Елена Сокол - Кей&Джема

– Не стесняйтесь, – обратилась Белла к двум дамам, отошедшим в сторонку, – сфотографируйтесь тоже. Музею стоило серьезных усилий заполучить картину мастера для этой выставки!

Давид чуть не подавился со смеху, а Витя с Джемой так и продолжали сидеть, молча глядя на полотно.

Наверное, любовь выглядит как эта самая картина. Не всегда к месту. Не всегда с твоего позволения и чаще даже неожиданная. Гораздо ярче и эмоциональнее, чем ты мог себе представить. Сумасшедшая, смелая.

Эта любовь едва касалась их кожи, но она была повсюду. Укутывала, сплетая их вместе. Медленно и нежно прорастала в сердца и со скрипом заставляла их расти и раскрываться навстречу друг другу. Она побеждала все самое страшное-престрашное и рождала новое – чистое и светлое.

– Это мой отец, – объяснил парень, заметив, как долго девушка всматривается в старое фото на магните на холодильнике.

– Я догадалась, – улыбнулась девушка, продолжая разглядывать красивого темнокожего парня, так похожего на ее Витю.

– Он умер рано. Мне восемь лет было. – Он опустил взгляд на кружку, которую сам вчера расписал для Джемы. Желтая, с сердечком. Не сильно красиво, зато порыв души. – Пневмония. Ему просто не успели помочь.

– Мне очень жаль, – сказала Джема.

– Это он привел меня в художественную школу. Помню, гордился каждым моим рисунком, даже самой уродливой мазнёй. – Виктор усмехнулся.

– Брось! У тебя не бывает мазни.

– Его здесь все очень уважали. – Парень кивнул на окно. – Не было ни одного человека на районе, кто бы косо посмотрел на него хоть однажды.

– Чем больше денег у людей, тем выше предрассудки, – успела заметить Джема, когда в кухню вошла Тамара.

– Чай пьете? – улыбнулась женщина.

– Вообще-то, уже попили. Нам пора бежать, мам. – Виктор встал и махнул головой в сторону двери, намекая своей девушке, что пора идти.

– В этом весь мой сын, – вздохнула Тамара.

– Правда, пора, скажи ей, Джем.

– Да, – виновато потопталась на месте девушка, – у нас сегодня важный день.

– Ну бегите! – Проводив их взглядом, Тамара взяла желтую кружку. Повертела в руке. – Искусство, ты порой так беспощадно…

– Меня посадят, – ворчала Белла, ползая по полу и собирая просушенные за ночь банкноты, – точно посадят.

– За что? – прилаживая крылья к резиновой надувной кукле, поинтересовался Давид.

– Как это за что? Я, блин, напечатала целый сундук денежных купюр в своей типографии!

– Да они даже не похожи на настоящие! На них лицо нашего мэра, я тебя умоляю!

– И все равно это может считаться подделкой!

– А то ты не знала, что наша деятельность вне закона?

– Черт, это так красиво, – прохаживаясь среди кукол, заметил Фил, – что даже если никто не придет к площади возле администрации, то я не расстроюсь! Смотрится просто потрясно!

Джема прикрепила нимб к голове последней куклы и отошла, чтобы с небольшого расстояния оценить итог работы.

Все двенадцать ангелов, которых они сделали из надувных резиновых кукол, были безупречны. Оставалось их подвесить на площади. С деньгами было сложнее: вчера они весь вечер красили их каплями крови из красной краски, и теперь нужно было рассеять купюры по ветру в тот момент, когда на площади соберется достаточное количество народа.

– Готовы? – вошел в мастерскую Виктор.

– Почти, – отозвался Давид.

– Пора выдвигаться!

Площадь постепенно заполнялась людьми. Джема поверить не могла своим глазам. Пришедшие на акцию люди захватили с собой белые шары. У многих на них черным маркером было густо выведено «К.» – как символ их общей борьбы. Единомышленников оказалось гораздо больше, чем они могли предполагать.

Со стены одного из зданий, с ветвей деревьев, с проводов, натянутых над головами, тут и там свешивались ангелы с красивыми белыми крыльями. Легко покачиваясь на ветру, они становились полноправными участниками акции и будто бы поддерживали пришедших.

«Мы хотим жить!», «Мы – Кей!» – значилось на плакатах каких-то ребят в толпе. Со своей наблюдательной позиции Джема могла видеть, как Давид раздавал белые картонные маски всем, кто подходил.

Теперь у них был голос. Теперь их было так много, что их нельзя не заметить. Прохожие останавливались и с интересом наблюдали за инсталляцией. Спрашивали, что это всё означает, читали лозунги, понимающе кивали.

Внезапно к площади подъехали два полицейских «уазика». Сердце девушки напряженно сжалось. Несколько студентов отошли объясниться с правоохранителями, рассказать о назначении мирной акции.

– Пора, – сказал Виктор, когда заметил появившихся у здания телевизионщиков с камерой.

Они с Джемой с огромными рюкзаками за спиной стали подниматься по лестнице. Остальные ребята остались внизу, чтобы координировать акцию.

– Давай сбежим, когда всё закончится? – предложила девушка.

Ее голос прозвучал звенящей высотой в шуме шагов.

