– Я так горжусь тобой.

Теперь, когда стою в компании женщин, я дышу спокойнее. Я нюхаю цветы: это сирень. Верити нарушает молчание:

– Люди действительно о тебе шепчутся.

– Верити! – ахает моя мама, но та продолжает:

– Они шепчутся о том, какая ты храбрая, как ты им нравишься, как сильно они желают тебе самого лучшего. Вот о чем они говорят.

– Она права, – произносит Сара. – В церкви все подходили ко мне и говорили, что читали статью о тебе и считают, что ты поступила смело. Им понравилась твоя честность. И я знаю, что Гарри сказал бы так же.

Я смахиваю слезу, которая скользит по моей левой щеке. И замечаю, что мама тоже плачет. Верити протягивает нам обеим салфетки:

– Прекратите плакать, а то я тоже начну!

– Все нормально, – я шмыгаю носом. – Естественно, сегодняшний вечер не мог бы обойтись без слез. Я рада, что вы пришли.

– Если ты не хочешь возвращаться туда, милая, то тебе не обязательно. – Мама снова стала обращаться со мной как с ребенком, а также названивает мне каждый день и заскакивает в офис без всякой видимой причины. Я слишком долго от нее отгораживалась, поэтому считаю, что все вполне справедливо.

– Конечно же, она вернется! – хором говорят Верити с Сарой, заглушая друг друга.

Они правы. Гарри до глубины души ненавидел публичные выступления – всю жизнь. Если у него случались какие-то новости, которые должен был узнать коллектив стоматологии, то он сообщал их каждому по отдельности, а не созывал общее собрание. Я помню, как однажды после группового дня повышения квалификации он пришел домой с белым лицом. Я решила, что случилось нечто ужасное, но он плюхнулся на диван и сказал: «Кэйтлин, это было чудовищно… Мне пришлось представляться! Перед тридцатью людьми!»

Однако потом, за две недели до моей вечеринки по поводу открытия, Гарри торжественно вошел в парадную дверь, прошествовал в кухню, поцеловал меня в щеку и как бы между прочим сообщил: «Я собираюсь сказать о тебе речь. Я так горжусь тобой». От него пахло пивом, которое они пили с Джереми, так что на следующее утро я не сомневалась, что он изменит свое решение. Но он не изменил. И в тот вечер, несмотря на то что его руки тряслись вместе с зажатой в них бумажкой, он произнес прекрасную речь. И я должна найти в себе хотя бы немного его храбрости, вернуться в зал и рассказать людям о нем. И сделать это правильно.

Я допиваю свой бокал.

– Я в порядке, мама, пойдем.

Вечеринка в разгаре – теперь зал уже заполнен, и я вижу даже несколько человек на танцполе: Стью, Иан, Салли и двое ее детей, один из которых водит таксу Стью по кругу. Я направляюсь к ним и приветствую всех объятиями.

– Это мы так гуляем с собачкой, да? – спрашиваю я, и Салли смотрит вниз и смеется над бедным песиком, чьи большие карие глаза недоумевающе глядят на ребенка:

– Больше похоже на волочение.

При виде Иана я вспоминаю еще одно свое дело на сегодняшний вечер. Но она хотя бы приехала? Она вообще приедет? Затем я замечаю движение в толпе, все немного смещаются влево, и несколько голов поворачиваются ко входу. Это должна быть она – и конечно, вот она, одетая в практически прозрачное свободное белое платье, контуры ее сосков угадываются под невесомой тканью. Один из них явно проколот. На шее у нее длинная серебряная цепочка с кулоном, а ее волосы – теперь лилового цвета – собраны в беспорядочные кудри на макушке. Она похожа на наяду, вышедшую из моря, и направляется прямо ко мне. Но подходит она без обычной бравады, не визжит и не говорит, как «рада» меня видеть. Она кивает Стью, Салли и Иану, наклоняется, чтобы погладить собаку по голове, а затем шепчет мне:

– Могу я поговорить с вами минутку?

Когда мы отходим, я слышу, как Иан спрашивает: «Кто это?»

Морвена находит нам столик в укромном углу. За ним уже сидят два человека, но как только она приближается, оба инстинктивно встают и позволяют ей сесть – что она и делает, кивнув в знак благодарности. Когда они отходят, я взволнованно говорю: «В этом нет необходимости…», но Морвена уже подзывает официанта, чтобы тот принес ей выпить.

Она смотрит на меня своими огромными глазами.

– Кэйтлин, мне так жаль… Я не знала.

– Вы не знали, потому что я вам не сказала.

– Но я должна была догадаться! Я должна была почувствовать! – говорит она все более тонким голосом. – А когда Эйд позвонила мне и рассказала, я не могла в это поверить – обычно я хорошо чувствую подобные вещи.

– Ну правда, не о чем волноваться. – Я гадаю, все ли гламурные дамочки такого типа корят себя, если им не удается в точности предугадать, что их друзья ощущают в тот или иной момент. – Мне просто не следовало лгать.

Морвена толком не слушает, а продолжает болтать сама, рассказывая, как она – конечно же! – удалила все посты про меня, и поделилась статьей обо мне в своем «Инстаграме», и сделает все, что в ее силах, чтобы помочь с перезапуском. Это мило, но я хочу поговорить с ней о другом. Я вскидываю ладонь, чтобы как-то остановить этот поток слов, и она смотрит на меня, разинув рот, однако наконец замолкает.

