Белва Плейн - Карусель

На другом конце послышалось различимое, но непонятное гудение голосов, как будто Йен и Аманда говорили одновременно. Потом Дэн произнес:

— Мы разговариваем спокойно. По крайней мере я.

Пауза.

— Да, я говорю спокойно. Ты говоришь, что будет битва? Похоже, ты ее уже ведешь. Не знаю, что на вас нашло. Я-то никаких сражений не хочу. Жаль, что мы не можем поговорить с Оливером… Да, я слышал, как он говорил, что не хочет вмешиваться, но… Ладно, давайте привлечем Клайва… Черт побери, Йен, нельзя ли говорить по очереди? Аманда? Говори громче, Аманда. Я тебя не слышу… Что? Повесила трубку? Боже, вы оба сошли с ума. Ладно, я упрямый, но и вы тоже. Я тоже не знаю, как с тобой разговаривать, Йен. Твоя выходка сегодня днем…

Дэн повернулся к Салли.

— Йен повесил трубку.

— А Клайв ничего не может сделать? Что бы Йен ни, говорил, он уважает его ум. Он почти боготворит его.

— И да, и нет. Ты слышала, я сейчас спросил про Клайва… «Он в жизни ни цента не заработал сам, он ничего не смыслит в бизнесе. Гений математики, в голове у него компьютер, и тем не менее он гробит себя своим курением», — вот был ответ Йена.

— Может, все же обратиться к дяде Оливеру?

— Я не могу заставлять его принимать чью-то сторону в деле, в котором участвует его сын. И он уже немолод.

— Бедный Дэн! Чем же это кончится?

— Как-нибудь да закончится. Я не собираюсь проигрывать, Салли, хотя сейчас у меня, возможно, такой вид.

— Хэппи волнуется за Йена. Она никогда раньше не говорила со мной на личные темы, поэтому я очень удивилась. Она сказала, что последние несколько недель у него ужасное настроение. Она его не узнает.

— Иногда на него находит, — сказал Дэн. — Ладно, пошли поедим. Уже половина седьмого, конец отвратительного дня, а я все еще голоден.

Июнь 1990 года

В половине седьмого Роксанна выложила на две бумажные тарелки купленную жареную курицу и передала одну тарелку Мишель. На шатком столике между кроватями стояли упаковка из шести бутылок кока-колы и коробка пончиков.

— Вот. Гораздо лучше, чем есть со всей этой сворой внизу. У папы плохое настроение, дети дерутся, меня от них тошнит.

Она принялась за еду, попутно смотрясь в зеркало, висевшее напротив: как она ест, двигается, отбрасывает выбившуюся прядь волос, улыбается. Потом обвела взглядом убогую комнату: истертый коврик на полу, обшарпанный комод, у шкафа не хватает ручки, застиранная занавеска на окне. Жалкая комната напомнила ей о затрапезных номерах в мотелях.

— Не комната, а нора, — вдруг сказала она, испугав Мишель. — Я хочу отсюда выбраться.

— Ее можно отремонтировать.

— Да? И на что же? Разве только ты скопила потихоньку кругленькую сумму.

— Нет. — Сестра многозначительно посмотрела на Роксанну, улыбнулась с иронией. — Но ты всегда можешь достать денег.

— Напрасно ты так думаешь. Ты ошибаешься.

— Он снова звонил, когда я только пришла из школы. Успела взять трубку раньше всех.

— Спасибо. Он что-нибудь сказал?

— Только спросил: «Роксанна здесь?» Я сказала, как ты велела: «Ее нет дома, и я не знаю, когда она будет».

— Хорошо. Он сходит с ума, и это ему только на пользу.

— Он звонил уже четвертый раз с воскресенья.

— Я же сказала, это пойдет ему на пользу.

— Что он сделал, что ты так на него обозлилась?

— Не хочет жениться на мне, вот что. И меня такое положение не устраивает. Я не хочу так жить. Слишком Долго это продолжается. Я больше не позволю себя использовать. Да, конечно, сейчас все это очень славно, но послушай меня, Мишель, — лучше, если это тебе скажу я, — только полная дура будет бесконечно мириться с отношениями, которые мужчина может разорвать в любой момент. Квартиры, машины — все может закончиться в две секунды, и ты снова окажешься на прежнем месте, только значительно старше. Нет, с меня хватит.

— Почему ты не пригрозишь ему рассказать обо всем жене?

— Думаешь, он меня за это поблагодарит? Купит мне кольцо и поселит в своем доме после скандального развода? Меня? Что за глупость ты сказала! Я только причиню горе той женщине и ничего не добьюсь для себя!

От резкого движения куриная ножка и немного салата сползли с тарелки на покрывало. Это явилось последней каплей — Роксанна расплакалась.

— Господи! Я по-настоящему его люблю. Я делала его таким счастливым, а он… я не знаю, Мишель. Мне кажется, что я буду вспоминать его каждый день до конца своей жизни, как мы вместе проводили время… Ты думаешь, я из-за денег, но дело совсем не в них. Я его люблю…

— Тогда ты просто вредишь сама себе.

— Милая, это все слишком сложно… Ты не понимаешь. Просто не понимаешь…

— Мне пятнадцать, и я понимаю больше, чем ты думаешь.

Раздался стук в дверь, и кто-то позвал:

— Розмари, а Розмари!

