Едва заметно качнув головой, Толик еще раз окинул внимательным взглядом своего собеседника. Тут никакой демонстративности, только четкое осознание своих сил, возможностей и связей. Манера держаться, непринужденно и спокойно, неброские, но качественные, брендовые вещи и что-то такое, что Мирка, будь она неладно, со всей присущей ей простотой обозвала бы аурой всевластия.


И не преминула бы спросить, куда он хоббитов задевал, которые кольцо того… Скомуниздили?


Впрочем, вопроса, где ж они могли случайно столкнуться, это не отменяло, да. Потому что такой эпический случай Толик точно не забыл бы. Как и всех, кто имел к нему отношения.


— А у тебя много знакомых, которые тебе не безразличны? — заинтересованно поддался вперед Эрик. Но увидев озадаченное лицо собеседника только руки на груди сложил, вновь устраиваясь поудобнее в кресле и глядя на Черепа с той же мягкой насмешливой улыбкой.


Аж зубы от нее свело, честное слово!


— Хватает, — уклончиво откликнулся Толик, все же плюхнувшись в кресло и с неудовольствием отмечая толику любопытства, зародившуюся где-то глубоко внутри. Не смотря на то, что Кальянов ему категорически не нравился, внушая подсознательные опасения, парень не мог не признать что собеседнику удалось его заинтриговать.


По крайне мере за все время разговора он уже раз пять успел перебрать всех друзей-подруг и случайных знакомых, которые условно, конечно, но попадали под категорию «близкие». И теперь с каким-то детским нетерпением ожидал, когда же ему раскроют эту тайну века.


И Эрик его не разочаровал, да. Он усмехнулся и с любопытством поинтересовался:


— И что, всех их Мирославой зовут?


Наверное, не стоило в этот самый момент тырить из вазочки на столе шефа конфеты и употреблять их по назначению. И уж точно не стоило так громко давиться очередной ириской, кашлять и пучить глаза на тихо посмеивающегося кудрявого гостя. Но, увы, Толик даром предвидения не обладал, так что от прозвучавшего вопроса злополучная конфетка закономерно встала поперек горла. А сам парень минут пять пытался выплюнуть несчастную сладость, ошалело хлопая глазами.


После чего только и сумел, что просипеть едва слышно:


— Каркуша, что б ее… Во что она вляпалась опять?!


— Да никуда не вляпалась, — рассмеялся Эрик, явно забавляясь такой реакцией. Правда, чуть помолчав, все же уточнил — Во всяком случае, пока.


— Да-а-а? — искренне удивился Толик, прекрасно зная, что неприятности преследовали Мирославу аки кровожадный маньяк свою незадачливую жертву. — Что-то как-то не правдоподобно звучит-то…


— Сам в шоке, — добродушно, с оттенком нежности усмехнулся Кальянов. И Толик на пару секунд даже подвис, пытаясь понять, почудилась ему эта самая нежность или нет.


Однако, решив, что подруга у него не настолько склонна к рискам и авантюрам, Черепков только головой покачал. И озвучил вопрос, терзавший его последние минут так пять, если не больше:


— Ну раз Мирка никуда не вляпалась… Ты пышешь здоровьем, как физическим, так и психологическим… На какой буй я-то тебе сдался?


— На какой буй, говоришь? — тонкая улыбка как-то ненавязчиво и быстро развинтила добродушно-миловидный образ. Не, Толик и так не обольщался, прекрасно понимая, что за каждой, даже самой яркой улыбкой, прячутся те еще чудики и крокозября.


Но все равно почувствовал себя неуютно, когда Кальянов выпрямился, склонив голову набок, и сощурился, внимательно разглядывая бедного парня.


— На какой буй… — снова повторил Эрик, и хмыкнула, отстукивая длинными пальцами незатейливую мелодию по подлокотнику кресла. — Да на самый обычный. Мне нужна информация. О том, что же такого случилось с Мирославой, что вчера она вернулась домой с ожогом на руке и синяками по всему телу, и как ей помочь. Только и всего.


— А ключи от хаты, где деньги лежат не надо? — хмуро поинтересовался Толя, сжимая пальцы в кулаки и машинально отмечая с какой позиции и как лучше всего двинуть собеседнику в челюсть.


Что поделать, инстинкт старшего брата срабатывал в нем по поводу и без каждый раз, стоило разговору коснуться мелкой. За что сам Череп не раз был бит Мирославой, искренне верившей в то, что уж ее-то неказистую личность не нужно ни защищать, ни оберегать.


Угу, аж три раза! А то он не видел, как на нее пацаны с чужого района зарились периодически!


Кальянов на этот его выпад только насмешливо хмыкнул, ехидно вскинув бровь. Толик осознав, что и кому предложил, смущенно кашлянул, признавая


— Ладно, глупость сморозил… Бывает. Спрошу по-другому. С хрена ли я должен тебе рассказывать о проблемах мелкой? Хотела бы помощи, сама бы сказала.