– Я ценю это. Но я просто собираюсь хорошо делать свою работу и надеюсь, что таким образом обо мне пойдет добрая молва, – произношу я. – И в порядке этой работы надо подыскать вам то, для чего вы ко мне пришли. Но вы тоже должны потрудиться – я не могу волшебным образом найти мужчину, который подойдет вам абсолютно во всем. Такого не существует.

– Вы ведь не заставите меня снова встречаться с Роуэном, правда? – На ее лице играет еле заметная улыбка.

– Нет, но я познакомлю вас сегодня с одним мужчиной, и хочу, чтобы вы показали ему настоящую себя. Ту, которая кладет сахар в чай, которая читает бульварные журналы со сплетнями, которая слегка ранима. Ту Морвену. А не ее прилизанную версию. – Я обвожу ее рукой с ног до головы, и она опускает взгляд.

– Но это та, кто нравится людям!

Я качаю головой:

– Простите, Морвена, но это не так. – У меня пересыхает в горле. Так жестко с клиентами я еще никогда не поступала. Обычно я завоевываю их симпатию комплиментами, тешу их эго, пока они не засияют уверенностью. Но эго Морвены и так уже слишком раздуто. И по совершенно неверным причинам.

– Вашим подписчикам, может, это и нравится, и я не прошу вас менять поведение в Интернете. Но в реальной жизни приходится в чем-то уступать – как вы не захотели бы дружить с диснеевской принцессой, так и люди не хотят быть с вами.

– Вы считаете, что я похожа на диснеевскую принцессу? – Морвена слегка краснеет, и я понимаю, что она восприняла это как комплимент.

– Ну да, но это не очень хорошо. Никто не захочет тусоваться с Белоснежкой, потому что она чересчур правильная, да еще и спит все время. А Золушка милая до тошнотворности! Она не сможет за себя постоять.

– С Ариэль было бы здорово посмеяться.

– Насчет Ариэль согласна. Так, стоп! Морвена, мы уходим от темы. Суть в том, что, если вы не будете сама собой с тем мужчиной, ничего не получится. Он захочет узнать все ваши стороны. И я очень хочу, чтобы на сей раз все сработало, у меня по-настоящему хороший нюх в этом деле.

Ее лицо снова становится беззащитным, она надувает губы:

– Вы думаете, что ему действительно понравлюсь та я?

– Я это точно знаю.

– Хорошо, тогда я попробую, – Морвена встает, слегка пошатнувшись на каблуках. Я беру ее за руку и веду через танцпол.

– Что, мы встретимся с ним прямо сейчас? – шепчет она мне в ухо.

– Или сейчас, или никогда! – отвечаю я, похлопывая Иана по плечу. – Иан, я хочу тебя кое с кем познакомить. Это Морвена. Морвена, это Иан.

Иан хватает ее руку и целует, прежде чем уставиться прямо на ее грудь:

– Мне нравится ваше ожерелье, это кварц, да?

Она берет свой кулон в ладонь и поднимает повыше:

– Откуда вы знаете?

– Я ведь геолог, – объясняет он. – Это один из самых твердых минералов.

– Я надеюсь, что он придает и мне твердости, – говорит Морвена, оглядываясь на меня. – Это чистый кварц. – Она краснеет. – Впрочем, кажется, вы это уже поняли. Он помогает мне смотреть на многое более ясно. Видеть мир не таким искаженным…

Маленький сын Салли подбегает и дергает Иана за руку:

– Иан, хочешь поиграть со мной в прятки?

– Только если эта леди тоже согласится играть, – отвечает Иан, указывая на Морвену. На что мальчик выдает:

– Так она же принцесса!

– Принцессы тоже играют в прятки, – произносит Морвена. – Пускай Иан считает до десяти, а мы с тобой побежим и где-нибудь спрячемся, хорошо?

Я стою и смотрю, как они играют. Морвена и мальчик (его зовут Алекс) залезли под один из столов – красно-белая скатерть скрывает все, кроме их возбужденного хихиканья, пока Иан бродит поблизости, громко крича: «Где же они могут быть?»

– Похоже, еще одна удачная пара, – замечает Стью, приближаясь ко мне.

– Надеюсь.

– Как тебе это удается? Я бы никогда не решился познакомить этих двоих.

– Наверно, я просто чувствую людей. Знаю, что ими движет. На какое-то время я утратила это чувство, но теперь оно постепенно возвращается.

Прядь волос падает на его левый глаз. У него круглая родинка размером с ластик на карандаше, над верхней губой с правой стороны. Теперь я могу смотреть на него не таясь. Мое сердце совершает сальто, пока я наблюдаю, как он пьет большими глотками. Мышцы на его предплечье напряжены. У него серые мешки под глазами, потому что в последнее время он засиживался со мной до поздней ночи, проверяя каждую деталь обновленного сайта.

Я вспоминаю мамины слова, сказанные ею несколько недель назад. «Гарри хотел бы, чтобы ты была с кем-то добрым», – совершенно неожиданно заявила она, когда подавала чай. Я смогла лишь кивнуть в ответ и промямлить: «Да, хотел бы». Вспоминаю тот вечер, когда звезды мерцали над нами, а Стью поймал для меня такси и поддерживал рукой за поясницу, пока я забиралась внутрь. Как он сердечно махал мне вслед, когда я отъезжала.