– Черт… – побледнела Джема.

Это было трудно. Адски тяжело.

Раздался звук автомобильного клаксона. Мачеха поторапливала ее.

– Давай, – прошептала Ксюша, сжав ее руку.

Джема глубоко вдохнула, стряхнула с себя остатки страха, распрямилась. Развернулась и пошла по ступеням вниз.

Шаг, два, три.

Воздух захрустел от напряжения. Обрушившаяся на нее тишина почти сломала ей уши. Она шла, гордо встречая злой взгляд Розы. Теперь она была сильной и смелой. Той, что способна была по утрам поднимать солнце над горизонтом, а вечерами опускать его вниз.

– Я не еду домой, – сказала Джема, наклонившись к окну автомобиля.

Мачеха сначала не поняла. Не поверила своим ушам.

– Что? – растерялась она.

– Занятия закончились, – твердо произнесла девушка, – но я иду гулять с друзьями.

Роза застыла. Услышанное произвело эффект разорвавшейся бомбы. Бессловесное существо решило заговорить, да не просто заговорить, а поставить ее в известность, что не собирается подчиняться! Это на несколько секунд загрузило ее компьютер.

– Это как понимать?! – наконец взвизгнула мачеха. Ее лицо вытянулось, затем неприятно искривилось.

– Думаю, это не нужно понимать, – по-доброму улыбнулась ей Джема, – это нужно просто принять. – Она выпрямилась. – Учеба закончилась, и я хочу провести время так, как мне хочется. Скажи отцу, что я постараюсь быть к ужину.

– Куда это ты собралась… – Голос мачехи оборвался на полуслове. – Я… я тебя… ты у меня еще…

Джема уже не слушала.

Она обошла машину и направилась к ребятам. В особенности к одному из них, с которым всего несколько часов назад была единым целым – клеточка к клеточке.

Ее сердце молотом стучало в ушах. А он смотрел на нее. Не отрываясь. Все свое внимание сосредоточил на ее губах, словно ждал их. И его улыбка снова светилась, как солнышко. Она готова была поклясться, что этот парень и сам был настоящим фейерверком света! И весь его свет предназначался ей одной.

А Виктор чувствовал что-то похожее, но совсем другое. Он страшно волновался за эту маленькую отчаянную девчонку. Боже, что она делала! Шла к нему прямо на глазах у собственной мачехи. Та выбежала из машины и замерла в ужасе, не зная, как поступить. А Джема, судя по всему, о ней больше не думала.

Она неслась к нему в объятия с таким лицом, будто ее разрывало от счастья.

У Вити руки задрожали от волнения, когда Джема в прыжке влетела в его объятия. Его пальцы коснулись ее бедер, подхватили, прижали. Губы встретились с губами. Ее волосы коснулись его щек и шеи. Он почувствовал запах ее кожи, запах ее шампуня. Вдохнул его, как вдыхают радость. Парень чувствовал вину и любовь одновременно.

Он не мог бы ей дать того, чего она заслуживала. Он не был тем, кто составил бы ей достойную партию. Он во всем уступал любому жениху, которого подобрал бы ей отец. И ему было жаль, что единственное, что он способен ей дать – его безграничная любовь, одновременно отнимала у нее всё остальное.

Они целовались, ничего не видя и не слыша. Где-то за пределами этой сладостной дымки смеялись их друзья, где-то чуть дальше взвизгнули шины сорвавшейся с места машины. Это всё осталось за кадром, потому что они сосредоточились лишь друг на друге.

49

– Стойте, стойте! Не двигайтесь! Вот так!

– Да ты достал! – взмолился Виктор.

Давид продолжал ползать вокруг с баллончиком.

– Долго еще? – поинтересовалась Джема, замечая косые взгляды прохожих.

– Чуть-чуть!

Так вышло, что они все вместе гуляли по городу и ели мороженое. Витя остановился у здания музея, чтобы прочесть афишу художественной выставки. Он обнял Джему, они стали болтать о возможности или невозможности того, что однажды и их работы могли бы оказаться в этом музее, и тут Давид… нет, не вмешался в спор! Он вспомнил о своей излюбленной теме и стал рисовать тень влюбленных!

А пока он старательно вырисовывал баллончиком линии за их спинами на асфальте, им, разумеется, нельзя было шевелиться.

– Круто получается! – сделал фотографию Фил. Отошел на пару шагов назад и щелкнул еще раз.

– О, боже, – рассмеялся Жора, видя, как из дверей музея выходит охранник, – бежим!

И они сорвались с места.

Джема крепко держала руку Вити и не переставая смеялась. Даже бежать не было сил. Тучный охранник решил, что ему за хулиганами не угнаться, поэтому просто сыпал проклятиями вдогонку.

– Подумаешь, на асфальте нарисовали! – возмутился Давид, когда они завернули за угол и сбавили шаг. – Это тоже живопись! Музей у них там или как?

Так же смеясь, они сели на мотоциклы и помчались к берегу.

Там, словно разом лишившись разума, молодые люди, скинув одежду, понеслись к воде. Накупавшись до хрипоты, до синих губ и до привкуса соли в носу, они выкарабкались на пляж и распластались на теплом песке рядом с разбросанной повсюду одеждой и обувью.

