— Гребаный ад, Влад. А что я, по-твоему, должен был сделать? Что? Рассказать все Марианне? Своей жене? Прийти к ней и, деликатно извинившись, заявить: "Любимая, в целях спасения нашей семьи ты должна будешь уехать из дома и не видеться с детьми. Я разваливаю клан твоего отца и начинаю сотрудничество с его главным врагом — Асмодеем. И, ах да, я буду вынужден жениться на другой женщине и периодически потрахивать ее. Я надеюсь, ты не против, любимая?"

Ты себе так это представляешь, Влад?

— А закрыть ее, словно пленницу, в тюрьме, рассчитывая, что она будет просто молчаливо ждать объяснений — это, по-твоему, правильно? Она не та восемнадцатилетняя наивная девочка, которую ты полюбил. Она чувствует тебя, она способна анализировать ситуацию и делать выводы. А что сделал ты? — Он ударил кулаком по шкафу, раскрошив дверцу. — Показал, что ее слова и чувства ничего не значат, указал ей на ее место. Она пережила не меньше чем ты и заслужила, по крайней мере, уважения. И что получила в итоге? Даже проклятые слуги в твоем доме знали больше, чем она, насмехаясь у нее за спиной, считали ничтожеством. О какой вообще любви может идти речь? Хоть один раз в жизни ты способен поставить себя на ее место?

Я вскочил с кровати, зарычав:

— Твою мать, Воронов. Я не собираюсь обсуждать с тобой мою семью. Это только наше с Марианной дело. Но, если ты так хочешь знать, скажу. Уверен, что тебя это обрадует. Слушай и запоминай, Влад. Вряд ли еще услышишь подобное от Мокану. Я БЫЛ НЕПРАВ. Видимо, мне стоило раскрыть все с самого начала, тебе и ей. Пусть даже всегда существовала угроза того, что могли прочесть все ваши мысли. И тем самым я бы подверг опасности именно вас. Но, признаюсь, я должен был это сделать.

Я снова опустился на кровать и закрыл голову руками:

— Раз уж не заслужил и крохи доверия от самых близких людей.

Он посмотрел на меня, и между его бровей пролегла складка:

— Ник, каждый из нас по-своему неправ. И я не собираюсь сейчас читать тебе нотации. Прошлого не вернешь. Но что касается Марианны — на этот раз даже то, что ты был в шаге от смерти, не сумело перечеркнуть ту боль, которая съедает ее изнутри. Это ваши отношения. Это ваши чувства. И хоть я, черт возьми, с одной стороны рад, что она наконец-то начала меняться, но с другой понимаю, что она больше никого не сможет полюбить. Только в этот раз все иначе. Если ты не пересилишь себя и не изменишься сам — вы обречены. ОБА.

Стиснул зубы, сдерживая себя от того, чтобы не заорать ему в лицо… Чтобы не напомнить о том, что он говорит не только с провинившимся Князем… Не только с мужем своей дочери, но и БРАТОМ. Черт возьми, Влад, я же твой брат. Почему ты не хочешь хотя бы постараться понять меня. Не встать на мою сторону — нет. Просто посмотреть с этой стороны на ситуацию…

Тряхнул головой, переключая внимание Короля на другую тему:

— Я так понимаю, летопись о трусливом князе Эйбеле ты уже получил?

— Ник, вот эта информация стоит больше золотого запаса всего нашего клана. Как тебе удалось ее раздобыть? Ожидается самая масштабная чистка кадров в истории Братства.

Широко улыбнулся брату:

— Ты же меня знаешь, Влад. Ловкость рук и никакого мошенничества.

Воронов приподнял бровь в ожидании ответа. Упертый сукин сын. Сидит с воистину королевским спокойствием и плевать хотел на то, что мне не хочется раскрывать свои карты.

— Я установил слежку за немцем, Влад, понимая, что вряд ли тот будет соблюдать правила игры. Не из того теста гребаный ублюдок. И со временем удалось получить эти самые ценные доказательства его сотрудничества с судьями.

Пожал плечами:

— Как-то так, Влад. Дело за малым — передать их Нейтралам, пусть сами разбираются со своими продажными ставленниками.

Воронов понимающе кивнул головой, сцепив руки в замок.

— Но Эйбелю стоит отдать должное. Подобраться к "гарантам объективности" самых Нейтралов — это грандиозный план. Я уже не сомневаюсь, кто помог ему в этом. В данном случае судьям должна была быть дана АБСОЛЮТНАЯ гарантия безграничной власти в своей сфере. На кон поставлено все. После такого разоблачения все их семьи будут уничтожены.

Я встал с кровати и потянулся, повел плечами, разгоняя кровь по всему телу. Подошел к мини-бару возле стенки.

— Куда она уехала, Влад?

Брат резко встал со стула и тихо ответил:

— Марианна не захотела оставаться в этом доме, пока… — он не договорил, а я окаменел, понимая, что он имел в виду. Ушла. Ушла, потому что невыносимо находиться со мной под одной крышей. Противно? Или боится?

В висках нещадно зашумело.

— И где она сейчас?

— Я тебе этого не скажу, Ник… — в голосе Влада звучала жалость. Дьявол. Вскинул голову, встречая понимающий взгляд карих глаз, — до тех пор, пока она сама не попросит об этом.

С этими словами Влад вышел из комнаты. Голова вдруг показалась невероятно тяжелой. Что за черт? Сжал пальцами виски, пытаясь собрать воедино все мысли.

Рино подошел и положил что-то на постель.

