Джулиет Мид - Капкан любви

— Она рассказывала вам о Томми? — Джек все еще сидел, наклонившись вперед, и пристально глядел на нее.

— Не совсем. — Тедди обеспокоенно встала и прошла через комнату к камину. Ей было очень холодно, хотя была уже середина лета, и хотелось, чтобы служащий развел огонь за решеткой. — Она сказала мне, что ваш сын умер в результате несчастного случая. Мне очень жаль. Должно быть, это было ужасно для вас обоих, — она избегала смотреть на его.

— Я бы хотел рассказать вам об этом, если можно.

Сердце Тедди упало от этих слов, она попыталась остановить Джека.

— Пожалуйста, не считайте, что вы обязаны об этом сказать — это не мое дело. Это, конечно, не имеет отношения к «ФРЖ Барнеков».

— Я думаю, что имеет, — Джек провел руками по волосам. — Когда мы с Кандидой поженились, мы никогда не говорили о том, хотим ли мы иметь детей. Я имею в виду, что мы никогда не обсуждали этого специально. Я думал, что мы оба считаем, что заведем детей при возможности, в подходящее время. Это казалось нормальным, а мы оба были очень нормальными. Затем, когда родился Томми, я в некотором смысле осознал, какая необыкновенная ответственность — иметь ребенка. Это было пугающее осознание.

Тедди содрогнулась. Вот в чем было дело — он собирался рассказать ей, что не хотел, чтобы дети были на первом месте. Боже! Бедная, бедная Кандида!

— Очень пугающее, — повторил Джек странным, пустым голосом. — Кандида, кажется, естественным образом приспособилась к этому. Мне было гораздо труднее — Томми полностью изменил наши жизни, понимаете. Потом, когда он умер, мне не удалось вернуть все в прежнее состояние. Я думал, что мне удастся сделать все таким же, как было до ребенка, но я не сумел. Мы оба изменились — Томми изменил нас. Даже когда его не стало, и все, казалось, должно бы снова стать прежним, все было уже другим. Кажется, я не слишком хорошо это объяснил, да?

Тедди молча покачала головой. Она не доверяла своему языку.

— Простите. Вам, наверное, не доставляет удовольствия это слушать. Видите ли, когда Томми умер, я попытался восстановить нормальные отношения с Кандидой. Я потерпел неудачу. Поэтому единственной нормальной вещью, которая у меня осталась, которая всегда была со мной, которую не изменил Томми, оказалась моя работа. Я с головой ушел в работу. Может быть, этого не следовало делать. В то время мне казалось, что у меня нет другого выбора. Это был единственный путь, который помог мне вновь собраться. Поэтому Кандида оставила меня, и я согласился на развод. Это было все, что я сумел для нее сделать. Я жил и дышал «Хэйз Голдсмит». Знаете, меня поддержали только там, и больше нигде. Поэтому я чувствую, что не могу оставить их сейчас. Вот почему я не могу с чистой совестью перейти в «Барнеков» или куда-то еще. Я в ответе за все, что случилось, понимаете?

Тедди все еще не хотела смотреть на него.

— В ответе за что? — спросила она тихим голосом, надеясь, что Джек не услышит ее и не попытается дать объяснения.

— За все. Я до сих пор не могу простить себя.

— За что вы не можете простить себя? За то, что Томми умер?

— За то, что он умер. За то, что он родился. За то, что эта история сделала с Кандидой — за все это ответственность лежит на мне.

Тедди повернулась и медленно пошла к своему креслу, чтобы забрать сумку.

— Извините, Джек, мне пора уходить.

Джек встал, чтобы проводить ее. Она попыталась отделаться от него.

— Нет-нет, все нормально. Я все поняла. Я объясню Полу Драйверу, что вам не время увольняться. Все прекрасно. Я уверена, что в будущем еще появится что-нибудь подходящее вам. Благодарю вас за то, что вы уделили мне время. Благодарю вас за то, что вы были честны, — Тедди прошла мимо него к двери, но Джек настоял на том, чтобы проводить ее до лестницы.

Они молча пересекли темный двор. В полуметре от лестницы Джек придержал Тедди за руку пониже локтя, вежливо, но достаточно твердо, чтобы повернуть лицом к себе. Тедди почувствовала непроизвольную дрожь в позвоночнике, мурашками отозвавшуюся на коже. Она была шокирована, распознав влечение, и смущена, увидев ответный блеск в его встревоженных серых глазах. Она не имела сил отстраниться от него.

— Теодора, я очень сомневаюсь, что мы опять встретимся, и хотел бы поблагодарить вас за то, что вы меня выслушали. У меня нет ни прав, ни оправданий для того, чтобы отводить душу в разговоре. Я очень благодарен вам за вашу доброту.

— Пустяки. — Тедди вырвала руку из его пальцев и мгновенно взбежала на второй этаж. Ей было опять двадцать лет.

