– А как вы одевались на Хеллоуин в этом году? Возможно, нам еще не поздно опубликовать снимки, – спрашивает Эйд, выводя меня из оцепенения. Я стараюсь вспомнить тот день.

– Эээ, хмм… – Я возвращаюсь мыслями к календарной картинке месячной давности. – Тыквами. Но думаю, что теперь уже все равно слишком поздно, и я, гм, выглядела толстой на всех фото.

Она смеется переливчатым смехом. Как будто звенит маленький колокольчик.

– Ты была одета в тыкву, разве не этого ты хотела добиться?

– Да, но я думала, что получится мило… только не получилось. Верити так хохотала, когда меня увидела.

Эйд качает головой и начинает что-то печатать, а я подхожу к тускло-розовым креслам. Они расположены у окна, выходящего на шумную улицу внизу, где компании студентов в ярких вязаных шапочках бродят по тротуару, сжимая в руках стаканчики с кофе. Я ковыряю свой облупившийся лак на ногте, подцепляю его с краю и удовлетворенно снимаю целиком одной блестящей темно-бордовой полоской.

– Забавно, – говорит Эйд, продолжая печатать. – Я видела Верити спустя какое-то время после Хеллоуина. Она сказала, что этот прошел тихо.

Внезапно мне в ухо кто-то словно закачивает туман, и этот туман заполняет мой мозг, спускаясь дальше, вниз, к рукам и ногам. Я ничего не чувствую, не слышу привычных звуков – болтовни с улицы и гудков автомобильных клаксонов. Кресло, в котором я сижу, мягкое на ощупь, но кажется холодным. Я оборачиваюсь к Эйд, ее пальцы печатают что-то будто в замедленной съемке. Все, о чем я могу думать, это: Верити, Верити. Зачем она виделась с Верити?

Я делаю глубокий вдох. Я хочу контролировать тон своего голоса и не позволять этому чувству внутри вырваться наружу. Я сглатываю, и кажется, что сейчас меня стошнит.

– Когда, на прошлой неделе? Зачем ты встречалась с Верити?

Это провал. Я каркаю, как ворона.

Эйд прекращает печатать, ее руки зависают в воздухе. Она берет свой телефон, тычет в него пальцем, смотрит на экран.

– Да без всякой причины, – бормочет она. – Она пригласила меня выпить, вот и все.

В этом вся Верити. Она дружит с людьми заблудшими и неприкаянными, о которых беспокоится. Мы договариваемся встретиться, чтобы выпить, а Верити притаскивает с собой пустоглазую модель с накачанными губами, которая будет сидеть и таращиться в свой бокал вина, но не прикоснется к нему. «Она отказалась от еды на съемках, – шепчет мне Верити, – и я беспокоюсь о ней. Я должна была ее пригласить».

Эйд – новичок в Шеффилде. У нее здесь не так уж много друзей. Верити, должно быть, просто решила проявить о ней заботу. Я пытаюсь рассуждать сама с собой, мыслить практически, но тот притупляющий чувства туман развеялся, и теперь я вся на нервах – ломаю голову, что именно Верити могла ей сказать, что они обсуждали.

– И о чем вы говорили?

Эйд все еще смотрит в свой телефон, и ее большой палец быстро мелькает, будто она прокручивает картинки.

– Да ни о чем. – Она слегка встряхивает головой, едва заметно. – Мы вспоминали некоторых прежних знакомых из Лондона, и все.

– Кого?

– Никого особо важного. – При этих словах ее голос немного срывается. Эйд снимает с запястья связку тонких браслетов и со стуком кладет их на стол. И вдруг становится похожей на сдувшийся воздушный шарик.

– Эйд, ты в порядке? Ты что такая странная?

Она резко вскидывает голову. И возвращается прежняя Эйд, снова наполненная воздухом.

– Это не я странная, а ты. – Она снижает голос до шепота, который я едва могу расслышать. – Верити сказала, что ты такой бываешь.

– Такой – это какой, Эйд? – И затем я вздыхаю. Мне не нравится настроение, повисшее в воздухе, – оно напоминает сердито потрескивающее радио без сигнала. Ценность Эйд – в легкости, она как бездумная поп-песня. Нельзя позволить ей превратиться в очередную мутную, запутанную проблему в моей жизни.

– Давай сменим тему, – предлагаю я. – Оставь «Инстаграм» в покое на сегодня.

– Хорошо, – кивает она. – Но когда-нибудь мы должны им заняться, это так же важно, как и все остальное. – Эйд переключается на следующую вкладку в браузере. – Ах, да! Я считаю, что тебе надо заполучить в клиенты кого-то из знаменитостей. Кого-то, кто может рассказать о тебе в интервью. Это помогло бы твоему бизнесу попасть в газеты.

Мы начинаем болтать о том, кто из звезд одинок, а кто нет, и мне удается отвлечь Эйд, несколькими замечаниями переведя разговор на то, кто кому изменяет. Затем наступает пауза. И я решаю воспользоваться моментом.

– Мне сегодня все равно еще надо перебрать кучу анкет, Эйд, не желаешь уйти домой пораньше? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал легко.

Я задерживаю дыхание. Но она тянется к ноутбуку:

– Ты шутишь, да? Мы же еще не решили, к кому из знаменитостей подкатить и какие фотографии Гарри опубликовать.

– Маленькое «но», – замечаю я. – Если мы вообще решим публиковать фотографии Гарри.

Эйд удивленно на меня таращится. Цок-цок – каблуками к окну.

