— Филиал Кащенко, тогда уж, — буркнула я, улегшись грудью на стол и подперев кулаком подбородок. И жалобно протянула. — Это не та сказка-а-а…


— Они об этом даже не догадываются, — хмыкнул Псих, продолжая испытывать стул на прочность. Снегирев согласно всхрапнул, чудом не встретившись лбом со столом, а я…


Я продолжила наблюдать за развивающимся на сцене действом. И надо признать, чем дальше все заходило, тем злее становились партизаны в моем лице. Начать стоит с того, что на входе меня снова отловил куратор. Вот уж не знаю, в засаде он сидел или у него на меня радар особый настроен, но стоило мне с боем отвоевать свое право пройти вертушку, как меня тут же сцапали за многострадальное ухо.


У Олега Евгеньевича фетиш на мой несчастный орган слуха, явно. Другого объяснение такой экзекуции при каждой встрече я найти просто не могу!


И вот стою я такая, несчастная, а куратор тихим, незлым и недобрым голосом вещает мне о том, какие дела творятся в местном Датском королевстве. Не, то, что хреновые, я даже не сомневалась ни разу. Но видимо, все-таки недооценила уровень креатива собственных одногруппников и тех самых двух дятлов-второкурсников.


Как оказалось, топографический кретинизм, это не предел их умственных способностей, ох не предел!


За каких-то пятнадцать минут мне рассказали все, что случилось за время моего отсутствия и невнимания к собственному факультету. К концу тирады куратор все-таки смилостивился и ухо-то мое несчастное отпустил. После чего еще минут пять держал за шкирку, пресекая попытки с шашкой наголо броситься в студенческие массы, сея светлое, разумное, вечное. Ну и что, что речь идет о вечном покое и непередаваемом кладбищенском юморе? Кто ж виноват, что до некоторых доходит исключительно через энное место и энными методами воспитания?!


— А тепло ли тебе девица… Тепло ли тебе, красная? Фу, Наташка, у тебя че, аллергия что ли? Прям пятнами, да на пол лица…


— Слышь, Красная Шапочка, ты бы поаккуратнее со словами… — хохотнула зычным мужским басом «бабушка» в красивом черном капоре и фланелевой ночной рубашке до колен (на двухметровых здоровенных лбов такие изделия явно не рассчитаны). — Да и желательно ближе к тексту. А то твоя импровизация, судя по выражению лица нашего любимого несчастья, доведет тебя если не до декана, то до травматологии точно.


— Эй! — мои вялые попытки возмутиться впечатления не произвели. И народ принялся дальше издеваться над сценарием, сказочными персонажами и моим чувством прекрасного. — Да ну вас…


В общем, с куратором мы разошлись почти мирно и даже дружелюбно. Он высказался, я высказалась, вместе вынесли вердикт казнить, а не миловать, и унеслись по своим делам. Он в сторону университетской столовки, намереваясь отловить еще парочку прогульщиков, я в сторону худфака. В конце концов, нам надо было определяться с реквизитом и костюмами, попутно отпинав чужое вдохновение, решившее, что Серый Волк, раз он будет девушкой, в обязательном порядке должен обзавестись кожаным корсетом, очень мини-юбкой и сапогами на шпильке. Такое ощущение, что кто-то из художников на ночь глядя совсем не детские сказки изучал.


И нет, на этаж, где в этот момент занимались фигней второкурсники, меня занесло по чистой случайности, а не ввиду моих нехороших намерений. Зуб даю! Чужой, конечно же.


Вот там-то меня и отловил счастливо улыбающийся Сеня, одним своим бодрым видом доведя до сердечного приступа добрую половину студиозов вместе с преподавателями. Отловил, под ручку взял и отконвоировал в мою любимую коморку, совершенно не обращая никакого внимания на мои возражения. Снегирева рядом с ним не наблюдалось. Впрочем, Псих и сам по себе был способен на многое, если не на все.


— А пирожки с едой или так, чисто глюки половить?


— Жарков, твои скабрезные, подзаборные инсинуации меня уже даже не умиляют… — Че?!


— Юг через плечо! Текст читай, пугало огородное!


— Надо было ставить Теремок, — задумчиво протянул Сеня, почесав затылок. — Есть мысль, что успех был бы оглушительным.


— Твоя мысль запоздала со своим появлением, — отмахнувшись, я все же не выдержала и полезла в сценарий. После чего повела носом, скептически фыркнула и гаркнула на всю несчастную коморку. — Так, вы, массовка Петросяна! Здесь не Камеди клаб и даже не Кривое зеркало. Либо по тексту, либо хрен вам, а не закрытая сессия от нашего любимого декана!


— Между прочим, это была твоя идея взять нас в помощники, — недовольно протянула Натали, разглядывая свой маникюр и изредка поправляя серую меховую жилетку с отворотами. Рядом активно закивал головой Жарков, где-то раздобывший красную фетровую шляпу.


Не спорю, она ему очень даже шла. Но как-то не шибко сочеталась со спортивным костюмом и обычными синими кедами. Судя по недовольной физиономии Олежека, репетиция у него была в ущерб тренировке, что его не радовало от слова совсем.