Раздевшись, она подошла к окну, чтобы задернуть занавески, и увидела Джека Делавиня, бесцельно кружившего по пустынному двору. Его голова была опущена. Тедди трясло — Джек сказал ей, что никогда не хотел своего сына, он сказал, что ответственен за смерть сына, он даже был настолько честен, что признался, что хотел смерти сына. Он сказал ей, что хотел вернуть свою прежнюю жизнь без сына. Ей было дурно от того, что кто-то способен быть таким черствым, и от того, что она была способна смириться с этим в другом человеке. Больше всего ей было дурно от того, что ее тянуло к мужчине, который рассказал ей все это. Она не любила его, он ей даже не нравился. Но когда он коснулся ее руки, что-то у нее внутри вспыхнуло странной, голодной болью желания. Произошло какое-то предательское взаимодействие, переполнившее ее жаждой чувствовать прикосновение его кожи к своей. Она понаблюдала немного его одинокую прогулку по двору и отошла от окна, оставив занавески незадернутыми.

Он совершенно ей не нравился. Она не уважала его. Он совсем не казался ей привлекательным. Она ненавидела его. Ее тянуло лечь с ним в постель. Таковы пути, которыми тело играет с разумом и сердцем.

На следующий день Тедди рассказала Кандиде, что случайно столкнулась с Джеком и провела с ним собеседование по поводу вакансии в ФРЖ «Барнеков».

— Я полагаю, он ухватился за это. Он всегда приземляется на свои проклятые ноги, — едко сказала Кандида.

— Нет. Он сказал, что в настоящее время не может уволиться. Преданность «Хэйз Голдсмит», наверное.

— Он рассказывал о чем-нибудь еще? — ясные синие глаза Кандиды опасно блеснули.

— Нет, он был очень краток. Он объяснил, что сейчас прикладывает все усилия, чтобы восстановить положение «Голдсмита», и поэтому не может уйти. Это все, что он сказал.

Тедди вышла из кабинета. Она не знала, почему солгала — во всяком случае не из-за уважения к Джеку, но что-то удержало ее от рассказа об его признании в ответственности. Впрочем, нет — она знала, почему. Это была вина. Тедди чувствовала, что нарушила верность Кандиде уже тем, что выслушала рассказ Джека, а ее потеплевшее отношение к нему было настоящим предательством.

Она больше не видела Джека до отъезда из Оксфорда. Она умышленно ушла на станцию рано утром, и даже не пошла завтракать, чтобы случайно не столкнуться с Джеком. Тедди не знала, что он вышел из ворот здания за несколько мгновений до нее по той же самой причине. Тедди думала, что никогда больше не встретится с ним, и эта мысль наполняла ее странным облегчением. Она позвонила Полу Драйверу, чтобы сообщить, что виделась с Делавинем и тот отказался от предложения. Из этого следовало, что выписка была завершена.

Этим вечером у Тедди была встреча с Кристианом для его инструктажа перед собеседованием, которое было назначено на следующий день. Том Пит-Риверс и Конрад были назначены на следующей неделе, а затем, еще несколько дней спустя — Эстер, которая должна была приехать в Лондон для знакомства с представителями ФРЖ. Один из этих кандидатов, несомненно, должен был пройти. Тедди не могла решить, кто бы это мог оказаться. Ее инстинкт подсказывал, что Конрад был бы самым надежным выбором, но ей также хотелось помочь Тому выбраться из безвыходного положения. Если бы выбор пал на Эстер, это было бы проявлением справедливости, маленьким триумфом женщин, да и самой Тедди было бы приятно иметь в городе такую подругу, как Эстер.

Однако Тедди не могла не признать, что сама предпочла бы Кристиана. Она была так отчаянно одинока после разрыва с Майком. С Кристианом она чувствовала, что за ней ухаживают. Она чувствовала, что заслуживает того, чтобы позволить себе развеяться. Стыдно было признаться, но если бы в результате поиска Тедди помогла бы старому другу, или завела бы в городе новую подругу, или получила бы возможного любовника, она предпочла бы любовника. Она была так одинока. Как удивились бы ее друзья и поклонники, если бы узнали, как она одинока, но это было правдой. Это было опасное, пугающее одиночество, какое наступает после окончания длительной связи.

Кристиан назначил Тедди встречу в «Лейте» на Кенсингтон Парк Роуд. Тедди понравился его выбор — ресторан был в двух минутах пути от ее дома, поэтому у нее было достаточно времени, чтобы заехать домой и переодеться перед встречей. Жизнь в ЭРК порой бывала такой беспокойной, что Тедди редко имела возможность переодеться к вечеру. На этот раз ей было трудно выбрать, что надеть — ужин был не вполне светским, но и не совсем профессиональным. Ей хотелось, чтобы Кристиан продолжал ухаживать за ней, но не хотелось, чтобы он понял, что она этого хочет. Ко времени выхода из дома пятнадцать различных платьев лежали поперек кровати. Тедди выбрала льняное платье, обтягивающее ее, как перчатка, и оставляющее руки обнаженными. Это было обычное черное платье, но она вовсе не выглядела в нем обычной.

Кристиан ждал ее в баре возле главного зала ресторана, беседуя с sommelier[14]. У Тедди перехватило дыхание, когда она увидела его. Кристиан весь светился глянцем, от блестящих черных волос до сверкающих черных ботинок. Он встал навстречу Тедди, поцеловал ее в щеку, позволив губам задержаться на секунду около ее уха. Его рука скользнула вокруг ее узкой талии, он повел ее к уединенному столику в конце зала.