— А все, что Кристиан де Клемент-Гранкур хочет, он получает?

— Ты очень проницательна, моя юная леди.


Тедди огорчил отъезд Кристиана, несмотря на то, что они договорились встретиться в течение следующей недели. Когда они проснулись в пятницу утром, она размечталась о совместной прогулке вдоль Сены в лунном свете, о маленьких ресторанчиках с пестро-красными скатертями, о бутылках шампанского в постели, о cafe au lait[21] в постели, о saucisson sec[22] и baguettes[23] в постели. Кристиан развеселился, когда Тедди нарисовала ему такую картину, и поддразнил ее, сказав, что все ее представления о романтике Парижа сходятся на еде… и на постели — ни слова ни о Лувре, ни о музее Пикассо. Она жутко смутилась, пока Кристиан не обнял ее и не сказал, как он взволнован, как горд, как польщен, что она отводит ему такую роль в своих мечтах. Тедди признала, что никогда еще секс не значил для нее так много, никогда еще она не чувствовала себя так свободно.

— Все будет еще лучше, моя дорогая девочка, — говорил ей Кристиан. — В любовных отношениях самое замечательное, что они становятся еще лучше, если начало было хорошим. Беда в том, что ты не знала этого раньше. Больше никогда, никогда не спи с rosbif. Обещаешь?

Тедди, смеясь, пообещала и надела ему на руку часы. Она предупредила себя, что не нужно принимать отношения с Кристианом слишком уж всерьез. Ее втянуло в связь, потому что он был привлекателен и очаровал ее, потому что он соблазнял ее, а ей хотелось быть соблазненной, потому что она хотела доказать себе, что ей не нужен Майк, что ей нет дела до его предательства. Меньше всего сейчас ей хотелось влюбиться в Кристиана.


Чарли явился в пятницу вечером, опаздывая. Он выглядел неописуемо элегантным в черном галстуке. Тедди, все еще в купальном халате, впустила его и скорчила гримасу:

— Это, наверное, один из отвратительных английских вечеров, где все мужчины выглядят неестественно любезными, а все женщины похожи на старые вешалки, завернутые в занавески бабушек… такое можно увидеть на любом английском бракосочетании.

— Не знаю, но ты поедешь туда в купальном халате, если не поторопишься.

Тедди молнией переоделась и вновь спустилась вниз, сделав перед ним пируэт.

— Я всегда восхищался вкусом твоей бабушки, Тедди, но этим вечером больше, чем обычно.

На Тедди было узкое платье цвета слоновой кости, плотно обтягивающее ее до бедер, а дальше ниспадавшее тяжелыми складками атласа, отливающими золотом. Она была в радостном возбуждении и почти танцевала, спускаясь по ступеням дома к машине Чарльза.

— Не знаю, что с тобой случилось, Тед. Ты кажешься другой. Ты выглядишь другой. Ты похудела на несколько фунтов? Распустила волосы? Поставила клизму?

— Ох, заткнись, Чарльз. Ты отвратителен. Я же рассказывала тебе, что встретила одного человека…

— Допустим, ты ничего мне не рассказывала. И я не хочу больше ни слова слышать об этом ублюдке. Хорошо?

Тедди послушно кивнула.

— И не можешь ли ты заодно убрать с лица эту самодовольную ухмылку? — обронил Чарльз. Сурово посмотрев на Тедди, он покорно вздохнул и наклонился к ней, чтобы застегнуть пряжку ремня и урвать возможность запечатлеть быстрый поцелуй на ее щеке. — Ты выглядишь ослепительной, дорогая. Абсолютно, безоговорочно, лучезарно, божественно и зверски ослепительной.


Вечер Международной Ассоциации Бонных Торговых Задниц — как настаивал на этом названии Чарльз — входил в полную силу, когда они прибыли в Гросвенор. Чарльз и Тедди сделали круг по залу, кивая и улыбаясь по установленной королевской семьей моде. Чарльз приветствовал коллег и конкурентов, словно они были старыми, давно потерянными друзьями. Когда они отходили, Чарльз шептал:

— Этот — задница. Этот — начинающая задница. Этот надеется быть задницей, но зря. А тот — даже не задница, а подлинный хрен.

Когда они закончили, Чарльз указал на вход в танцзал.

— А вот идет человек, олицетворяющий самую суть слова — Великая Королевская Задница собственной персоной. — Тедди обернулась по направлению пальца Чарльза и увидела Алекса Фицджеральда, спускающегося по лестнице под руку с Кандидой. — И, кажется, мы оба знакомы с его прелестной августейшей парой, — пробормотал Чарльз. — Пойдем, Тед, отдадим дань почтения Королю и Королеве.

Кандида не оправдала предсказания Тедди об английских женщинах при исполнении светских обязанностей. Она была одета в прямое бледно-голубое платье до пола, покрытое игольчатыми блестками. Ее алебастровая шея казалась лебединой, подбородок чуть вздернулся, пока она осматривала зал в поисках знакомых лиц. Кандида улыбнулась, увидев подходящую к ней Тедди, и поцеловала ее в щеку.

— Я предполагала, что ты можешь оказаться здесь, Тедди. Чарльз, — она грациозно наклонила голову в приветствии, каждым дюймом напоминая греческую богиню.

Чарльз и Алекс были заняты похлопыванием друг друга по спинам и поздравлением друг друга с недавними заслужившими известность делами. Алекс поцеловал Тедди в губы.

