К тому моменту небо совсем почернело, и я понял, что времени у меня нет. Сунув листы обратно в конверт, я положил его в почтовый ящик и побежал к машине. И едва успел – еще несколько минут и вымок бы насквозь. Дворники работали на пределе, и все равно стекло заливало водой. Я приехал домой и с запозданием пообедал, глядя в окно и думая о судьбе влюбленных, о которых узнал из толстого конверта. К вечеру я понял, что должен вернуться к «Родственным душам» и перечитать историю еще раз, но прогноз погоды и образовавшаяся деловая поездка отсрочили возвращение примерно на неделю.

Когда я наконец выбрался, рецепт, другие письма и немецкий дневник были на месте, но большой коричневый конверт исчез. Я понятия не имел, что с ним случилось. Неужели какого-нибудь прохожего так тронули эти страницы, что он забрал их с собой, или это сделал специальный человек, следящий за почтовым ящиком? Но больше всего я опасался, что это автор передумал рассказывать свою историю и сам пришел за письмом.

Тогда мне еще сильнее захотелось пообщаться с ним, но семейные дела и работа не позволяли освободиться еще примерно месяц, поэтому поиски я начал только в июне. Не стану утомлять вас подробностями, скажу лишь, что это заняло почти неделю: бесчисленные телефонные звонки, визиты в разнообразные торговые палаты и офисы окружных администраций, сотни миль в разъездах. Так как первая часть истории произошла два с половиной десятилетия назад, многие описанные места давно исчезли. Мне удалось отыскать ресторан, превратившийся в элегантное кафе, с белыми скатертями, где теперь подавали морепродукты; что ж, это и стало отправной точкой. Со списком разрешений на строительство я объезжал острова и во время одной из многочисленных прогулок по берегу наконец услышал звуки молотка и перфоратора. Не такая уж редкость для просоленных и потрепанных непогодой домов на побережье, однако при виде пожилого человека, сооружавшего пологий спуск на пляж на склоне дюны, я внутренне вздрогнул: мне вспомнились рисунки в конверте. Даже издалека я узнал одного из героев той повести.

Я подошел и представился. Вблизи я убедился, что это он. Я обратил внимание на спокойный, но пристальный взгляд синих глаз, упомянутых в одном из писем. Произведя несложные математические расчеты, я сообразил, что герою сейчас под семьдесят – на вид возраст совпадал. Обменявшись парой дежурных фраз, я спросил напрямую, не он ли написал историю, которая в конце концов попала в «Родственные души». Отвернувшись к океану, старик добрых две минуты молчал, а потом сказал, что ответит на мои вопросы завтра при условии, что я помогу ему со стройкой.

На следующее утро я надел пояс для инструментов, но они оказались не нужны: старик заставил меня таскать клееную фанеру (два на четыре) и доски с пропиткой от дома на пляж через гребень дюны. Досок была целая гора, тащить их приходилось по песку, что вдвое труднее. Я убил на это занятие большую часть дня, а старик раскрывал рот лишь чтобы сказать, куда что нести. Он целый день сверлил и что-то прикручивал под палящим солнцем. Казалось, его заботит только качество работы, а не мое присутствие.

Вскоре после того как я оттащил последние доски, старик пригласил меня присесть на дюне и открыл сумку-холодильник. Наполнив из термоса пластиковые чашки, он подал мне чай со льдом.

– Да, – наконец ответил старик, – это я написал.

– И все описанное правда?

Он прищурился, будто оценивая меня.

– Ну, отчасти, – признал собеседник с акцентом, который тоже упоминался в рассказе. – Кто-то может оспорить факты, но ведь воспоминания и факты не всегда совпадают.

Я сказал, что, по моему мнению, из этого может получиться интересная книга, и атаковал старика целой серией страстных аргументов. Он молча слушал с непроницаемым видом. Отчего-то мне вдруг отчаянно захотелось его убедить. После неловкой паузы, словно взвесив мои слова, старик наконец заговорил. Он готов обсудить мое предложение и даже согласиться на него, но с условием, что первым читателем книги станет он сам. Если ему что-то не понравится, я должен буду все исправить. Я возражал как мог – на книгу уходят месяцы, даже годы работы, но собеседник был непреклонен. В конце концов я согласился, мысленно признав его правоту. Поменяйся мы местами, я бы попросил о том же.

Мы пошли в коттедж. Я задавал вопросы и получал ответы. Старик вручил мне копию текста и оригиналы писем и рисунков, отчего прошлое словно ожило.

Разговор шел своим чередом. Мой собеседник оказался прекрасным рассказчиком и приберег самое интересное напоследок. Наступил вечер, когда он показал мне замечательную вещь – труд любви, позволивший мне увидеть далекие события так отчетливо, будто я был их свидетелем. Я уже представлял, как слова появляются на листе: история разворачивалась сама, а моя роль заключалась в том, чтобы ее записать.

Перед моим уходом старик поставил еще условие: реальные имена не называть. У него не было желания прославиться – он считал себя человеком закрытым и к тому же опасался, что история может разбередить старые и новые раны. В конце концов, все произошло не на необитаемом острове, в событиях участвовали вполне реальные люди, и кого-то из них эти разоблачения могут расстроить. Я выполнил все условия, потому что ценность этой истории для меня важнее мелочей, ведь она напоминает нам, что иногда судьба и любовь вступают в борьбу.

Вскоре я начал работать над романом. Если у меня возникали вопросы, я звонил или приезжал. За год я объездил окрестности, по крайней мере те места, которые не были навсегда утрачены. Сидя в архивах, я всматривался в газетные фотографии, сделанные более четверти века назад. Чтобы снабдить повествование красочными деталями, я неделю прожил в прибрежном городке на востоке Северной Каролины и съездил ни много ни мало в Африку. (С этим мне повезло больше – там время течет куда медленнее. Порой мне казалось, что я нечаянно оказался в прошлом.)

Очень полезной стала поездка в Зимбабве. Я еще никогда не бывал в этой стране, и местная природа произвела на меня неизгладимое впечатление. Когда-то Зимбабве называли житницей Африки, но сейчас сельское хозяйство пришло в упадок, а экономику поразил длительный кризис, в основном по политическим причинам. Я бродил по незасеянным полям, видел разваливающиеся фермерские постройки и представлял, как зеленели здесь посевы, когда начиналась моя история. Три недели я ездил на сафари, жадно впитывая все, что открывалось глазу. Я говорил с гидами, скаутами-разведчиками и наблюдателями об их обучении и жизни и думал, как сложно им создавать семьи, ведь почти все время они пропадают в буше[1]. Признаюсь, я влюбился в Африку с первого взгляда и навсегда: с того раза меня неудержимо тянет вернуться, и я знаю, что скоро поеду туда снова.

Несмотря на все мои усилия, многое осталось неизвестным: двадцать семь лет все-таки немалый срок, и дословно воспроизвести давний разговор между двумя людьми невозможно. Не получится точно вспомнить и каждый шаг главного героя, и какими были облака, и как именно волны набегали на берег. В этой книге вы увидите максимум моих усилий. Кое-что я изменил из соображений конфиденциальности, поэтому уверенно называю книгу художественным, а не документальным произведением.

Замысел, сбор материалов и процесс написания романа стали одним из самых памятных этапов в моей жизни. До известной степени пережитое изменило мое отношение к любви. Наверное, многим из нас нет-нет да и приходит в голову: а что, если бы я тогда последовал велению сердца? На это нет ответа. Жизнь складывается из маленьких жизней, каждая из которых длится один день, и нам то и дело приходится принимать решения и делать выбор (с соответствующими последствиями). Постепенно наши решения превращают нас в тех, кем мы в итоге становимся. Я запечатлел несколько фрагментов в меру своего таланта, но кто сказал, что картина, сложившаяся из этих фрагментов, – настоящий портрет этой пары?

Когда речь заходит о любви, всегда найдутся сомневающиеся. Влюбиться легко; сохранить любовь, несмотря на превратности судьбы, – недостижимая мечта для многих. Но если вы прочтете эту историю с тем же ощущением чуда, с каким читал ее я, впервые открыв коричневый конверт, ваша вера в сверхъестественное влияние, которым любовь порой обладает над людскими жизнями, обретет второе дыхание. Возможно, вы даже отвезете в «Родственные души» свою историю и она изменит чью-то жизнь так, как вы и подумать не могли.


Николас Спаркс,

2 сентября 2017 года

Часть I

Тру

Утром девятого сентября 1990 года Тру Уоллс вышел из дома и посмотрел на небо, которое пылало огненным цветом на линии горизонта. Земля растрескалась, воздух был абсолютно сухим – дождей не наблюдалось больше двух месяцев. Пыль оседала на высоких ботинках, пока Тру шел к пикапу, на котором ездил уже двадцать лет. Пикап, как и ботинки, был густо покрыт пылью изнутри и снаружи. За забором, поверх которого тянулся провод под напряжением, слон отрывал ветки с рухнувшего ночью дерева. Тру не обратил на него внимания. Это часть его родного ландшафта – предки Тру эмигрировали из Англии более века назад, и сейчас он удивился не больше, чем рыбак, вытаскивающий из моря сеть с уловом и заметивший акулу. Тру был поджарый и темноволосый, вокруг глаз давно появились морщинки от постоянного пребывания на солнце. В свои сорок два года Тру до сих пор не решил: сам он выбрал жизнь в буше или это буш выбрал его.

В лагере было тихо: гиды, в том числе его приятель Роми, рано утром уехали в сафари-лодж, откуда гостей со всего мира повезут в буш. Последние десять лет Тру работал гидом в национальном парке Хванге. До этого его жизнь была почти кочевой: он менял заповедники каждые пару лет, набираясь опыта. Как правило, Тру избегал сафари-парков, где разрешалась охота, чего его дед понимать не желал. По словам деда Тру, которого все называли Полковником, хотя тот в армии никогда не служил, он перестрелял больше трехсот львов и шакалов, защищая скот на крупной семейной ферме возле Хараре, где рос Тру. Отчим и сводные братья были не прочь побить этот рекорд. Помимо разведения скота, семья Тру выращивала различные культуры, собирая больше табака и томатов, чем любая другая ферма в стране. А еще кофе. Прадед Тру начинал с легендарным Сесилем Родсом, алмазным магнатом, политиком и символом британского империализма, прибравшим к рукам землю, деньги и власть.