— Вы могли отказаться… — я и договорить не успела, на меня так посмотрели, что пришлось умолкнуть и вздохнуть, признавая их правоту. И протянуть нехотя, почесав нос. — Ладно, поздняк метаться, прокомпостировали. Но давайте все же ближе к сценарию, товарищи актеры погорелого театра. Во-первых, у нас тут целая толпа претендентов на Железный трон… В смысле, на актовый зал. А во-вторых, у меня кроме вас еще по самое горло самых разных дел и обязанностей. Так что давайте, в темпе вальса. Ночевать в родном универе удовольствие весьма сомнительное…


И вот, то ли у меня аргументы в кои-то веки оказались железобетонные, то ли улыбка у Сенечки вышла настолько задушевная, что кровь в жилах стыла отнюдь не в фигуральном смысле слова, понятия не имею. Зато факт на лицо, прогнать спектакль удалось меньше чем за час, отметив все нюансы, все трудновыполнимые сцены и даже, о чудо из чудес, не поругавшись ни разу. Во всяком случае, глобально.


Что по мне прогресс неимоверных размеров! Который Снегирев благополучно проспал, лежа на ноутбуке лицом и иногда аккомпанируя репликам героев своим богатырским храпом. Как пояснил мне шепотом Псих, у бедной птички выдались очень «удачные» выходные, так что Кирюха делал то, что делал каждый добросовестный студент на первой лекции. Дрых бессовестно везде, где мог и как мог.


Как оказалось, мог он даже стоя. И пофиг ему на то, как это выглядит со стороны. Главе студенческого совета на это и возразить-то нечего было, особенно если вспомнить, как я сама отсыпалась на задних рядах, спрятавшись за кого-нибудь из одногруппников.


Вот и вышло, что стены родной и порядком потрепавшей нервы альма-матер я покинула в три часа пополудни. Остановилась возле крыльца, поковыряла носком ботинок первый лед на мелкой лужице и, вздохнув полной грудью, рванула следом за уходящим автобусом. Топать пешком на другой конец города в родную квартиру мне не улыбалось, о чем я и сообщила в не совсем цензурной форме прохожим и водителю.


Хорошо, что он меня не слышал!


Забравшись в побитый жизнью пазик и оплатив проезд по карточке, я притулилась в конце салона, прижавшись спиной к запотевшему боковому окну и включив плеер. Выбор пал на новый альбом группы «Пикник» и вскоре в ушах непривычно и мелодично напевал Эдмунд Шклярский, рассказывая о капле яда, что не повредит, о том что ты идешь и злая кровь в тебе играет. Группа была на любителя, но есть что-то в их песнях завораживающее, отвлекающее от повседневных не всегда приятных мыслей и дел. И закрыв глаза, я медленно отстукивала ритм ногой, считая остановки, чтобы не пропустить нужную.


Недовольно поморщилась, прижавшись и к холодному стеклу. Есть у меня такая дурная привычка, дремать под любимую музыку. А потом нестись сломя голову в обратном направлении, что бы успеть на встречу-работу-учебу (нужное подчеркнуть). Радует, что пазик тормозит так же плавно, как корова на льду. И если ты не ухватился за поручень или рядом стоящего пассажира, то быть тебе счастливой кеглей, летающей по салону.


Печалит, что даже если ты ухватился, все равно найдется какая-нибудь необъятных размеров дамочка, которая обязательно оттопчет тебе все, что подвернется под ее богатырскую ногу. Так что ничего удивительно, что из автобуса я выпала на остановку прыгая на одной ноге и искренне ненавидя пресловутые леопардовые лосины, обтянувшие нижние сто двадцать этой дамочки как вторая кожа. Я, конечно, не любитель базарных склок, но от скандала меня остановила только разница в весовых категориях и наличие, точнее явное отсутствие интеллекта на обрюзгшем лице оппонента. Она меня все равно не поймет, а я только нервы зря потрачу!


Успокоив себя этими мыслями, я подняла воротник куртки и бодро потопала в сторону родного района и не менее родного двора. В наушниках играла бодрая песня о парня, которому девяносто лет, солнце робко выглянуло из-за туч, а попадавшиеся навстречу знакомые приветливо улыбались в ответ. Так что на завибрировавший телефон в кармане я не обратила никакого внимания, сворачивая на углу у круглосуточного продуктового в сторону крайнего дома со счастливым номером тринадцать. И невольно улыбаясь, глазея по сторонам, вспоминая, как когда-то давно, пожалуй, целую вечность назад, я носилась по этим разбитым тротуарам за улепетывающими мальчишками.


Здесь все осталось по-прежнему. Сирень под окнами, покосившаяся табличка с названием улицы. Подростки, тусившие на детской площадке с важным видом и гонявшие от себя подальше мелкоту. Бабушки выгуливающие внуков и судачившие на скамейках у подъездов. Молодые мамочки, о чем-то громко, оживленно дискутировавшие. И, конечно, куда ж без них, товарищи мужчины с неизменным пивом и домино. Помню, когда мы были мелкие, то искренне не понимали, что означают эти их странные выкрики.