И тут в сознании пронеслись слова: «мотоциклистам все дают»

Меня как будто ножом ударили. Что я делаю? Купилась на мощный мотор? На крутой экип? На длинные ноги и сияющую улыбку? Ведь решила же не заводить с ним шашней, ведь знаю же, что добром это не кончится!

— Не трогай меня! — я забарахталась, отталкивая его. Отскочила сама. Уставилась на Марка с отчаянной ненавистью во взгляде. Как он мог?! Специально нашёл момент, когда я разомлела от поездки, размякла, чувствуя себя защищённой. — Ты же обещал, никаких приставаний!

Марк непонимающе нахмурился, а потом в его глазах мелькнула тень, губы сжались в твёрдую линию, желваки шевельнулись. Лицо стало холодным и отстранённым. Марк сунул руку в карман, вытащил ключи и кинул их мне.

— Иди домой, — бросил он сухо.

Я растерялась. Почему он кидает свои, забыл, что у меня есть дубликат? И куда он сам?

— А ты?

— Пойду покатаюсь, — он быстро надел шлем и, не поворачиваясь ко мне, перекинул ногу через сиденье. Мотоцикл взвыл, мигнула фара, и Марк выжал с места в карьер.

— Марк! — мой оклик он, наверное, даже не услышал.

Сжимая в объятиях свой шлем, я подошла подобрать упавшие от резкого старта розы. Они чуть-чуть подвяли, но по-прежнему издавали одуряющий аромат. Одна веточка надломилась, и мне вдруг стало так больно, как будто это во мне что-то надломилось.

Что-то сейчас чуть было не испортилось между нами. Или испортилось? И когда? Когда он поцеловал меня или когда я его оттолкнула?

Глава 9

Марк

Я гнал по ночному шоссе, как безумный, выжимая все триста. Пару раз мне махали дпсники, но на такой скорости это даже не воспринималось, я пролетал мимо, как пуля. Один раз погнался мотобат, но не вписался в поворот, влетел в ограждение. Надеюсь, водитель серьёзно не пострадал. Хотя вообще-то сам виноват, первый закон мотоциклиста: не уверен, что сможешь справиться с машиной — не гони.

Потом, искатав весь бензин, я заправился на ближайшей колонке и завалился в первый попавшийся бар. Сразу заказал три шота виски — мне нужно было выпить, чтобы наконец забыть, вытряхнуть из себя ощущение мягких губ моей Катастрофы, шелковистость и прохладу волос под ладонью — и её отчаянный взгляд.

Что она там сказала? «Мы же договаривались» или как-то так.

Договаривались? Да ведь она сама этого хотела не меньше. Сама отвечала мне, дрожала в моих руках, и я сходил с ума от её сладкого запаха, от робкого дыхания, от податливости, с которой она отдавалась мне.

И вдруг — раз, и я уже последняя мразь, которая набрасывается на неё без спроса.

Я сам не понимал, отчего меня угораздило так слететь с катушек. Ведь планировал же долгую осаду, понимал, что она вряд ли поднимет белый флаг с первого свидания. Но оказалось очень тяжело выдержать этот слом, после того как мы неслись на моте, слитые в одно целое, после того жаркого поцелуя, когда я уже почти было уверился, что и Королева тоже меня хочет. Мне будто дали понять своё место: не лезь, Марк, ты только возишь меня на мотоцикле, не рассчитывай на большее.

Чёртовы эмоциональные качели. Ты то воспаряешь на них к небесам, то тебя от всей души вбивают лицом в землю.

Как же меня угораздило так попасть? Зачем я вообще связался с малолеткой, с нервной задёрганной малолеткой?

Нет, никакая она не малолетка.

Она охренительная, классная, умная, взбалмошная, себе на уме юная женщина. Безумно сексуальная женщина, от которой мне сносит крышу.

И эта женщина живёт у меня дома, а я не могу дотронуться до неё и пальцем.

Да, я точно попал. Попал в Катастрофу. И, похоже, в здравом рассудке мне из неё не выбраться.

Виски то ли начало действовать, голова стала тяжёлой, а место возбуждения и злости заняла тревога.

Послушалась ли меня Катастрофа и пошла домой, как подобает правильной девочке, или взъерепенилась? Не дай бог снова умотает к тому поганцу. Хотя это вряд ли, сегодня она совсем не горела желанием куда-то с ним идти.

Как же славно было разворотить ему хлебало. Жаль, он даже не сопротивлялся, я бы с удовольствием навалял ему больше. Но лежащего бить совсем не спортивно.

Краем глаза я видел мигающий огонёк на телефоне. Наверняка это от неё, но пока что я не хотел смотреть. Если там опять несуразные обвинения, я же разнесу тут всё от бессильной злости. Остыну — тогда посмотрю.

Я заказал ещё виски, на этот раз с колой, и эту порцию уже решил пить медленнее. Мне ещё домой возвращаться, а пьяное вождение — это не гуд. Не когда под тобой железный конь, выдающий триста километров в час.

Меня слегка повело, поэтому, когда ко мне подсели две совершенно незнакомые девицы, я оценил их на неплохие баллы. Обе блондинки примерно моих лет, явно нацеленные на развлечения.

— Привет, — сказала одна, в жёлтом платье и приталенной кожаной курточке. — Это что у тебя, шлем?

