Я наблюдаю, как Кэтч трусцой пересекает парковку и направляется прямо в офис. Его волосы слегка колышутся в такт движению его рук. Темный свитер и джинсы делают его похожим на тень. Но даже сквозь темноту я вижу, как от него буквально веет сексапильностью. Скрестив ноги, я хочу утихомирить нарастающее напряжение между бедрами. Подняв руку, я начинаю накручивать прядь волос. Нужно было попросить отдельный номер.

Проходит всего несколько минут, замки на дверях щелкают, и Кэтч мчится назад через парковку. Он рывком открывает дверь и жестко хватает меня за плечо. Мое сердце стучит прямо в горле, а руки сжимаются в кулаки. Когда кто-то хватает меня с такой силой, особенно если это мужчина, моей первой реакцией всегда будет: бей! Но я не хочу бить Кэтча.

Он замечает мою реакцию, но не ослабляет хватку. Кэтч не боится меня, и, вау, это так возбуждает.

‒ Зайди внутрь, сейчас же, ‒ говорит он, уводя меня от джипа.

Он идет очень быстро, и мне приходится бежать трусцой, чтоб успевать за его длинными шагами.

‒ Позже я вернусь сюда и заберу твою сумку.

‒ Что происходит? ‒ спрашиваю я, когда мы начинаем подниматься по ступенькам.

‒ На доске с пропавшими висит твое фото, Макс, ‒ говорит он сквозь стиснутые зубы.

Кэтч слегка усиливает хватку на моей руке, когда вставляет ключ в дверь. Та открывается, и он вталкивает меня внутрь и запирает ее.

‒ Ты что, мне соврала? Если ты всю жизнь провела в приемной семье, тогда почему кто-то сообщает о твоей пропаже?

В комнате темно, и мне не видно его лица, но судя по тону его голоса, он злится. Так что я делаю шаг назад. Но Кэтч идет за мной, широкими плечами перекрывая маленький луч серебристого света, который просачивается сквозь закрытые шторы. Я делаю еще один большой шаг назад и упираюсь коленями в край кровати. Деваться некуда, и обойти его невозможно.

‒ Макс, ответь мне. Черт побери. Ты мне солгала? ‒ Он рычит и делает еще один шаг, всем телом вторгаясь в мое личное пространство. Я боюсь его, но не потому, что он показывает свою агрессивную натуру, а потому что я хочу этой близости. У меня были мужчины до него, но я никому не позволяла добраться до моего сердца. Обычная физическая привлекательность, ничего более. Они исчезали из моей жизни еще до рассвета, и мне это нравилось. С Кэтчем все не так. Кэтч привлекательный внешне, но есть еще что-то, более глубокое, и это «что-то» начинает всплывать на поверхность. Мое сердце все еще в сохранности, но рядом с ним я боюсь, что защита может не выдержать.

Я хочу чувствовать его руки. Хочу чувствовать его губы. Я хочу ‒ нет ‒ мне нужно чувствовать его рядом с собой, внутри себя. Не просто потому, что мое тело сходит с ума от желания секса, но и потому, что он пробуждает во мне необузданные эмоции, и я никогда такого не чувствовала. Да, они до чертиков пугают меня, но в то же время это сродни опьянению.

Я дотягиваюсь до него и кладу ладонь ему на грудь. Он напрягается и делает глубокий резкий вдох. Мое дыхание сбивается в ответ на его реакцию и на то, как резко поднимается его грудь и упирается мне в руку.

Прежде чем ответить ему, я сглатываю, отчаянно пытаясь смочить вдруг пересохшее горло. Становится почти невозможно четко сформулировать мысль, когда нас разделяет всего пара дюймов.

‒ Нет, я не лгу тебе. Это сделала Джун, ‒ шепчу я. ‒ Я так и знала, что это произойдет, если я не перезвоню ей.

Кэтч поднимает руки и кладет ладони на мои щеки. Я резко вдыхаю, когда он касается моей кожи и оказывается так близко. В темноте я вижу напряженность в его взгляде. Пульс резко подскакивает, и я отчаянно хочу покрутить локон, но вместо этого хватаю его за руки и сжимаю изо всех сил. Каждый раз, когда он оказывается так близко, мой мир переворачивается, и единственное, что имеет смысл, это он.

‒ Ты хоть представляешь, как сложно будет нам скрываться, если кто-нибудь узнает тебя и доложит об этом в полицию?

Дыханием он щекочет мне губы, и я чувствую мурашки на коже. Я лишь качаю головой. Не доверяю я своему языку.

‒ Если о тебе заявят, они узнают об этом ‒ и мы раскрыты. Черт побери, Макс, может быть, они уже знают.

Я хочу ответить ему что-нибудь остроумное или что-то в свою защиту. Ведь это он не дал мне позвонить Джун, хотя я знала, что позвонить нужно, но я просто не могу заставить себя вымолвить хоть слово.

Я выдыхаю после некоторой паузы и опускаю голову, чтобы лбом коснуться его мягких полных губ. Кэтч кладет одну руку мне на затылок и сжимает руку. Я не знаю, может, он пытается удержать меня или делает это для равновесия, но мне становится спокойно. Не потому, что я умею драться или стрелять в упор, а потому, что позволяю другому подарить мне ощущение надежности.

Он опускает вторую руку вдоль тела, и, сделав несколько вдохов, отпускает меня и протягивает телефон. Ему не приходится говорить мне, что делать, я и так это знаю. Нужно позвонить Джун и убедить ее, что я в порядке.