– Ты серьезно? – взяв ее за руку, спросил парень.

– Да.

– А куда?

– Да хоть на край света.

Внизу оставались один этаж за другим.

– И что мы будем там делать?

– Станем художниками. Начнем новую жизнь.

– Я согласен.

Они вскрыли проход на чердак, вошли и взобрались по лестнице на крышу.

– Завершающая стадия, – сказала Джема, бросая тяжелый рюкзак под ноги.

– Финальный аккорд, – устроился рядом Виктор и открыл свой рюкзак.

Кровавые деньги, из-за которых погибли целые семьи, взметнулись в воздух и разлетелись по ветру. Еще раз и еще. Когда первые зрители заметили летящие купюры, послышались крики. Дальше шум только нарастал.

Молодые люди не знали, что еще в тот момент, когда они входили в здание напротив городской администрации, люди Хромого указали на них полицейским. Те следовали почти по пятам.

И даже половина запятнанных краской банкнот не успела полететь и опуститься на землю, когда правоохранители забрались наверх, схватили их и стали бить. Тугими тисками они скрутили ребят и поволокли практически по поверхности крыши.

– Джема! Беги! – Он вырывался в отчаянии.

– Витя… – беспомощно упала она.

Его пнули в живот, ударили ногой в голову, затем уложили и зафиксировали руки за спиной. Глядя на это, Джема извивалась, как угорь, и кричала, кричала, но ее слова утонули в общем шуме.

На этом всё закончилось.

– Ну что же, – улыбнулся Сулейман Алиев на пороге комнаты для допросов, – вот мы и встретились снова.

Он отпустил полицейского, вошел в плохо освещенное помещение и опустился на стул. Откашлявшись, оперся локтями о стол, упер подбородок в ладони и внимательно посмотрел на парня.

– Здравствуй, Кей, – усмехнулся мужчина. – Или как мне тебя называть? Виктор очень медленно поднял на него свой взгляд.

Да, он был избит и выглядел не лучшим образом, но не потерял достоинства.

– Здравствуйте, господин сити-менеджер.

Так, кажется, сейчас модно стало называть городского главу?

– А ведь я тебя предупреждал, – напомнил Алиев.

– Разве? – Парень улыбнулся уголком губы. – И о чем же?

– О том, чтобы ты держался подальше от моей дочери.

– И… как это связано с моим задержанием? – выпрямился Виктор.

Заплывший глаз наравне со здоровым принялся сверлить взглядом мэра.

– Я предупреждал, что не стоит со мной связываться, – с самодовольным видом развалился на стуле мужчина. – Теперь я прослежу, чтобы ты задержался здесь подольше, сосунок.

– Ах да, у вас же всё куплено, я и забыл, – сказал парень и закашлялся.

Алиев брезгливо отклонился на спинку стула.

– Я решаю, кому жить в этом городе. – Он сложил руки на груди. – А ты – всего лишь мусор на моем пути. И после того, что ты сделал, тебе здесь самое место.

– Так зачем же вы тогда пришли? – чуть не рассмеялся Виктор. Он прищурился, пытаясь разгадать мысли мужчины. – Насладиться зрелищем? Сомневаюсь. Говорите уже, господин мэр, не томите. Я же чувствую, что вы хотите мне что-то сказать. От вас так и смердит властью, деньгами и желанием самоутвердиться!

Выждав театральную паузу, Алиев кивнул:

– Я решил проявить к тебе милосердие. Со мной это редко случается. – Он склонил голову набок, оценивающе оглядывая парнишку. – Я готов предложить тебе сделку, Кей.

– Хм. И какую же?

– Тебя отпустят. Прямо сейчас. Хочешь?

– Было бы неплохо, – хмыкнул Виктор.

– Тебя отпустят. Но ты больше никогда не увидишь мою дочь. – Мэр выжидающе уставился на парня. Подумал и добавил: – Ты выйдешь отсюда прямо после нашего разговора, и никто не станет предъявлять тебе никаких обвинений. Но ты должен будешь уехать из этого города и забыть про Джему навсегда, ясно? Ни звонков, ни писем, ни встреч. Ничего. Или я забуду про то, как был вежлив с тобой.

– Здорово. – Парень закрыл глаза. Он покачал головой и распахнул веки. – А скажите мне, господин мэр, как вам живется в мире, где всё покупается и продается? В мире, где всем правят лишь деньги? – Виктор почувствовал металлическую горечь на языке и сглотнул. – Не боитесь, что однажды и вас кто-нибудь продаст?

– Ты выйдешь отсюда прямо сейчас! – гавкнул Алиев. – Я дам тебе денег, мои люди отвезут тебя в аэропорт, и ты свалишь к черту в свою Нигерию, или Замбию, или откуда ты там!

– Простите, но этого не будет, – тихо сказал Виктор, глядя ему прямо в глаза. – Но не потому, что я родился и вырос в этой стране и имею ровно такое же, как и вы, право жить здесь, а потому, что я не продаюсь. И ваша дочь не продается. Вам нас не купить. – Он привстал, нависая над столом, и отчеканил каждое слово: – Я отсижу сколько потребуется. Отвечу за каждый свой поступок. И выйду. Вот как будет.