— Мотоциклист? — спросила, хихикая, вторая, с начёсом и густо накрашенными алой помадой губами. Эти губы напомнили мне Королеву, и я поморщился. — А на мотике покатаешь?

— Могу и не на мотике, — ответил я ей, ухмыляясь.

Марк Реутов страдает из-за бабы? Ну так клин выбивают клином, известное дело.

— Что пить будете, девушки?

Глава 10

Санька

Дома меня встретил мурлыкающий и бодающийся Рысь. Марк звал его Мордой, но, на мой вкус, это имя не очень ему подходило. Я села прямо там, в прихожей, и, обнимая и наглаживая его, вдоволь наревелась.

Куда Марк вообще уехал? Будет гонять по городу, пока не влетит в столб или в отбойник? Я же не переживу, если он, как папа, попадёт в аварию. Это будет только из-за меня. Из-за того, что меня снова переклинило. Подумаешь, поцеловал! Я сама этого хотела. А потом вдруг вспомнила какую-то ерундень.

Подумаешь, даже если бы мы и переспали. Это ведь не значит, что он выгнал бы меня из дома. Но я почему-то решила, что это будет бесповоротный конец.

Отрыдавшись, я приняла душ, смыла косметику. Заодно выяснилось, что у меня начались те самые дни календаря. Вот откуда все эти эмоции, все колебания настроения, глупые мысли.

Я, конечно, не собиралась соблазнять Марка, но переоделась всё равно в самое красивое, что у меня было: короткие шортики и бело-розовую майку. Поверх только накинула толстовку: в большой комнате, где я сидела, постоянно была открыта дверь на балкон из-за Рыся.

Заварила чай: наверняка Марк придёт промёрзший насквозь. Хоть и конец апреля на дворе, по ночам температура опускается не на шутку, даже тёплая экипировка не спасает.

Отправила Марку пару сообщений, извинилась за неуравновешенность, попросила возвращаться скорее. Очень хотелось написать что-нибудь милое, но ничего так и не пришло в голову, мне никогда не давались все эти мимимишные штучки.

Сообщения достигли адресата, но значок «прочитано» не загорался. Я со вздохом отложила телефон. Рысь пришёл обниматься, я стала его гладить и так, в кресле в большой комнате, незаметно и уснула.

Проснулась от звонка. Точно, Марк же отдал мне свои ключи. Вскочила, напугав мирно спящего рядом Рыся, помчалась в прихожую.

И услышала за дверью голос Марка — и женский голос: высокий, немного пьяный, насмешливо-довольный, то и дело взрывавшийся смехом. По сердцу словно полоснули когтями. Он не один. Руки вмиг задрожали, в ушах зашумело, сознание словно отдалилось, и я видела со стороны, как мои непослушные пальцы пытаются открыть замок.

Дверь подалась, как будто её потянули снаружи. Я до последнего надеялась, что там всего лишь знакомая, но стоило им переступить через порог, как всё стало ясно. Знакомые не виснут так и не оставляют следы помады на лице, не задирают край футболки, поглаживая кожу, не касаются паха игривыми движениями. И знакомых не придерживают так расслабленно за талию, позволяя им всё это.

Смех женщины замолк. Она увидела меня и с возмущением спросила:

— Это ещё кто?

Марк ответил сухо и равнодушно:

— Так, убирает у меня.

На меня он не смотрел, будто я была ему противна.

— Сестра, что ли?

Я застыла в двух шагах от них, не в состоянии ни произнести хоть слово, ни убежать. Горло как в тисках сжимали, руки и ноги онемели, и только сердце билось отчаянно, будто пыталось улететь.

Женщина — блондинка лет двадцати пяти, очень ухоженная и красиво, хоть и немного вульгарно одетая — отцепилась от Марка и, не обращая больше на меня внимания, по-хозяйски зашла в прихожую. Остановилась, начала снимать сапоги.

Я метнулась к раскрытой двери. Ни минуты больше не хочу здесь находиться. Замешкалась у порога, надевая кеды — и Марк нагнал меня, схватил за руку. Я подняла на него глаза, зрение туманилось из-за выступивших слёз. Марк сверлил меня взглядом, и в этом взгляде было так много всего: непонимание, неприкрытое желание, бешенство, безмолвный крик — что я замерла, как мышь перед змеёй.

— Что происходит? — раздался недовольный голос блондинки.

— Проваливай, я передумал, — ответил ей Марк, не отводя от меня глаз.

— Что-о?! Да ты вообще с дуба упал? Ты…

Она бы, наверное, не успокоилась, но Марк дёрнул меня на себя, припёр к стенке своим телом, словно боялся, что я сбегу, нащупал в заднем кармане портмоне и вытащил оттуда несколько купюр. Не глядя, сунул блондинке:

— На такси. Дверь захлопни.

— Вообще охамели вконец. Фиг ли привозил-то? — возмущённо сказала та, но деньги взяла и зацокала каблуками к выходу.

Дверь за ней закрылась, и наступила тишина.

Я дёрнулась, пытаясь выбраться, но Марк припечатал рукой стену, блокируя путь.

— Что с тобой, мать твою, такое?.. — спросил он жёстким голосом. — То отталкиваешь, то ревнуешь так, что из дома уходить собралась. Ты меня с ума сведёшь.