— Сам-то в это сильно веришь? — с сомнением глянул на него Эрик и неожиданно вздохнул, взъерошив волосы нервным жестом. — Не скажет она. Даже если посулю всю возможную помощь. А предложу деньги, пошлет…


— И правильно сделает, — поддакнул Череп, как-то невзначай почуяв в сидящем напротив мажоре собрата по несчастью со звучным именем «Мирослава Воронова». Только этот собрат, видимо, к объекту их разговора питал далеко не дружеские симпатии.


И нет, Кальянов своих симпатий никак не проявлял. Но интуиция Толика еще ни разу не подводила. Ну, за исключением собственной личной жизни, но тут ничего не поделаешь. Должно же быть в его жизни лично поле из граблей?


— Не слышу в голосе должного ехидства, — укоризненно глянул на него парень, сгорбившись, опершись локтями на колени и сцепив пальцы в замок. — Я дорожу ею. Сильно. Не знаю почему, за что и как. Но хочу ей помочь. Только не зная, что случилось и что происходит, трудно что-то сделать. Итак, ты мне поможешь?


В голосе мажора столько надежды было, что Череп проглотил очередную колкую фразу, готовую сорваться с языка. И задумался. Крепко так задумался, взвешивая все за и против, пристально разглядывая Кальянова. На слово верить было…


Стремно что ли? Тем более, что среди далеко не бедных людей лицемерие за грех не считалось, да и солгать ради выгоды было в порядке вещей. Не верить, правда, тоже не получалось. Судя по растерянному виду, тут же сменившемуся вежливой и милой улыбкой, парень и сам не осознавал насколько попал и попал ли вообще. Но если этого кудрявого действительно угораздило влюбиться в мелкую, то Череп ему искренне сочувствовал.


Немного. Самую малость. Ровно настолько, насколько позволял пресловутый инстинкт старшего брата. Впрочем, один-то Толик вряд ли сможет жизнь испортить и нервы помотать. А вот за остальных он поручиться, увы, не мог.


— Мирка меня убьет, — честно признался Толик, вздохнув и принимая для себя судьбоносное решение. А помолчав минут пять, вздохнул и кратко, не вдаваясь в особые подробности, изложил так сказать краткую биографию обожаемой подруги.


Череп особо ничего не утаивал. Рассказал и про отца, бросившего семью и про мать, свихнувшуюся на почве таблеток. Про закономерный итог с психушкой и опеку над младшим братом, с трудом, но все же вырванную в неравном бою с государственными органами социальной защиты. Про вечные забеги по городу, поиски работы, увольнение и наплевательское отношение к собственным проблемам. Про упрямство и жутко бесившую привычку все делать самой.


Мирке за это, конечно, знатно по ушам доставалось от всей банды вообще и от Черепа в частности, но толку от воспитательных мероприятий не было. Она все равно делала так, как считала нужным, искренне не понимая, чего это они злятся-то.


Кальянов на его язвительные и ехидные замечания в адрес подруги только фыркал весело и улыбался, мягко, нежно, с той неясной ему еще самом теплотой, свойственной крепко привязавшимся друг к другу людям. И чем больше Толик рассказывал, тем больше уверялся в том, что в этот раз Вороненок если и рискнул…


То рискнул правильно. Правда, особо все равно не обольщался. У некоторых штатских была поразительная в своей неистребимости вера в то, что на нее никто никогда не позарится. И чужие чувства и намерения в собственный адрес эти самые штатские если и распознают, то в самую последнюю очередь.


— И все было бы хорошо… — вздохнув, подвел итог своему монологу Череп. — Если бы не эта психованная дура, каким-то чудным образом получившая свободу и вспомнившая о том, что у нее вообще есть дети. Опомнилась, мля, — парень откровенно поморщился, еле удержавшись, чтоб не сплюнуть на пол. Шеф за это по головке не погладит, определенно. — Где ж она такая любящая была, когда Мирка, только-только закончив школу, оказалась один на один с маленьким ребенком на руках? Когда она, забив на вышку, забрала документы из универа и подалась в ближайшую шарагу? Потому что там всем плевать на твою посещаемость, а корочки дают шанс на хоть сколько-то оплачиваемую, нормальную работу? Где ж тогда была эта святая мать-то? Чего не помогла? Зато теперь здрасьте, любите-простите-примите меня. Нарисовалась, млять, хер сотрешь!


— Даже так? — неопределенно хмыкнув, Эрик откинулся на спинку кресла. И усмехнулся, потерев подбородок. — А кто ей… Даст? Десять лет психушки даром пройти точно не могли, да и с таким-то послужным списком… На что она надеется?


— Не знаю, — Толик вздохнул и потер переносицу, устало глядя на парня. — Честно. Мирка говорит, что у нее крышу совсем снесло. Что она придумала себе идеальную картинку и все, что в нее не вписывается — будет выводить всеми возможными способами. Ожог у нее на руке видел? — получив короткий кивок, он снова вздохнул.


— Это маман татушку у мелкой увидела на запястье. Ну и… Попили, блин, кофе. А самое страшное знаешь, что? То, что нашлись мать вашу добрые люди-альтруисты, которые ей адвоката наняли. И теперь Мирку ждет суд…