— Я отвез ее по просьбе твоего отца в безопасное место. Она не одна, Мокану. Не беспокойся. — Он замолчал. А после я услышал звук удаляющихся шагов. И уже от самой двери донеслось.

— Последний звонок — номер телефона Фэй. И да, теперь ты у меня в долгу, князь.

Повернул голову и на миг перестал дышать. На кровати лежал сотовый телефон. Усмехнулся. Да, полукровка. Теперь я у тебя в долгу.

Дрожащей рукой взял телефон, глядя на набранные цифры и буквально слыша, как гулко застучало сердце. Каждый стук отдавался эхом в голове.

Подошел к столу, на котором сиротливо стояла бутылка и, не обращая внимания на бокал, пригубил из горлышка, попутно нажимая на вызов. Трубку взяли не сразу.

— Алло.

Но в ответ лишь тишина.

Внутри будто что-то сжалось, предвкушая. Еще не осознавая в полной мере, почему дыхание на том конце провода кажется настолько родным и знакомым.

— Алло. Фэй?

— Нет… — ее голос сорвался, — не Фэй.

Вашу мать. Марианна. Она говорила тихим голосом. Еле слышно. Но для меня эта фраза прозвучала будто по громкоговорителю. Задержал дыхание и еле вытолкнул воздух из себя, не веря, что слышу именно ЕЕ голос.

Я прокашлялся, чувствуя, как резко в горле пересохло,

— Это я, малыш, — хотя прекрасно знал, что она меня узнала.

— Фэй сейчас занята. Перезвони позже.

Я физически ощущал, что ей каждое слово далось с трудом, но она все же смогла сказать. Закрыл глаза, вслушиваясь в нежный голос той, что стала за эти годы смыслом всей жизни.

Она отвечала короткими фразами. Сухо. По существу, так, словно говорила с совершенно чужим человеком. С таким же успехом она могла бы отвечать и на звонки партнеров Влада по бизнесу.

Вот только сейчас она говорила со мной. Со МНОЙ. Хотя, видимо, я и правда стал ей совсем чужим за этот короткий промежуток времени.

Я не хотел упустить шанс поговорить с ней. Пусть недолго. Пусть пару минут, минуту. Но я не мог отказать себе в этом.

Она не бросала трубку, что давало призрачную надежду.

— Как ты, малыш? — Спросил и затаил дыхание в ожидании ответа. Что же ты ответишь, маленькая? Сбросишь ли звонок?

Она замолчала на долгие секунды, которые растянулись на целую вечность. А я в тот момент рад был и тому, что просто слышу ее дыхание в трубке.

— Как я? Как может чувствовать себя мать, которая больше месяца не видела и не слышала своих детей? Если ты позвонил… просто скажи, когда ты дашь мне услышать их голоса? Не наказывай меня ими, Ник, и их не наказывай. Они не виноваты.

Словно получил жесткий удар в солнечное сплетение. Дышать сразу стало невыносимо трудно, а в груди разливалось мерзкое чувство вины.

Марианна была права. Я наказывал и ее, и детей, и себя. Наказывал тем, что лишил нас друг друга. И, как оказывается, совершенно несправедливо. В очередной раз. Только в ее голосе помимо упрека, какая-то странная обреченность… словно каждое слово, сказанное мне, она произнесла через силу.

Судорожно глотнул виски и прошептал резко охрипшим голосом:

— Я позвоню тебе завтра, Марианна. Сегодня поговорю с детьми, и завтра мы с тобой уже сможем увидеть их. Ты поедешь в Англию со мной?

И снова мучительно долгая пауза, не сразу понял, что в ожидании ответа вцепился пальцами в стол перед собой.

— Да. Я поеду… К детям.

Облегченно выдохнул, услышав положительный ответ. Я мог себе представить, что для нее значили все эти дни вдали от детей. Осознание этого больно резануло по сознанию. Хоть и понимал, что сегодняшняя ситуация — всего лишь результат моих и только моих действий. Но, черт возьми, от понимания этого становилось не лучше, а хуже.

Марианна отключилась, и я сжал мобильный в руках. Стиснул зубы и закрыл глаза. Как же сильно я хотел сейчас поговорить с ней. Рассказать ей обо всем. Раскрыть причины… но это скользкое ощущение, что ей уже не нужны никакие слова с моей стороны, не отпускало. И потому я молчал. Завтра… Завтра мы поговорим, малыш. В самолете. И завтра же я верну тебя домой. Туда, где и должна быть моя жена. Рядом со мной. Я был уверен, что это еще возможно… моя проклятая самоуверенность… дьявол ее дери.

А на следующий день меня ожидало очередное разочарование. Да, Марианна согласилась лететь со мной. Но не одна. Вместе с нами в самолет села и Фэй, одарившая меня странным взглядом, полным одновременно и упрека, и сожаления. Марианна наглядно продемонстрировала, что перестала доверять мне. Даже хуже, она боялась остаться со мной наедине.

Стиснул челюсти, одергивая себя, а разве ты давал ей повод верить тебе?

Потом был долгий перелет в самолете. Напряженный. Накаленный до предела. Безмолвный. Ни одного слова. И ни одного взгляда в мою сторону. На ее лице — полное безразличие. Отрешенный взгляд в никуда. Но вот ее руки. Руки не лгут, если они не в перчатках. На них нельзя надеть ту же маску, что и на лицо. И то, как крепко она сжимала и разжимала тонкие пальцы, говорило о многом. А я еле сдерживал себя от настойчивого желания схватить маленькую ручку и перецеловать каждый пальчик, успокаивая так, как умел успокоить раньше, но я не посмел. Даже дотронуться.