Казалось, что бабушка только её и ждала. Всё хотела увидеть свою дочь дома. Свободную и улыбающуюся. Увидела. И умерла. От счастья, наверно. От свершившейся цели. Предательница, бросила меня с ней. Я шлепнула себя ладонью по губам, пытаясь их сдержать. Как будто эти слова я сказала, а не подумала. Хлопок был сильный, и губы и подбородок обожгло. Слёзы полились из глаз. Это от хлопка, а не от того, что я так и не научилась жить без бабушки.

А сейчас это уже не место тепла с легким старушечьим запахом. Это нора одной доброй, но ядовитой змеи. Нора, которая принадлежит мне, ведь бабушка оставила завещание с моим именем.

Москву я любила за её равнодушие. Никто не будет вмешиваться, почему это я всех шарахаюсь, не завожу друзей и в мои девятнадцать у меня ни разу не было парня. По крайней мере, малознакомым личностям будет все равно. А хорошо знакомых у меня нет. Хуже моей ситуации было только объяснять эту ситуацию. Ведь это стыдно и противно. Как если бы кто-то спросил про мои испражнения. Но люди, не испытав сами, этого не поймут. «Почему это так стыдно? Почему не изменила все еще ситуацию в лучшую сторону? Почему не пересиливаю себя? Почему все мои попытки проваливаются с треском, почему…почему…» Как замечательно, что эти вопросы задаю только я сама. Вот и Васе не смогла сказать. А мама знает.

Мне нужно всего лишь переночевать. Всего лишь, черт возьми, переночевать.

Ключ от этой квартиры у меня есть, но он, конечно, остался в сумке. Я не хотела звонить в домофон, поэтому дождалась пока кто-то выйдет и стала подниматься в стареньком и таком знакомо лифте. Весь потолок был обклеен жвачками. Бабушка шутила, что если одну отклеить, то лифт полетит вниз. Я хихикала, но хватала её за руку, если она делала вид, что собирается одну из них отлепить.

Я позвонила в звонок. Мама сразу открыла дверь. Ничему жизнь ее не учит. На пороге стояла ОНА. Похожи ли мы с ней? Совершенно разные. Никто бы не заподозрил во мне её дочь, а в ней мою маму. Она была невозможна в своей красоте. Не смотря на 9 лет тюрьмы, избиения мужа и все другие горести, что она пережила, она сохранила красоту и улыбку. Бесит.

Ее внешность казалось нереальной, как из магического мира. Столько в ней было несостыковок. Светлые волосы, которые принимали за крашенные. Ведь брови, ресницы и глаза у нее были черными. И если брови отливали коричневым, то глаза были настолько черны, что казались сплошным зрачком. Как будто она находилась в постоянном возбуждении или под наркотиком.

Еще более невероятен был ее взгляд – душевный и нежный. Взгляд самого доброго человека на свете. Никто бы не поверил, что она может убить. Я бы тоже не поверила. Но я нашла для себя объяснение - убийство тоже было из-за её доброты.

Само это убийство я прекрасно понимала. Это единственное, что я понимала в своей матери.

Эта женщина никогда никому не отказывала в помощи, к ней всегда можно обратиться. И не важно, что своей помощью она совершала медвежью услугу. Она истинно верила в иное. И ожидала ответной услуги. Всегда. Даже если свои она ранее навязала насильно. Невыносимая.

Хотя я и готовилась всю дорогу к этой встрече, я так и не подготовилась. Не знала, что сказать. Даже не поздоровалась. Старалась вынырнуть из мыслей да воспоминаний и воспринять окружающую действительность. Но ловила ее только урывками. Кто бы сомневался - встретила она меня с радостью и улыбкой. Как? Как объяснить обществу и самой себе мое отношение к ней? Как объяснить насколько отвратительна и извращена ее доброта?

Это жилище уже не выглядело моим домом. Этот странный вид – получистый. Мама убиралась даже в самых дальних уголках, но обычные повседневные действия по уборке не совершала. Вокруг была вечная недогрязь. Вещи и пятна по середине каждой из комнат, но сверкающие дверцы шкафа и ни единой пылинки под кроватью.  Всё это как будто кричало, что здесь живет кто-то неизведанный. Я не понимала свою мать, но это было объяснимо. Не ладили мы даже тогда, когда мне было 8. А потом мы расстались на долгие 9 лет. После, конечно, она жила с нами. Её мать (моя бабушка) не могла не принять свою дочь и отказать в жилье. А вот я не хотела видеть мать. У меня были надежды при встрече с ней, что все изменится и она не та, что казалась мне инопланетянином – человеком из другой вселенной. Сейчас я понимаю, что эти мысли очень странны для восьмилетнего ребенка по отношению к матери. Тогда странной для меня была только она. Может, это и к лучшему, я не полностью переняла её модель поведения. Но я тоже инопланетянин.