Джема поводила ладонями по песку и присела. Она вгляделась в даль. Цвет моря менялся: то синий, то голубой, то бирюзовый, то темно-зеленый с переходами. Девушка подняла руку и посмотрела, как небо просачивается сквозь пальцы. Безбрежное, тихое, почти прозрачное.

Виктор тоже поднялся и тоже вытянул руку:

– Что ты там видишь?

Она улыбнулась:

– Смотри не на руку, Миллер. Смотри на небо.

Свет пронзал кожу насквозь, она казалась оранжево-красной, светилась.

– Мы такие хрупкие внутри, – прошептала Джема.

Витя поднес свою руку к ее руке, закрыл своей ладонью ее ладонь, и свет больше не мог проникать через кожу девушки.

– Так крепче, – сказал он.

Джема положила голову на его плечо, переплела их пальцы вместе:

– А вот так идеально.

– Нет, – усмехнулся парень. Поднес их руки к своему сердцу и прижал к груди. – Вот так.

Витя улыбался счастливо, как мальчишка, и она рассмеялась.

– Тебе принадлежит весь этот город, – тихо сказал он.

– А тебе – мое сердце, – ответила Джема.

И это было в тысячу раз важнее.


Уже поздно вечером, когда все друзья собрались в мастерской, Виктор подозвал ее к себе:

– Не собираешься домой?

Девушка обняла его за шею:

– Совсем не хочется.

– Страшно?

– Вообще-то, да, – печально призналась она. – Днем казалось, что я горы могу свернуть, а теперь… – Джема посмотрела на весело спорящих друзей, на танцующую у окна Беллу. – Даже не знаю, как к такому можно быть готовой морально.

Парень притянул ее к себе и поцеловал в лоб:

– Наверное, лучше вернуться, иначе скандала не избежать.

– Что поделаешь… Скандал так скандал.

– Кажется, столичные журналисты заинтересовались моим предложением, – сказала Белла, приблизившись к ним. Она плюхнулась на стул. – Но им нужно переговорить с начальством. Во-первых, если они дадут согласие, нам придется собирать весь материал по стройке. Во-вторых, им нужен Кей.

– Зачем? – Голос Вити стал жестким.

– Ты центральная фигура так называемого народного сопротивления, – развела руками девушка. – Они предложили скрыть твое лицо и сделать обширное интервью.

– Кей – это все мы. Это не только я, ты же понимаешь.

– Им нужен конкретный человек, лидер.

– А потом окажется, что это материал о том, как развивалось уличное искусство на юге страны, а не о нашей борьбе?

– Но все же это шанс, – заметила Белла.

Виктор шумно выдохнул.

– Или ловушка, – предположила Джема. – Не нарочно, но они могут выдать лидера движения. И тогда конец нам, конец району, конец Вите, которого могут посадить в тюрьму.

– Давайте не будем загадывать наперед, – попросила Белла. – Давайте сейчас сосредоточим свои силы на чем-то осязаемом? На акции протеста, например?

– Я не хочу, чтобы мы просто вывели на улицы людей с лозунгами и подставили их под удар, – сказал Виктор. – Это должна быть мирная инсталляция. Послание. Все должны понимать, что речь идет не о политике, а о живых людях, которым грозит опасность.

– Давайте расскажем эту историю сердцем, – поддержала его Джема.

50

Было уже за полночь. Все разошлись. – Не уходи, – попросил он, прижимая ее к себе.

Здесь, на узком диванчике в его мастерской, ей было так спокойно и уютно, как нигде больше. Жаль только, тревога не отступала. Продолжала терзать, грызть ее изнутри.

– Скажи, что осталась у подруги, – произнес он, понимая абсурдность своей просьбы, – наври что-нибудь.

Они оба понимали, что враньем тут не отделаться. Мэр будет рвать и метать. Он наверняка уже поднял на уши всех полицейских города.

– Хорошо, я останусь, – обвивая его ногами, сказала она. Положила голову ему на плечо, закрыла глаза и погрузилась в сон.


Джему разбудили первые рассветные лучи. Виктор лежал рядом. Его лицо было расслабленным и умиротворенным. Наверное, ему снились хорошие сны.

Девушка осторожно встала, накрыла парня пледом и оделась. Она вышла в прохладную свежесть утра, перекинула ремень сумки и пошла по тихой сонной улочке старого района. Ее не пугали ни бездомные бродячие собаки, ни местные жители, вставшие в ранний час.

Она шла домой как на эшафот. Полностью осознавая, что не стоит ждать от отца ничего хорошего. Шла, впитывая кожей тонкий солнечный свет – будто в последний раз. Дышала соленым морским воздухом и никак не могла надышаться.

Наверное, так чувствуют себя люди при приближении конца. Хочется вобрать в себя как можно больше, зная, что дальше – лишь пустота.

Скрипнула калитка. Шаги по дорожке до дома отдавались эхом в ушах. Джема знала, что увидит, поднимая свой взгляд. Распахнулась дверь, и они высыпали ей навстречу все разом: отец, мачеха, охранники, поднятые по их приказу. Она только съежилась, покорно и немного безвольно, когда Алиев взял ее за шкирку, как слепого ничтожного котенка, и зашвырнул в дом.