что ты сейчас ответишь? — Изабэлла жалобно простонала в ухо, обводя мочку языком.

В груди появилось какое-то тянущее чувство, будто предчувствие катастрофы, поэтому я слегка отстранился от девушки и ответил:

— Зорич, искренне надейся, что у тебя достаточно важная причина для того, чтобы прерывать меня от более приятных дел, чем болтовня с тобой.

И он ответил. Спокойно ответил, вашу мать. Так, как умеет только Серафим. Без спешки или волнения. Абсолютно равнодушно произнес самые страшные слова, которые я когда-либо слышал в своей жизни:

— Марианна предприняла попытку самоубийства.

В первый момент я даже не понял смысла его слов:

— Ты что за ахинею несешь, Зорич? Повтори, — Голос сорвался на крик. — Повтори, что ты сказал.

И точно таким же бесцветным тоном он совершенно ровно повторил:

— Марианна предприняла попытку самоубийства, у нее оказалось одно из снадобий Фэй. Сильнодействующий яд. Только что было получено сообщение от Дэна.

Разум оцепенел, силясь переварить полученную информацию. Я смотрел в серые глаза голой девицы перед собой и с ужасом понимал, что они меняют цвет на сиреневый, наполняясь дикой болью. Протянул руку, касаясь ее щеки, провел пальцами по глазам в попытке стереть из них безысходность.

Голос Серафима прозвучал словно издалека, отдаваясь эхом в голове:

— Николас? Какие будут наши действия?

Моментально очнулся, осознавая, что та, которую я сейчас ласкал, не имела ничего общего с Марианной.

— Приготовь мне самолет, я сейчас же вылетаю.

Я скинул с колен вампиршу и кинулся к пиджаку, на ходу застегивая пуговицы рубашки.

"Марианна… самоубийство… Марианна". Не верю. Не могу поверить. Так не должно быть. Только не с ней. Моя девочка слишком любит жизнь, детей, свою семью… И меня… Пока еще любит.

Закрыл глаза, стараясь успокоить участившееся сердцебиение.

— Нииик, ты не можешь меня так оставить сейчас, — пронзительный голос Изабэллы ворвался в заторможенное сознание. Блондинка бросилась ко мне и вцепилась в пиджак.

Я посмотрел на нее, вначале даже не понимая, откуда она тут вдруг возникла. Конечно, она услышала все, что говорил Серафим.

— Какое тебе дело до этой истеричной идиотки, дорогой? Пусть бы отравилась и сдохла — нам же меньше забот.

Я разозлился настолько, что еле сдержал себя от желания вцепиться ей в горло или сразу вырвать гнилое сердце из груди. Но пока эта тварь была еще мне нужна. Схватил ее за шею и приподнял над землей. Сучка вцепилась мне в запястье, со страхом глядя на меня. Да, детка, никогда не забывай, что Мокану свою репутацию заслужил не одной сотней загубленных жизней.

— Еще раз услышу, как из твоего рта вылетает любое упоминание о ней, и ты пожалеешь о том, что можешь говорить вообще.

Швырнул ее на пол, и практически бегом помчался к машине.

Самоубийство… Но почему? Почему она хотела умереть? Вариант о том, что она могла узнать о своем новом положении, отмел сразу. Пока о разводе знали единицы. Средствами связи Марианна не обладала. Я приказал оградить ее от всего. Ни телевидения, ни интернета, ни тем более телефона. Тогда что? Что, гребаный ад, могло произойти такого, что она решила ТАК поступить с нами? Именно сейчас, когда все шло будто по накатанной. Так, как того требовал мой план.

Я понимал, что она вправе чувствовать на меня обиду, злость. Черт, даже презрение. Но, это на меня. Пусть презирает меня, но живет. А иначе, какого хрена я затеял весь этот спектакль? Ради кого? Зачем мне эти кланы и Братство, если рядом не будет Марианны?

Когда спустился с самолета и пересел на автомобиль, начал чувствовать, как меня трясет. От страха, что мог потерять ее навсегда. От нетерпения увидеть любимую, прижать к себе и целовать. Долго. Может, весь день и всю ночь. Уже потом я буду выяснять, что подтолкнуло ее к попытке… самоубийства. Скривился. Черт, даже в мыслях сложно произнести это слово, когда оно касается самого дорогого для меня существа. Серафим сказал Дэн… если бы он не успел… Если бы она успела? Что тогда? Ухмыльнулся. Мокану, ты отлично знаешь ответ на этот вопрос. Тогда вся эта игра не имела бы смысла. Тогда ты бы отправился прямиком за ней. Вот только после смерти ты бы ее не встретил. Уже никогда. Так бы и гнил один в Аду в то время, как ее место на небе. Ударил по рулю. Ни хера. Ее место рядом со мной. Здесь. Всегда.

Тогда я еще верил в то, что возможно примирение. Даже не так — наше соединение. Как всегда и бывало раньше. Когда мы оба сплетались в одно целое, каждый раз выныривая из вонючей трясины, затягивавшей нас туда поодиночке.

Я подъехал к посту, и охранник при взгляде на мое лицо отшатнулся в диком страхе.

