Хоуп и Тру сидели на диване, касаясь друг друга локтями, и говорили, не замечая угасающего дня, с головой уйдя в жизнь друг друга. На смену давно опустевшим бокалам вина появились чашки с чаем, а вскользь упомянутые вещи сменились подробностями. Глядя на профиль Хоуп, подчеркнутый удлинившимися тенями, Тру никак не мог до конца поверить, что она рядом. Хоуп всегда была и остается его мечтой.

– Я должен сделать признание, – сказал он. – Я кое о чем умолчал. Это произошло перед тем, как я начал работать в Намибии. Я хотел рассказать тебе раньше, но когда ты сказала, что искала меня…

– О чем идет речь?

Тру опустил взгляд, уставившись в свою чашку.

– Я едва не улетел в Северную Каролину искать тебя. Сразу после реабилитации я купил билет, собрал вещи и приехал в аэропорт, но когда оставалось пройти, можно сказать, на борт, я… не смог, – он сглотнул, будто вспомнив свое состояние. – Стыдно признаться, но я в итоге уехал обратно.

Хоуп осенило лишь через несколько секунд.

– Ты хочешь сказать, что когда я тебя искала, ты тоже пытался меня найти?

Тру кивнул. Во рту пересохло при мысли, что Хоуп сейчас думает о годах, которые они потеряли не однажды, а дважды.

– Не знаю, что и сказать, – медленно произнесла она.

– А что тут скажешь… Теперь это надрывает мне сердце.

– О Тру, – взмолилась Хоуп со слезами на глазах, – ну почему ты не сел в тот самолет?

– Я не был уверен, что найду тебя, – ответил он. – А если честно, боялся, что найду. Я представлял, как увижу тебя в ресторане, или на улице, или даже на вашем дворе, а ты будешь держаться за руки с другим мужчиной или смеяться со своими детьми… После всего, через что я прошел, я бы этого не вынес. Не то чтобы я не желал тебе счастья, напротив, я всем сердцем надеялся, что ты счастлива, хотя бы потому, что сам я счастлив не был. Во мне будто не хватало самой важной части, и казалось, что так и останется навсегда. Я побоялся что-то предпринять, но сейчас, узнав, как ты жила, я не могу не сожалеть о том, что не решился прилететь. Тогда бы я не потерял целых восемь лет.

Выслушав его, Хоуп отвернулась. Откинув плед, она встала и отошла к окну. Лицо оказалось в тени, но в лунном свете Тру разглядел влажные следы на щеках.

– Ну почему судьба всегда против нас? – спросила Хоуп, обернувшись. – Или у вселенной свои планы, недоступные нашему пониманию?

– Не знаю, – хрипло сказал Тру.

Плечи у него поникли. Хоуп опять отвернулась, некоторое время молча смотрела в окно и наконец тяжело вздохнула. Снова сев на диван, она придвинулась ближе к Тру.

«На таком расстоянии, – подумал он, – ее лицо выглядит точно как на рисунках, которые я сделал по памяти».

– Я очень сожалею об этом, Хоуп. Больше, чем ты можешь себе представить.

Она вытерла щеки.

– Я тоже.

– Что теперь? Тебе нужно побыть одной?

– Нет, – отказалась Хоуп. – Меньше всего на свете я хочу сейчас быть одна.

– Я что-нибудь могу для тебя сделать?

Не отвечая, она пододвинулась и получше накрыла пледом его ноги. Тру взял ее руку и держал как драгоценность, наслаждаясь мягкостью кожи. Он провел пальцем по тонким, будто птичьим, косточкам запястья, думая, что когда в последний раз держал руку женщины, это была та же самая рука.

– Расскажи, как ты узнал о моем письме, – попросила Хоуп, – которое я положила в «Родственные души». Ведь это оно помогло нам найти друг друга!

Тру на секунду закрыл глаза.

– Я даже не могу сколько-нибудь логически объяснить случившееся.

– То есть?

– Все началось со сна, – с усилием произнес он.

– Тебе приснилось мое письмо?!

– Нет, сон был о кафе, реальном кафе рядом с моим нынешним домом, – Тру грустно улыбнулся. – Я хожу туда, когда захочется побыть среди людей. Оттуда открывается фантастический вид на побережье… Обычно я беру с собой книгу, чтобы скоротать время. Владелец меня знает и не прогоняет, – он подался вперед, поставив локти на колени. – В общем, проснулся я как-то утром и понял, что мне только что снилось это кафе, но сон почему-то не спешил забываться. Я видел себя со стороны, будто на экране. При мне была книга, на столике чай со льдом, все как всегда. День во сне был солнечный – тоже ничего необычного. Тут входят мужчина и женщина и садятся за соседний столик. Я почему-то видел их очень расплывчато и не мог разобрать разговор, однако чувствовал, что мне нужно обязательно с ними поговорить. Я откуда-то знал, что они скажут мне нечто важное. Встал из-за стола, направился к ним, но с каждым шагом столик оказывался все дальше. Помню, меня еще охватила паника – мне же непременно нужно переговорить с ними, и тут я проснулся. Вроде бы нестрашный сон, но весь день на душе было неспокойно. Через неделю я пошел в то кафе…

– Из-за этого сна?

– Нет, к тому времени я уже почти забыл о нем, – ответил Тру. – Просто я там часто обедаю. Съел я, значит, поздний ланч и сидел со стаканом чая со льдом, читая книгу о бурских войнах. И тут в ресторан входят мужчина и женщина. Почти все столики в зале были свободны, но они почему-то сели за соседний.

– Надо же, как в твоем сне!

– Нет, – покачал головой Тру, – сном было все до той самой минуты…

Хоуп подалась вперед. Черты ее лица казались мягче в свете камина. Снаружи за окном сгущался мрак и наступала ночь, и Тру продолжил свой рассказ.


В жизни бывали моменты, когда Тру испытывал чувство дежавю, но тут, оторвав взгляд от книги, он словно очутился во сне недельной давности.

Однако сейчас Тру видел вошедших абсолютно отчетливо: тоненькая привлекательная блондинка сорока с небольшим лет и мужчина постарше, высокий, темноволосый, с золотыми часами, от которых по потолку разбежались солнечные блики. Тру спохватился, что наяву он и слышит вполне нормально – видимо, случайные фразы, которые он уловил, и заставили его поднять голову. За соседним столиком говорили о будущем сафари, и Тру узнал о планах гостей посетить не только Крюгер – большой заповедник в ЮАР, но и лагеря Момбо и Джекс в Ботсване. Туристы вовсю фантазировали, каких зверей они увидят и где будут жить, – вопросы, которые так надоели Тру за сорок лет работы.

Он обладал хорошей памятью на лица и знал, что раньше никогда не встречал этих людей. Для любопытства не было решительно никаких причин, однако Тру физически не мог отвернуться. Не из-за странного сна – дело было в чем-то еще, и только обратив внимание на певучую, протяжную речь женщины, Тру узнал акцент и все понял. Ощущение дежавю накатило с новой силой, смешавшись попутно с воспоминаниями о другом времени и месте.

«Хоуп», – мелькнула догадка. Женщина говорила совсем как Хоуп.

За два десятка лет после возвращения из Сансет-Бич Тру повидал тысячи туристов, в том числе нескольких человек из Северной Каролины. В их акценте чувствовалось что-то своеобразное, отличавшееся от немного гнусавого южного произношения, – может быть, не такие растянутые гласные.

У этой пары есть важная для него информация.

Тру спохватился, уже когда шел к их столику – он и не заметил, как поднялся. Тру бы в жизни не вмешался в беседу незнакомых людей, обедающих в кафе, но им что-то двигало, какая-то неведомая сила.

– Простите, – начал он, – не хочу показаться назойливым, но вы, случайно, не из Северной Каролины?

Если незнакомцы и испытали раздражение при виде столь бесцеремонного человека, то никак не выказали своего неудовольствия.

– Так оно и есть, – ответила женщина и выжидательно улыбнулась: – Мы когда-то встречались?

– Пожалуй, нет.

– Тогда каким же образом вы умудрились угадать, откуда мы?

– Узнал акцент.

– Но сами вы не из Северной Каролины?

– Нет, я родился в Зимбабве, – кивнул Тру. – Но однажды мне довелось побывать в Сансет-Бич.

– Мир тесен! – воскликнула женщина. – У нас там дом. Вы когда приезжали?

– В девяностом.

– О-о, значит, задолго до нас – мы купили коттедж два года назад. Я Шэрон Уэддон, а это мой муж Билл.

Шэрон подала руку, которую Тру уважительно пожал.

– Тру Уоллс, – представился он. – Я слышал, как вы говорили о лагерях Момбо и Джекс. Я всю жизнь проработал сафари-гидом и могу вам сказать, что лоджи там замечательные. В Момбо очень много животных, но вообще это совершенно разные лагеря – Джекс находится в пустыне Калахари, одном из лучших мест в мире для наблюдения за сурикатами.

Женщина, чуть наклонив голову, сосредоточенно смотрела на него – у нее даже появилась морщинка между бровей. Она выдержала небольшую паузу, а затем подалась вперед с вопросом:

– Вы сказали, вас зовут Тру Уоллс? Родом из Зимбабве и работали гидом?

– Совершенно верно.

Шэрон повернулась к мужу:

– Помнишь, что мы нашли прошлой весной, когда приезжали в Сансет-Бич и ходили гулять? Я еще пошутила, что это знак – пора ехать в Африку?

Билл кивнул:

– Теперь вспомнил.

Шэрон снова повернулась к Тру с сияющим видом:

– А вам доводилось слышать о «Родственных душах»?

От этих слов у Тру вдруг закружилась голова. Сколько же времени прошло с тех пор, как он слышал это название из уст другого человека? Тру тысячу раз вспоминал ту прогулку и незаметно для себя привык к мысли, что об этом знают только они с Хоуп.

– Вы имеете в виду почтовый ящик?

– Да! – воскликнула Шэрон. – Невероятно! Дорогой, ты представляешь?

Билл только изумленно покачал головой.

– В Сансет-Бич вы познакомились с женщиной по имени… Хелен? Ханна? – Она нахмурилась. – А-а, Хоуп, правильно?

Зал кафе вдруг поплыл перед глазами. Пол уже не казался твердым.

– Да, – запинаясь, ответил Тру, – простите, вы только что застали меня врасплох…

– Присядьте, – велела Шэрон. – Понимаете, в «Родственных душах» лежало письмо, о котором я обязана вам рассказать…


Когда Тру договорил, за окном уже царила ночь. Комнату освещал огонь камина, на кухне тихо мурлыкал радиоприемник. Глаза Хоуп блестели, отражая пламя в камине.