Когда она вышла из тюрьмы, я встретила совершенно незнакомого мне человека. Да, она стала другой, но оставалась всё еще непонятной и раздражающей. Постоянно раздражающей своими прикосновениями. Её руки ни разу не ощущались как бабушкины или… Васины. Они настолько бесили, что я сбегала из дома не только после ключевых событий, но и до них. В первый раз это было всего лишь на один день. Но меня никто не искал. Мать тогда попала в больницу после того как ее голова познакомилась с углом тумбочки. По её уверениям – совершенно случайно. Ага, три раза подряд. Оба раза, что я сбегала – я провела в одной и той же семье. Они жили в соседнем доме. К ним приводил меня знакомый мальчишка – Мишка, обаятельный и веселый ровесник. Потом, когда меня нашли и отдали в руки бабушки, мне еще долго не хватало общения с ним. С ним и его семьей.

- Людочка, у нас нечего есть,

- А как же конфеты?

- Ты предлагаешь детям питаться конфетами? Я не понял, ты решила составить мне конкуренцию в статусе родителя года?

- Хватит хорохориться перед Настенькой. Это я всегда мечтала о дочери, а ты все балаболил про футбол с сыном. И где этот ваш футбол?

- А вот меньше конфетами корми. Мишка, может, и позвал бы побегать с мячом.

- Это не разрешает тебе сейчас забирать все внимание наших детей.

Наших детей. Как будто я была их ребенком.

В них столько жизни и искренности. Они жили для себя и вливали энергию в себя. Её было так много, что она лилась через край и наполняла окружающих. Только вот такие, как моя мать и я были бездонными колодцами. Нас не наполнить.

Для того, чтобы я могла себя наполнить, мне следовало починить колодец и научиться наполнять его самой. Помощь не будет лишней, но без моих усилий колодец так и останется пустым. Как в рассказе о том, что дай человеку рыбу и он не будет голодным один день, научи его рыбу ловить – и он не будет голоден никогда.

Иногда мне кажется, что только благодаря Мишке, дружбе в его семье и их взаимопомощи, я всё еще верю в реальность счастливой жизни. Даже для меня. Просто надо немножко потерпеть и много-много приложить усилий.

Долгие 5 лет я ждала возвращения в квартиру, где произошло убийство, только из-за желания снова увидеть ту семью. Но они к тому моменту уже переехали.

У мамы была другая теория – надо просто всем помогать (даже если не просят) – и тогда тебе ответят сторицей. Но она забывает, что нужно помогать и самой себе. Её колодец пуст, а она черпает из него и наполняет другие колодцы. Одним воздухом. Для нее все в этом мире – важны, но не она сама и не ее дочь. И не переубедишь, ведь для нее иное – это эгоизм. А по мне так единственное адекватное её решение - убийство. Не понимаю только почему система доводит до этого, почему это не считается самозащитой? Убить своего насильника и того, кто бьет твою дочь за пару минут до того, как он убьет их – что в этом такого ужасного?


Меня аж шандарахнуло от этой мысли, я покраснела от понимания, что оправдываю убийство. И еще хуже, я оправдываю поступок своей матери. Ведь она множество раз могла обратиться за помощью или уйти от него. К той же бабушке, например. И не позволять ему так поступать. И может, я была бы нормальной, и был бы жив мой отчим и стал бы лучше, если бы мы ушли, показав тем самым «твои действия – непростительны».  Но она терпела достаточно долго, чтобы внутри нее скопилась тьма. И однажды она выплеснулась наружу, а её маленькая дочь увидела мертвое тело и плачущую мать. Та заметила Настю и протянула к ней руки, коснувшись локтя восьмилетней девочки. И пусть крови было на ее руках совсем немного, мне показалось иначе.

Так усилилась моя гаптофобия. Она не работала только в присутствии тех, кому я уже научилась доверять – бабушки и той семьи в соседнем доме. К ним я и убежала. Не к бабушке. Она жила далеко и перед ней мне было стыдно. Как будто это я сама была виновата в ситуации с мамой.

Я впервые вынырнула из мыслей, которые так легко выключали меня из реальности. Особенно той, в которой находиться не хотелось. И всё я это сделала только для того, чтобы подойти к окну и посмотреть на детскую площадку, на которой мы с Мишей играли. Она кардинально изменилась, превратившись в нечто невероятно интересное и функциональное для детей с кучей ярких горок и качелей. Но память легко вернула картинку из прошлого. Казалось, что я переместилась в те времена, но меня тронули за плечо, и я отпрыгнула от этой руки подальше. Мама виновато улыбнулась, как будто в очередной раз забыла мои особенности.

- Настя, почему ты не переборешь свой страх? Тебе нужно больше касаться людей, если хочешь жить нормальной жизнью. Я так переборола боязнь пауков. Просто стала их трогать.

Мудрые советы моей матери. Потрясающе. Не понимаю я этого стремления вмешиваться в чужие судьбы, если ты не можешь разобраться со своей. С силой впихивать пользу в окружающих. Давать советы.

А ведь даже самые жуткие психопаты уверены, что всё делают во благо. Любовь, доброта, справедливость, очищение – вот причины, которые называли маньяки в книге по психологии убийц, которую я читала в свои шестнадцать.

Стоп, хватит. Я же обещала себе не зацикливаться на прошлом. И не буду говорить, что моё настоящее и будущее зависит от него. Или от действий окружающих. В первую очередь ответственность на мне. А значит, хватит. Стоп. Я просто проведу эту ночь и уйду.