Не обратил на трусливого идиота внимания, так как на подходе к дому заметил ее.

С шумом выдохнул. Она. Живая. Дышит. Смотрит прямо на меня, но создается ощущение, что не видит. Я остановился и выскочил из машины. Марианна вздрогнула, будто очнулась от каких-то мыслей и теперь уже осознанно наблюдала за мной. Подбежал к ней и порывисто обнял. На секунду сердце замерло и снова забилось в диком восторге. Как же я тосковал по ней. Обхватил лицо ладонями и начал жадно целовать. Глаза, нос, щеки, подбородок. При мысли о том, что этих прикосновений могло бы уже и не быть никогда, глухо застонал и впился в ее губы, в изнеможении закрывая глаза. Девочка моя, как же я испугался. Я могу вынести, что угодно, если знаю, что она дышит со мной одним воздухом.

Я настолько растворился в ее запахе и прикосновениях к коже, что не сразу понял, что Марианна не обнимает меня в ответ, а сражается со мной. Она с силой оттолкнула меня, процедив сквозь губы:

— Убирайся.

В первый момент подумал, что ослышался:

— Что? Что ты сказала?

Она схватила меня за запястья, впившиеся в ее плечи, и сильно сжала.

— То что ты слышал. Убирайся. Просто исчезни. Не прикасайся ко мне.

Ее голос срывался на хрип, заставляя сердце обливаться кровью.

Посмотрел в глаза, горевшие непонятной мне яростью и, освободив руки, поднес ее ладони к губам, покрывая поцелуями и растворяясь в аромате ее кожи:

— Что с тобой, малыш? Почему?

Она выдернула руки.

— Со мной? Ты спрашиваешь, что со мной? Тебя это волнует? В перерывах между какими сверхсекретными делами или шлюхами ты решил узнать обо мне? После того, как запер в эту тюрьму; после того как распорядился мною, как вещью… после того, как отнял у меня все. Убирайся. Я все знаю. Все. Ты… ты чудовище. Ты лицемер. Ты мог просто… просто сказать мне что все кончено, но ты… ты отобрал у меня детей… я могла все понять… но дети… как же я презираю тебя.

Она задыхалась, отводя взгляд, давая понять, насколько ей больно смотреть мне в глаза.

— Отпусти меня. Или убирайся сам.

Именно тогда я осознал, что она уже все знает. Вашу мать, она знает. Но как? Черт возьми, кто ей мог проболтаться? Если только кто-то из охранников. Сукины дети сегодняшний день точно не переживут. Ни один.

Я прикрыл глаза и медленно выдохнув, произнес:

— Марианна, давай, зайдем в дом. Давай не будем устраивать спектакль для охраны.

Она истерически засмеялась:

— Спектакль? Вся моя жизнь рядом с тобой сплошной спектакль. То ли комедия, то ли трагедия, и я всего лишь массовка на твоей сцене.

Внутри все перевернулось. Как мне доказать ей, что она главная героиня этого бесконечно долгого действа, именующегося моей жизнью?

Я стиснул зубы до скрипа и прошипел:

— Иди в дом, я сказал.

— Не то что? Заставишь? Затащишь насильно? Какие права у тебя теперь есть на меня, Ник?

Она содрала обручальное кольцо с пальца и швырнула в меня.

— Никаких. Ты мне теперь никто.

Поймал на лету кольцо и, схватив, ее за локоть, дернул на себя:

— Малыш, не заставляй меня в очередной раз напоминать о СВОИХ. ПРАВАХ. НА ТЕБЯ.

Марианна попыталась вырваться, но я уже отвернулся и теперь тащил ее за собой в дом. Она упиралась ногами, пытаясь затормозить меня, била по спине руками, истошно крича. И каждый крик отзывался эхом внутри, причиняя физическую боль настолько сильную, что хотелось зажать уши руками, чтобы не слышать ничего.

Ни слова не говоря затащил девушку внутрь и, закинув ее себе на плечо, поднялся в спальню. Там я бросил ее на кровать и ледяным тоном сказал:

— Вот теперь говори.

Марианна вскочила с постели и, сжав руки в кулаки, прокричала.

— Мне не нужно ничего напоминать. У тебя нет прав на меня. Мы теперь в разводе. Ты лично, собственноручно, зачеркнул все права и дал мне свободу. И я рада, что ты приехал, потому что теперь ты отпустишь меня. Не хочу ни секунды находиться рядом с тобой в ТВОЕЙ золотой клетке. Я вернусь к отцу и начну процесс по возврату детей, Ник. И еще… не называй меня "малыш". Это право ты тоже потерял.

Захотелось взвыть от бешенства. Эту "золотую клетку" еще совсем недавно она считала своим домом. А теперь хочет бежать из нее без оглядки.

Шагнул к ней и, схватив за волосы, с силой дернул в сторону:

— Нет прав, говоришь? Вот они мои права, — притянул ее за талию и впечатал в себя, — и мне не нужны долбаные бумажки, чтобы доказать тебе существование МОИХ прав.

Положил руку на ее ягодицы и сильно сжал:

— Отпустить тебя, малыш? Ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя? Ты в это веришь, Марианна?

Она дернула головой и тихо произнесла: