– Ты мог бы рассказать мне о нем, если захочешь. Я знаю, ты его очень любил. И не придавай этому слишком большое значение, но тебя тоже невозможно не любить.

Когда он поднялся со ступеньки, я отвела взгляд. И не только потому, что не хотела, чтобы он смотрел на меня, когда я, по сути, говорила ему, что его любят все, включая меня. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я пытаюсь заставить его сделать то, что он, возможно, никогда и не собирался.

Опустив голову, я видела только его ноги. Поначалу мыски его кроссовок смотрели куда-то в сторону, но потом повернулись ко мне.

Он заговорил о Греге.

Адам

Я вовсе не собирался говорить о Греге. Я ведь обещал ей рассказать о нем когда-нибудь и тянул не потому, что делал из этого какой-то секрет. Большинство моих друзей появились у меня еще до того, как не стало Грега, так что мне никогда еще не приходилось объяснять кому-то из тех, кто его не знал, насколько удивительным он был. Казалось, что это невыполнимая задача.

Но, снова увидев Дэниела, я понял, что с Джолин мне хочется попробовать это сделать.

– Грег был на пять лет старше меня и на три года старше Джереми, но мы с ним были особенно близки – ближе, чем когда-либо мы будем с Джереми. – Грустно было признавать это, но факт остается фактом. Роль старшего брата, волею судьбы перешедшая к Джереми, совершенно ему не подходила. Да и мне тоже. Джереми никогда не знал, что сказать и когда. Даже прилагая усилия, он не мог справиться и с половиной проблем, которые с легкостью решал наш брат. Он не был Грегом, и неизвестно еще, кто из нас острее чувствовал потерю. Он умер за неделю до своего восемнадцатилетия. Мой брат был… – Я замолчал, потому что никаких слов не хватило бы, чтобы рассказать о Греге.

– Чем он любил заниматься? – спросила Джолин, подсказывая, с чего начать, как будто заметив мою растерянность.

– Животными, – сказал я. – Он спасал животных, тех, кто ранен и умер бы без посторонней помощи, не только милых и ласковых. Он привлек к этому Дэниела, и они возвращались домой, истекая кровью от ран и укусов, держа в руках какого-нибудь грязного, мохнатого монстра, который все еще пытался расцарапать им лица… а Грег только смеялся. – Я тоже рассмеялся, чувствуя, как приятно вспомнить что-то такое, что не причиняет боли. – Он обещал братьям нашим меньшим – и зачастую не таким уж маленьким, – что позаботится о них. Дэниел не был таким беззаботным, как мой брат, но он никогда не жаловался на травмы, полученные при спасении раненых и испуганных животных. Эти травмы переносить было куда легче, чем те, что он получал от своего… – Я запнулся, и Джолин сделала вид, что не заметила. Она познакомилась с Дэниелом, но не знала его историю. К тому же я вызвался рассказать ей о Греге, а не о Дэниеле. Копируя любимую позу Дэниела, я сунул руки в карманы. – Как бы то ни было, Грег всегда выполнял свои обещания. Он чистил и кормил животных, оплачивал счета ветеринара деньгами, которые они с Дэниелом получали, мошенничая в бильярде, устраивал для них лежанки в нашем сарае – с виду более удобные, чем моя кровать. Он даже спал в сарае рядом с наиболее слабыми и испуганными.

Лицо Джолин сияло, пока я говорил о брате. Она рассмеялась, когда я рассказал, как в пятнадцать лет Грег украл отцовский пикап, чтобы вытащить оленя из ямы, но все кончилось тем, что он сам туда свалился, когда пытался намотать веревку на рога.

– Ему пришлось звонить домой и просить отца приехать и достать его оттуда. Отец пришел в бешенство, а Грега даже не волновало, что ему долго придется пробыть под домашним арестом, – главное, что вытащили оленя.

– И как долго он пробыл под домашним арестом? – спросила она.

– Предполагалось, что это на месяц, но, кажется, мои родители отпустили его уже через неделю. На него было невозможно злиться. – Моя улыбка исчезла, но я продолжал говорить.

Джолин наблюдала, как разрывается в клочья моя душа, пока я рассказываю о лучшем человеке, когда-либо жившем на свете. Я услышал, как скрипнула ступенька, когда она встала и подошла ко мне. Когда она обняла меня за талию и положила голову мне на грудь, мое сердце не забилось отчаянно, как бывало; наоборот, оно застучало ровнее и успокоилось.

Позже меня охватит волнение от того, что она увидела меня таким.

Позже я встрепенусь от того, что она прижалась ко мне.

Позже.

– Последним зверем был пес, похожий на гибрид волка и медведя, которого Грег окрестил Фоззи, он вырвал из его ноги такой кусок мышцы, что родителям пришлось отвезти его в отделение «Скорой помощи». Никто, кроме моего брата, не смог бы убедить их – пока он, истекая кровью, хромал по кухне, – что Фоззи просто нужно немного нежной заботы и ни к чему звонить в Службу ветеринарного контроля. До сих пор не могу понять, как ему это удалось, но, когда они вернулись из больницы, у мамы в руках была жевательная игрушка, а у папы – пакет с собачьим кормом.

Джолин подняла на меня взгляд и улыбнулась, но на ее лице отразилась легкая грусть.

– По условиям компромисса, Фоззи пришлось привязать к дубу во дворе и Грегу не разрешалось спать с ним на улице, пока не заживет нога. Дэниел сказал, что останется с собакой, но что-то случилось с его мамой, и он так и не появился.

– Я полагаю, твой брат ночевал не в доме, – сказала Джолин после небольшой паузы.

Я покачал головой и почувствовал, как у меня задрожал подбородок.

– Адам, – мягко прозвучал голос Джолин, когда я попытался отвернуться.

– Мы так и не знаем, что все-таки произошло. Может быть, Грег отвязал пса, или тот сам сорвался с привязи. Грег был слеп ко всему, кроме животного, о котором заботился. Он и раньше ползал на животе по замерзшим прудам, взбирался на деревья так высоко, что у меня кружилась голова, когда я смотрел, как он спасает их, – он бы и глазом не моргнув побежал за собакой по темному участку дороги в ночи.

В моей груди полыхал пожар. Я никогда раньше не делал этого, никогда не произносил эти слова.

– Водитель, сбивший моего брата, не был пьян. Он не превышал скорость и не лихачил на дороге. Он сказал, что перед машиной проскочила темная фигура, а Грег следовал за ней на расстоянии в полсекунды.

Полсекунды между тем, чтобы обойтись без единой царапины и мгновенно умереть.

Джолин крепче обняла меня, и я втянул в себя воздух, стараясь не поддаваться утешению, которое она пыталась мне дать, и выплеснуть все слова.

– Прошло два года, а тюфяки и пустые клетки все еще стоят в нашем сарае. Комната Грега осталась нетронутой. – Мой голос дрогнул, когда я сказал: – Мама меняет там простыни раз в неделю.

Она еще крепче обняла меня, но я продолжал говорить, как будто меня обуяло непреодолимое желание поделиться с ней всем.

Моя мама не столько отрицала смерть Грега, сколько укоренилась в привычке, расстаться с которой просто не могла себя заставить. И она жила ради тех мгновений, когда увидит его вещи точно такими, какими он их оставил, и ложь о том, что он все еще жив, согреет ее теплом и уютом, как старое пальто. На секунду или две.

Иногда и у меня бывали такие моменты. Когда мое сердце всплывало на поверхность и дрейфовало в воспоминаниях, пока обездвиживающая, зияющая пасть боли не хватала меня снова и снова.

Я не искал утешения. В этом мы с папой были похожи. Он решил пользоваться лестницей в задней части дома, чтобы не проходить мимо комнаты Грега. Всякий раз, когда мама случайно – ведь так? – ставила на стол лишнюю тарелку, он вставал и уходил. Иногда на всю ночь.

Иногда даже если она выставляла правильное количество тарелок.

Пожалуй, только Джереми выглядел удивленным, когда эти ночные отлучки растянулись на две ночи, потом на три, потом… Да.

– Когда мой отец съехал, стало и лучше, и хуже, – продолжил я. – Лучше, потому что на одну эмоциональную бомбу меньше. Хуже, потому что с его уходом мама начала пылесосить комнату Грега два раза в неделю.

Я почувствовал, как Джолин вздрогнула.

Грег знал бы, что сказать маме, как вызвать у нее улыбку. Джереми просто перенял папину привычку выходить из комнаты всякий раз, когда она делала что-то такое – скажем, пекла Грегу торт на день рождения.

Или чуть не утонула, когда вырубилась в ванне, осушив бутылку бренди той же ночью.

Когда что-то мокрое просочилось сквозь мою рубашку, до меня дошло, что Джолин беззвучно плачет.

– Джереми не хватило храбрости даже на то, чтобы помочь мне вытащить ее из ванны. Он только и твердил, что, может быть, нам стоит позвонить папе. Он не понимал или не хотел понимать, что папа переехал, чтобы избавиться именно от таких эпизодов. Звонок не помог бы, но он все равно позвонил, и отец вернулся домой. На месяц.

– Когда он съехал во второй раз, нас с Джереми, как багаж, отправили сюда. Отбывать каждый второй уик-энд.

Джолин

В воскресенье я, покусывая губы, смотрела, как Адам открывает мой подарок. Вполне ожидаемо он оказался одним из тех, кто аккуратно отдирает клейкую ленту и разворачивает бумагу, вместо того чтобы ее сорвать.

Мы решили обменяться рождественскими подарками заранее, потому что не смогли бы увидеться 25 декабря. Я боялась, что при таких темпах уик-энд закончится раньше, чем Адам вскроет подарок.

– Адам, – сказала я, стараясь не скрипеть зубами, когда он развернул бумагу с одной стороны коробки и принялся разглядывать другую сторону. – Он умрет раньше, чем ты достанешь его из коробки.

Адам приостановил хирургический процесс вскрытия подарка и уставился на меня.

– Надеюсь, там не растение.

Я ухмыльнулась, сверкнув щербинкой между зубами. Похоже, ему это нравилось.

– Это вовсе не растение, но серьезно. – Я кивнула на подарок. – Пока мы не умерли.

Поглядывая на меня, Адам осторожно просунул большой палец под заклеенный лентой край.

– О боже, просто отдай его мне. – Я рванулась за подарком, но Адам просто поднял руки над головой – и мне уже не светило добраться до заветной коробки.