– Я думаю, нам стоит сделать фотосессию, – говорит она. – Может, в том скейт-парке, дальше по дороге? Это было бы очень круто. Атмосфера Настоящей Романтики с большой буквы. Будет здорово использовать некоторые из снимков для актуальных объявлений и рекламных постеров.

– Нет! – Это слово вылетает само. Я машинально зажимаю ладонью рот. Но Эйд, похоже, ничего не заметила. Она выспрашивает, может ли Верити по-дружески сделать мне укладку, есть ли у нее знакомый визажист, а я просто сижу, пытаясь собраться с мыслями. Мой счастливый колокольчик лежит на столе – маленькая медная вещица, кажущаяся такой хрупкой. «Динь-динь-динь!» – его звон останавливает стремительный бег мыслей Эйд.

– Мне только что пришла в голову идея! – говорю я. – Морвена Стар! Она бы идеально подошла в качестве клиентки. Я имею в виду, она живет здесь, в Шеффилде.

Я выпаливаю это, пытаясь перевести Эйд на другие рельсы. Однако сейчас она неуправляема.

– Ага, ага, – произносит она, взмахивая рукой. – Ты начинай заниматься этим, а я позабочусь обо всем остальном. Нужно переделать дизайн твоего сайта, я знаю одного парня-специалиста. И просто дай мне пароли, а я возьму на себя «Инстаграм».

Мысленно я пытаюсь практиковаться в магии. «Нет, Эйд, я не хочу, чтобы ты это делала», – твержу я в голове, как заклинание. Но она прет, как танк, задает всякие вопросы о Гарри. Ей не нужно знать о нем ничего – кроме того, что он стесняется камеры.

– Ты что-то притихла, – морщит она лоб. – Ладно, хорошо, может, и не стоит устраивать эту фотосессию. Наверно, меня занесло куда-то не туда.

– Спасибо, – я перевожу дух. – Ты же меня знаешь, просто все эти маркетинговые штучки немного чересчур. Я лишь хочу знакомить людей, вот и все.

– Тогда позволь мне сделать это, дай мне все, что нужно, и я сделаю. Я даже сама поговорю с Гарри, объясню ему, как это важно.

– Желаю тебе удачи, – бормочу я, начиная обдирать лак с другого ногтя. Эйд подходит и хлопает меня по руке.

– Прекрати, – ворчит она. – Тебе нужно сделать новый маникюр, тут есть салон дальше по улице.

– Я знаю…

– Но у тебя никогда нет времени, – заканчивает она за меня, пытаясь подражать моему акценту. Скрещенный с ее южно-лондонским говором, он звучит почти по-австралийски. Мы хихикаем в унисон.

– Слушай, я хочу, чтобы ты обратила внимание на эту сферу, хотя бы немного, – говорит она. – Ты теряешь подписчиков каждый день, и я смотрела количество заявок. Пока оно нормальное, но тоже падает…

– Мы получили сорок заявок этим утром!

– После твоей свадьбы их количество исчислялось сотнями в неделю.

Мы поженились в Зимнем саду. В огромной оранжерее с деревянным каркасом и дугообразным верхом, прямо в центре города. Это всегда считалось укромным райским уголком, с высокими вечно-зелеными пальмами и густыми растениями, взбирающимися по балкам. Гарри устроил все так, чтобы выпустили бабочек, как только мы начнем произносить наши клятвы. Они закружились вокруг нас. Усаживались на наши носы, пока мы говорили. Устраивались на моих волосах, словно яркие украшения из драгоценных камней, и оставались там, трепеща крыльями, пока мы пели нашу собственную версию свадебного гимна – диснеевские песни, которые вызывали смех у окружающих, когда мы отчаянно пытались вспомнить слова. Весь день сохранялось такое ощущение, будто мы попали в мультфильм, и по пейзажу вокруг нельзя было сказать, что мы находимся в центре холодного, серого города. Казалось, что мы на тропическом острове. Но меня занимали не пейзажи, а то, как Гарри смотрел на меня. Как будто я была сверкающим алмазом, чем-то бесценным, что нужно беречь.

Наш фотограф отослал снимки в пару свадебных блогов, и один из них, «Красивые свадьбы», сделал пост о нас. А затем это перепечатали в газетах – в «Базз Фид», в «Индепендент», и даже «Гардиан» опубликовала заметку о том, насколько идеальным оказался день нашей свадьбы. Количество заявок от моих потенциальных клиентов резко взлетело – все хотели иметь дело со свахой, у которой была такая красивая свадьба.

– Нам нужно немного свадебной магии, – говорит Эйд. – Иначе эти цифры продолжат падать.

– Послушай, неужели нельзя использовать что-то еще? Как насчет снимков Верити и Джереми? Они стали моей первой парой, мы могли бы увеличить их фотографии.

– Ага, они вполне подходят. – Она открывает какие-то странные диаграммы, когда наклоняется к компьютеру. – Но только не так хорошо, как вы с Гарри. – Эйд вздыхает. Пододвигает свой стул ближе к моему. – Смотри, как это работает. Зачем, ты думаешь, люди к тебе обращаются?

Я думаю обо всех своих клиентах. О Томе, который одевается в грубую, драную рокерскую одежду, демонстрирует свои татуировки и пирсинг – и при этом хочет, чтобы кто-то лежал рядом, свернувшись калачиком, раздетый догола и беззащитный, и шепотом рассказывал, как прошел день. Или об Элайдже, со всеми его дерзкими выпадами и щелканьем пальцами, и как он втайне ищет кого-то, кто сможет удачно подхватить его шутку.