В третьем саду от нас на скамейке сидит мужчина в клетчатом шарфе горчичного цвета, плотно обернутом вокруг подбородка, с чашкой кофе в руке. Он просто смотрит в пространство, и я задаюсь вопросом, что он там делает – возможно, он раньше курил, а теперь выходит на улицу подышать воздухом вместо того, чтобы дымить. Или, может, у него дома расшалившиеся дети, и ему нужен небольшой отдых от безумия рождественских праздников и совместного сидения взаперти в течение нескольких дней.

Я так увлеклась своими мыслями, что не замечаю Сару, вышедшую на лужайку, – во всяком случае не сразу. А потом мое внимание привлекает ее движение: она ходит кругами, снова и снова. Время от времени она подходит к своему розовому кусту – без бутонов – и протягивает руку, чтобы погладить лист. Я вижу серые клубы пара от ее дыхания, руками она обхватывает себя за плечи – она в том же наряде, в котором была здесь, а пальто так и не надела. Мне почему-то кажется неправильным наблюдать за ней, как будто я застукала ее за чем-то неподобающим. И только когда я замечаю, что ее губы шевелятся, – я понимаю, почему. Я стала свидетельницей одного из самых личных моментов: она разговаривает с ним – ходит кругами и говорит в воздух.

– Ты здесь? – шепчу я. – Ты ее слышишь?

Единственный звук в комнате – тихий храп Герти, погруженной в сон. Я закрываю глаза, вспоминая, как стояла на этом же самом месте несколько лет назад и наблюдала, как Сара и Гарри бродят по саду. Было лето, и все ее кусты роз усыпали распустившиеся бутоны, дивные создания природы: красные, сиреневые и розовые. Сара гордо указывала Гарри на каждый цветок, а он внимательно слушал – я могла сказать это по морщинке на его лбу. Оса вертелась вокруг его шеи, но Гарри даже не пошевелил рукой, чтобы убить ее или отогнать, и не перешел на другое место, чтобы она его потеряла, – он просто стоял у куста и слушал свою мать.

Теперь сад почти голый: на земляных клумбах только небольшая семейка подснежников, да еще какие-то крошечные белые цветочки вокруг, и мне интересно, что же такое она посадила, какие семена будут прорастать в ближайшие несколько месяцев. Когда Сара их сажала, осторожно вдавливая в грунт, то уже должна была знать, что Гарри никогда не увидит всходов. Она рассказывала мне, что однажды на протяжении всей весны, когда Гарри был маленьким, она брала его с собой в сад и оставляла играть на одной из пустых клумб. Он мог сидеть там часами, копаясь пальцами в земле, возить туда-сюда по деревянным бортикам свой игрушечный экскаватор, пока она пропалывала, сажала и сгребала мусор.

Как Сара нашла в себе силы, чтобы выйти туда этой весной и выполнить все работы по списку, как обычно? Думала ли она о нем? Или притворялась, что ничего дурного не случилось?

Что Гарри приедет, как всегда, в воскресенье, и она сможет с волнением показать ему цветы, которые заказала по садоводческим каталогам из своей коллекции?

Я не могу вспомнить, что делала весной. С тех пор как потеряла его, я потеряла счет временам года, ни разу не остановилась, чтобы подставить лицо солнечным лучам или отметить первый день, когда можно выйти из дома без кардигана. Я не заметила первых осенних листьев и не выглядывала в окно на Пятое ноября, чтобы полюбоваться фейерверками в небе. Я лишь чувствовала раздражение из-за пальбы, пугающей Кота, который спрятался под грудой пальто в прихожей. И теперь, глядя на Сару, разговаривающую с пустотой, я понимаю, где мне следует быть: здесь. Гарри хотел бы, чтобы я о ней заботилась; он всегда беспокоился о том, чтобы ей не было одиноко, особенно когда она перестала ходить в церковь после смерти его отца.

– Я очень многое сделала неправильно в прошлом году, Гарри. – Я все еще пытаюсь говорить тихо, однако потолки здесь такие высокие, что мои слова эхом разносятся по комнате. – Но это оттого, что я потеряла себя, надеюсь, ты понимаешь. Я постараюсь стать лучше, чтобы ты мог мной гордиться, вот увидишь.

– Он гордится тобой. Он всегда будет тобой гордиться.

Слова Сары заставляют меня подпрыгнуть. Почему-то я не заметила, когда она ушла из сада, но теперь он пуст, словно ее там и не было. Я оборачиваюсь и вижу ее, стоящую в дверях; и Сара улыбается мне сквозь слезы, бегущие по лицу. В руках она держит пучок подснежников, их головки меланхолически поникли.

– Я тоже с ним разговариваю. Это помогает. И я действительно думаю, что он меня слышит. Я не думаю, что он здесь, но знаю, что где бы он ни был – он есть, и он меня слышит. Он и тебя услышит.

Сара протягивает мне подснежники, а затем сминает их, когда прижимает меня к себе для долгих объятий. Я чувствую ее дыхание, когда она шепчет мне на ухо:

– Делай то, что тебе необходимо. Я верю в тебя.

А дальше мы обе плачем.