‒ Твое фото у них уже есть. Никаких гарантий, что фото снимут. И существует риск, что тебя покажут по телевизору во время новостей, если еще этого не сделали.

Он подходит к двери и берется за ручку.

‒ Но нужно попытаться.

Он уходит, через несколько минут возвращается с нашими сумками и кладет их на пол у двери.

‒ Кэтч, ты уверен, что тут мы в безопасности? То есть, что если тебя как-нибудь выследили...

Голос увядает, я и сама не понимаю, что именно хочу сказать. Не имею никакого представления о том, как эти люди работают.

Он уверенно улыбается.

‒ У меня есть несколько имен, о которых они не знают, и я плачу наличкой. На одну ночь здесь безопасно.

Он открывает дверь и смотрит на меня через плечо.

‒ Оставайся здесь и никому не отвечай. Даже Джун. Я вернусь через тридцать минут.

Я киваю в ответ, он выходит и оставляет меня одну.

Некоторое время я просто успокаиваюсь от эмоциональной встряски: сначала из-за его близости, потом из-за резкого отдаления. Он не поцеловал меня, когда я коснулась лбом его губ, только помедлил пару мгновений, а потом неловко отстранился. Ненавижу себя за ощущение вынужденной близости к нему, а еще за желание вышибить ему мозги. Но, даже ясно показав ему, чего я хочу, в ответ я получила лишь чувство, что он меня продинамил. Может, я для него не больше чем обуза, человек, которого он по ощущениям должен защитить, чтобы отработать свои предыдущие злодеяния. Что бы он ни сделал, я знаю, что что-то такое было.

Физически уставшая, я опускаюсь на кровать и набираю Джун. Она отвечает после первого же сигнала, и не похоже, чтобы она спала. На дворе час ночи, а это уже подозрительно.

‒ Макс, ‒ выдыхает она облегченно.

Этот номер невозможно определить. Это тоже подозрительно.

‒ Я звонила в полицию. Я заявила о твоем исчезновении. Ты сказала, что отправилась в Нью-Йорк, и больше ничего. Я звонила тебе, но там только голосовая почта.

Так что я запаниковала.

По голосу она на грани. Так же, как было когда я чуть не сломала коленную чашечку ее бывшему.

Она в ужасе.

‒ Знаю. Прости. И не волнуйся, все в порядке. Мне просто нужно было время наедине с собой. После случившегося с Джеймсом я потеряла работу и решила, что нужно взять отпуск.

Причина так себе, но лучшей у меня пока нет. Она не объясняет, почему я солгала ей, и остается лишь молиться, чтобы она не спросила об этом. К сожалению, Джун знает меня лучше, чем кто бы то ни было, и она не отцепится от меня так просто.

‒ Тебе нужно было просто сказать мне правду. Ты хоть знаешь, как сложно было заставить полицейских завести дело о твоем исчезновении? Формально я тебе не семья, но, слава богу, они поверили мне, когда я сказала, что у тебя никого нет, кроме меня, ‒ она нервно тараторит. Третий раз «подозрительно».

‒ Прости, что тебе пришлось пройти через такое, Джун. Но теперь ты знаешь, я в порядке. Просто позвони, кому там надо, и скажи, что я в порядке. Мне нужно, чтобы ты заставила их снять мои фотографии.

‒ Ладно, только скажи мне, где ты. Может, я приеду, мы встретимся и устроим мини вечеринку на двоих? ‒ Ее голос слегка дрожит, и теперь я точно знаю, что что-то случилось.

Джун предложила бы мне приехать и помочь утопить мои ошибки в вине, но ее голос дрогнул. Идея мини отпуска и вечеринки должна была вскружить ей голову восторгом. Так что, сложив все свои подозрения, я мысленно услышала сигнал тревоги.

‒ Джун, я не скажу тебе, где я. Если они рядом, то тебе нужно найти способ избавиться от них. Не верь никому. Я серьезно, Джун.

‒ Так компания тебе не нужна? Ну ладно, звони мне и дай знать, когда вернешься домой.

‒ Люблю тебя, Джун.

‒ И я тебя, Макс.

Я повесила трубку и откинулась на кровать. Кто-то добрался до Джун, и теперь мне остается только надеяться, что они оставят ее в покое, когда поймут, что она ничего не знает и не собирается у меня ничего выпытывать. В животе появилась жуткая ноющая боль от мысли, что Джун теперь часть всей этой неразберихи. Именно от этого я хотела ее защитить.

Если с ней что-нибудь случится, то это из-за меня. Когда я услышала тот разговор Джеймса на повышенных тонах, надо было просто тихонько выйти из здания на цыпочках и притвориться, что все это странный сон.

От мысли о Джеймсе Келли вдруг появляется ощущение, что я грязная. Мне нужно в душ, очень горячий душ. Я вскакиваю с кровати и включаю лампу на тумбочке. Я иду к своей сумке, оглядываюсь и замечаю, что в комнате всего одна кровать огромного размера. До зуда старомодный плед, сочетающийся со шторами, и непонятного цвета картины над кроватью ‒ вот квинтэссенция дешевого отельного интерьера. Видимо из-за волнения я даже не поняла, что Кэтч снял номер с одной единственной кроватью.

‒ Вот же сукин сын! ‒ воплю я.

Мои чувства сменяются с расстройства из-за отказа в сексе на яростное бешенство. Я врываюсь в ванную и включаю настолько горячую воду, насколько могу вытерпеть. Срываю крышечки с маленьких бутылочек шампуня и кондиционера, становлюсь под струи душа и стараюсь смыть неприятное чувство, от которого волосы на затылке становятся дыбом.