— Уходи, дедушка, я занята.

— Открой дверь. Я хочу для тебя спеть: «О, Розмари, я тебя люблю, все время думаю о тебе…»

— Старый дурак, — пробормотала Роксанна, вытирая; глаза. — Я не хочу, чтобы он видел меня в таком виде. Раззвонит по всему дому.

— Он весь день пил пиво, — сказала Мишель.

Дверная ручка заходила ходуном.

— Отопри, я хочу тебя видеть!

— Открой дверь, пока он ее не сломал, и дай ему пончик, Мишель, чтобы он успокоился.

В дверь просунулось глупое, жалкое лицо пьяного старика, ухмылявшегося внучкам.

— Я только хотел вас повидать. Они там снова взялись за свое.

Внизу, видимо, кипели страсти — оттуда доносилась привычная перепалка между отцом и его молодой женой.

— Что нового? — спросила Роксанна.

— Я не ужинал, Розмари.

— Дай ему кусок курицы, Мишель. Бери и уходи, дедушка. Будь умницей.

Мишель заперла дверь.

— Боже всемогущий! — простонала ее сестра. — Я этого больше не вынесу. Надо отсюда выбираться.

— И как это возможно? — с интересом спросила Мишель.

Роксанна немного помолчала.

— Ты говоришь, что ты достаточно взрослая, да? Думаю, от тебя мало что ускользает. Загляни в мой гардероб, посмотри в глубине, у стены.

— Коричневые брюки? — спросила Мишель.

— Ты никогда не видела бриджей для верховой езды? А теперь посмотри на пол.

— Сапоги.

— Тоже для верховой езды. Твоя сестра стала на-езд-ни-цей. Ну и как, звучит?

— По-моему, это полное безумие. Ты же ничего не знаешь о лошадях.

— Две недели назад не знала. Теперь знаю. Ты не представляешь, как быстро можно чему-то научиться, если задаться целью. Садись, я все тебе расскажу.

Мишель с готовностью повиновалась.

— Дело обстоит так. У него есть брат. Этот брат — его зовут Клайв — помешан на лошадях. Когда он не работает и не спит, он сидит на лошади. Однажды ночью я лежала без сна и все думала, и меня осенило. Почему бы мне не познакомиться с его братом? Я помню его по ресторану, когда впервые его увидела. Ты же знаешь, у меня хорошая память на лица. И кроме того, я столько о нем слышала, что могу запросто нарисовать его портрет. Коротышка, едва достает мне до плеча, лицо — ничего особенного, лысеет, только начинает. Их никогда не примешь за братьев. — Она немного подумала. — Боже, он же должен ненавидеть Йена! С такой внешностью это вполне естественно. Готова спорить, у него никогда не было романа, а ведь ему уже, должно быть, тридцать пять.

— Он что, педик?

— Не говори так, Мишель, это вульгарно.

— Господи ты Боже мой, прошу прощения.

— Да ладно. На чем я остановилась? Ах да, я поехала в центр и в дорогом магазине купила одежду…

— А разве у тебя не должна быть еще и куртка?

— Не перебивай меня. Да, когда холодно. Летом надо ездить в рубашке, так сказала продавщица. Я купила две. Они в комоде. Теперь ты дашь мне закончить? Я решил поехать в школу верховой езды недалеко от усадьбы Греев и взять там урок. Я прикинула, что нужно поехать туда в воскресенье. Если этот тип такой фанатик верховой езды, то в воскресенье он будет там обязательно. Меня инструктировал какой-то парнишка, я без проблем все усвоила. Вообще-то это интересно. Так вот, пока мы потихоньку ехали по лесу — я же новичок, — мы разговаривали, и я сказала, что думала, будто Клайв Грей катается здесь по воскресеньям. Парень подтвердил, но сказал, что он приходит позже, после церкви. Короче говоря, я уже была готова купить еще час, но парень сказал, что у него все расписано. И тут, хочешь — верь, хочешь — нет, подходит Клайв Грей и говорит: «Вижу, что вы разочарованы. Буду рад дать вам урок, если хотите». А парень и говорит: «Повезло вам, мистер Грей — классный специалист». Вот как все началось.

— Началось?

— Мы ездили вместе уже пять раз — два воскресенья и три раза после работы, пока светло.

— И что же дальше? — спросила Мишель.

— Все, что я захочу. Я могу повернуть в любую сторону. Он на меня запал. Смотрит на меня и хихикает, как мальчишка.

— По твоим словам, он какой-то простой.

— На самом деле это не так. Он жутко умный, почти гений, вундеркинд, как я слышала. И очень добрый, очень милый. Его невозможно не пожалеть.

— Если тебе его жаль, зачем ты с ним крутишь? По-моему, это жестоко.

Роксанна села рядом с Мишель и, обняв сестру, умоляюще сказала:

— Я не жестокая. Я не способна обидеть даже мухи. Вспомни, как я два дня назад поймала в ванной комнате двух божьих коровок и вынесла их на улицу. Я хочу, чтобы у тебя были красивые вещи. Ты умная и красивая. Я не хочу, чтобы ты выросла и пошла работать на «Грейз Фудс», как все мы. Я хочу послать тебя в хороший пансион…

— В пансион! Что это взбрело тебе в голову? Кто сейчас учится в пансионах?