Глава 29

Февраль наступил быстрее, чем ожидалось, и пока мы готовились к перезапуску, я частенько ловила себя на том, что грежу наяву, вспоминая времена, когда я только начинала. Гарри настаивал на том, чтобы придать вечеринке по поводу открытия немного обыкновенности. Я же хотела, чтобы она была в элегантном стиле, с канделябрами и белыми скатертями. Я уже отправила электронные письма в три пятизвездочных отеля, когда он вмешался в мои планы.

«Вспомни, что ты почувствовала на нашем первом свидании», – сказал он, встав напротив и положив ладони мне на плечи. Я решила подшутить над ним и заявила, прикрыв глаза: «Погоди, дай припомнить… А, ну да – вот я с тобой, рассмотрела тебя как следует и почувствовала… – Я выдержала паузу для большего драматического эффекта. – Тошноту, скуку и желание поскорее убежать оттуда». Гарри чуть было не попался на удочку, затем прыснул от смеха, но быстро взял себя в руки.

«Я серьезно, Кэйт. Лично я очень нервничал. Я очень хотел тебе понравиться. Если бы я был в каком-то ультрамодном месте, где не чувствовал бы себя в своей тарелке, – я бы наверняка все испортил».

«Многие люди уверенно чувствуют себя в модных местах. Твоя мать, например», – заметила я.

«Моя мать – не твой целевой рынок, – парировал он. – Ты сама знаешь, что тебе следует устроить это в ресторане у Бобби, там, где ты проводишь свои свидания, и он тебя обожает».

Идея заключалась в том, что я смогу собрать всех своих одиноких клиентов вместе в одном помещении, почти как на вечеринке быстрых знакомств, но без давления на них. Показать им, что свидания и встречи с новыми людьми – это весело. «Говорю же тебе, – продолжил Гарри, – это единственное подходящее место».

Он оказался прав, и вечер прошел блестяще. Мне очень понравилось расхаживать среди гостей, то и дело поглядывая на Гарри, болтающего с кем-нибудь в отдалении с постоянно полной кружкой пива в руке.

На этот раз я не рассылала никаких писем – я точно знала, где должна состояться вечеринка. Мы с Верити потратили целый вечер, чтобы написать каждому гостю индивидуальное приглашение от руки, и смеялись, массируя друг другу затекшие ладони, которые сводило судорогой.

Эйд закатила глаза, когда я сказала, какую встречу мы готовим. Но сейчас она здесь, надувает гелием серебристо-розовые шарики в форме сердец, подпевая Элтону Джону, и кажется, ей вполне по нраву сентиментальность происходящего. «Мы сделаем все действительно слащаво, – сказала я. – Каждый прочувствует, что это именно День святого Валентина. Букеты красных роз на столах, пятна красного света на полу от прожекторов, а вокруг на тележках – шоколад с розами на обертках и розовое шампанское. Это будет немного пародийно, потому что, в сущности, теперь мы говорим, что такой тип романтики вышел из моды, – но ах, как бы я хотела, чтобы вокруг бегали еще и щеночки!»

Мы не смогли договориться насчет щенков, но все остальное нам почти удалось. А Стью привел своего пса Джими – таксу, похожую на сосиску, чей живот свисал так низко, что почти касался пола. Стью послушно повязал ему розовый бант на шею вместо ошейника. Мы немного нервничаем и носимся по залу, пытаясь занять себя чем-то полезным, – хотя почти все уже сделано и остался лишь час до гостей, которые, надеюсь, прибудут.

– Как ты считаешь, люди смогут расслабиться? – спрашиваю я Бобби, который только что закончил передвигать последний стол – с помощью Стью – к стене, освобождая пространство в середине зала. – Шампанского достаточно?

– Ну, во-первых, это не шампанское, а игристое вино «Кава», – отвечает он, вызывая у меня смех. – А во-вторых, они смогут догнаться пивом у бара. Гости могут быть немного скованы поначалу, но стоит им сделать несколько глотков – и они расслабятся, поверь мне. Как и ты. Это будет отличная вечеринка.

– Это так напрягает – не иметь возможности посмотреть в «Фейсбуке» количество гостей, – замечает Эйд, цокая каблуками по деревянному полу. На ней неоново-розовая кружевная накидка поверх черного платья-слипа, а туфли украшены большими золотистыми пластиковыми сердцами – для того, кому тема вечеринки кажется скучной, она определенно слишком вовлеклась. Эйд очень хотела создать «Мероприятие» в Интернете, и когда я сказала «нет», желая, чтобы все прошло более традиционно, – она настояла, чтобы люди могли отвечать на приглашения по электронной почте. Я неохотно согласилась с этим, и сегодня весь день она просматривает входящие письма и пересчитывает гостей, принявших наше приглашение.

– Все будет хорошо, Эйд, мы уже видели всплеск интереса в «Инстаграме», и люди по-прежнему подают заявки. Посты Морвены не оказали такого большого влияния, как мы сперва подумали.

– Кстати о птичках, – прищуривается Эйд. – Не могу поверить, что ты пригласила эту ведьму. И она согласилась! Вот совесть есть у человека?

– Мы знаем ответ на этот вопрос: конечно, нет! – смеюсь я. – Но она просто очень одинока. Это может показаться тебе немного безумным, я знаю. Более того – я кое-кого для нее пригласила… возможно, в конце концов мы сможем заполучить в наши поклонники влиятельного топ-блогера.

Эйд машет рукой:

– Ах, меня это больше не интересует. В любом случае сейчас все скорее зависит от микроинфлюенсеров.