— Тедди Винингтон! Ну, ну, ты выглядишь весьма аппетитной! — Тедди постаралась не содрогнуться. — А как Майк? Присматривает за тобой, да? Он, наверное, где-то недалеко…

— Майк Мичинелли? Вы, Фиц, конечно, лучше знаете, где он. Мы давно с ним не виделись.

— Что такое? Что-то разочаровало юные любовные мечтания? Должно быть, обычные предсвадебные дрязги. Будь с ним поласковее, Тедди, мне бы не хотелось, чтобы Майк ходил разочарованным. Это может повлиять на его успехи в торговле, а нам нельзя сейчас допускать ничего подобного. Иди сюда и расскажи все своему старому дядюшке Алексу… — он отвел ее в сторону против ее воли, и Чарльз с Кандидой остались вдвоем.

— Итак, Кандида, как дела? Хорошо идет бизнес?

— У нас все замечательно, Чарльз. Тедди работает хорошо, близка к завершению дела, и у меня есть кое-что в запасе. Мы взяли нового консультанта, человека с сельского Запада. Я надеюсь, что он возьмется за торговую сторону бизнеса. Вот почему я сегодня здесь. Что-то вроде домашней работы.

Чарльз сдержанно глянул на нее.

— Ты когда-нибудь остановишься, Кандида? Ты никогда не перестаешь думать о бизнесе. Неужели тебе никогда, хотя бы однажды, не хотелось с воплем выбежать из зала и закричать на весь свет, какие они все задницы?

— Нет, Чарльз. Я оставляю подобное поведение тебе. Но прежде, чем сделать это, иди и выручи Тедди. Не знаю почему, но у меня есть предчувствие, что общество Алекса Фицджеральда не доставляет ей удовольствия.

Чарльз взглянул через комнату и увидел Тедди, украдкой делающую знаки из-за спины Фица.

— Понимаю, на что ты намекаешь. Поговорим позже.


— У меня просто мурашки идут по коже от этого человека, — с жаром сказала Тедди. — Да, именно мурашки. Какой ад делает его таким дьявольски удачливым?

— Я уже говорил тебе об этом. Он здесь — самая большая задница, и пока не появится задница потолще, он — вершина пирамиды. А вон и еще один твой старый друг, — Чарльз подтолкнул ее локтем, кивая на Майка, который стоял в одиночестве, неловкий в своем светском костюме, и мрачно глядел на каждого приближающегося. — Не хочешь ли ты подойти и сказать «привет», как в старые добрые времена? — поддел ее Чарльз.

Тедди отвернулась, но было уже поздно. Майк увидел ее, его лицо на мгновение осветилось и снова нахмурилось при виде Чарльза.

— Привет, старина! — сердечно воскликнул Чарльз. — Неплохая пирушка, а?

— Как насчет того, чтобы я поговорил с Тедди наедине, Чарльз?

— Не слишком, не слишком… Я совсем не привык к тому, что меня отсылают. Я пока постою за углом, ладно? Если я тебе потребуюсь, Тедди, дай мне знак, — Чарльз изобразил подмигивание, вызвав улыбку Тедди и сердитый взгляд Майка. — Ду-ду, приятели! — и он отчалил.

— Как дела, Майк?

— Я ужасно протрахался, Тедди.

— Я знаю, что ты ужасно протрахался, Майк. Я не спрашиваю тебя, что ты делал, я спрашиваю, как у тебя дела, — Тедди улыбнулась своей обычной милой улыбкой.

— Тедди, прошу тебя — можем мы уйти отсюда и поговорить? Мне необходимо поговорить с тобой. Начистоту.

— Не говори мне о чистоте, Майк. Говори о чем угодно, но, будь добр, не упоминай слова «чистота».

— Прости, — пробормотал Майк. — Я только хотел сказать тебе о том, как я раскаиваюсь. Боже, последние недели прошли как кошмар. Я был так несчастен без тебя. Я действительно очень раскаиваюсь. И из-за Глории, и из-за того, как обошелся с тобой.

Тедди пристально взглянула на него.

— Знаешь, Майк, на этот раз я тебе верю. Я верю, что теперь ты раскаиваешься. Но ведь это старая, старая история, не так ли? Ты не сожалеешь о том, что сделал, но дьявольски сожалеешь о том, что получил. Ну а я, видишь ли, не сожалею. Я очень довольна. Я никогда не была так счастлива с тех пор, как встретила тебя. А теперь, извини, меня зовет Чарльз.

Майк зло оглянулся на Чарльза, невинно насвистывающего и вращающего большими пальцами. Он отошел, его плечи ссутулились.

— Бедный Дуче, — пробормотал Чарльз, глядя на удаляющуюся спину Майка. — Итак, прощай, Майк Мичинелли. Знаешь, Тед, он мне всегда немного нравился.

— Если бы мы не были в такой сиятельной компании, я влепила бы тебе пощечину за этот комментарий, Бартоломью.

— Если бы мы не были в компании, я никогда не отважился бы это сказать, Винингтон.


За ужином вечер превратился в обсасывание различных историй о могущественных торговцах и бестолковых клиентах между тремя сотнями мужчин и горсткой женщин-торговцев. Тедди и Чарльз не поддерживали беседу. Они увидели Малькольма Фиачайлда в сопровождении Глории, важно прогуливающегося по комнате, но, следовало заметить, их внимание привлек совсем не Малькольм. Глория вновь была в сверхкоротком, пожарно-красном платье, в котором Тедди впервые встретила ее.