– Я сотник княжеский. Мне через костры не гарцевать! – ответил Волк, нахмурив брови густые грозно.

Тут князь вступился за воя своего.

– Да не разумеет он в весельях людских да в обычаях, что простому люду дороги. Он только меч да кровь знает. Пожените его. Они уже давно сосватаны, чай, завтра пир свадебный на весь Киев будет.

Волхвы подумали да согласие дали, в день Купалы руки молодых соединив. И князь тому свидетелем был.

Волк сразу же свою молодую жену в терем повел, чай, первая ночка у них впереди, но Радмила все не утихала.

– Меня все подруги засмеют. Будут говорить, за кого я замуж пошла, что Купалов день не чтит!

Ярослав на причитания жены внимания не обращал. Не мог же он ей сказать, что уже прыгал однажды через костер с девицей, что его сердцу мила была. Что тот обряд ему вовек не забыть, как стали они одним целым, огнем соединившись. Только сильное чувство могло его на такое снова сподвигнуть. А к жене своей Ярослав пока любви не чувствовал. Может, со временем придет?

Так и шли к терему. Радмила все причитала, а Волк ее за руку вел да люд хмельной отгонял.

А когда к хоромам уже подошли, он развернулся к жене и сказал сурово:

– Тебя Радмила зовут, что значит заботливая и милая. Вот и будь ею! Тогда уживемся. Я муж твой. И коли сказал – не будем прыгать, значит, так оно и будет. Воле моей никогда не перечь. Не потерплю того более!

Жена сразу затихла, пораженная суровостью мужа в первый же день свадебный. А Волк спокойно открыл дверь в терем и рукой пригласил войти. Девица покорилась.

Ночкой же первою Волк старался быть нежным да осторожным. Радмила была послушна и тиха. На ласки откликалась да целовала в ответ, покоряясь воле мужа. Тело ее было спелое и славное, что в любом могло разжечь желание. Да и послушание девичье польстило бы любому. Но только не Волку. Ему это не по душе пришлось. Он огня хотел, а она покорна была да улыбалась. Недолго думая, сотник сделал свое дело, да и заснул тут же.

***


А на следующий день играли свадьбу всем Киевом, чай, не простой холоп женится, а сотник прославленный. Сам князь гостем почетным был.

Все веселились, кроме самого Ярослава. Холоден был и суров. Вон как радуются, что поженили его, а ему от того веселья мало. На всех глазами волчьими смотрел. Да никто не обращал на это внимания. Радмила же с подружками трещала да на мужа глазками сверкала, видно, хвалилась, какой он у нее. Ей-то прошлая ночка сладкой была, а вот для Волка первая ночь прошла, как будто ее и не было. Может, он просто устал от гуляний Купалы? Может, сегодня все по-другому будет? Вон как жена-то довольна!

Но ни в эту ночь, ни в следующую не ощутил Волк того пламени, что молодцев до безумия разжигает. Просто выполнял свой мужицкий долг, и все. А у самого на душе холод да вьюга.

И как-то раз он решил напиться медовой, думал, так лучше пойдет. Стал лезть на жену хмельным. Та отбрыкивалась. Волк разозлился и заломил руки Радмиле. Только сейчас девица поняла всю силу его мужицкую. Раньше-то он нежен был да осторожен. А теперь вон как неистов, будто разорвать ее хочет. Не могла узнать она мужа своего. Будто зверь пред ней предстал, ранее затаившийся. Заплакала Радмила от обиды, да Волк на то внимания не обращал. Разжигало его сопротивление девицы. Наконец-то он возьмет свое, как ему хочется. И вдруг очи изумрудные ему почудились да волосы златые. Смеется ему Святослава, призывно улыбается. Волк еще большей страстью воспылал от увиденного. Не стал глаза жмурить, чтоб образ сладкий его не покинул. Так и овладел своей женой, не заметив, что Радмила под ним, а не та, другая девица. А когда дрема его брать стала, произнес, словно в бреду:

– Славочка…

На следующее утро женка скандал сотнику устроила, мол, полюбовница у него есть. И что именем чужим он ее во сне звал, и что ночкой с ней мыслями был, а не с женой. Ударилась в слезы Радмила тут же, причитая, что не любит он ее. Волк хотел как-то жену успокоить, вину чувствуя. Да та его только отгонять от себя стала.

– Никогда больше к себе не подпущу! – крикнула, не подумав.

Волка это зацепило. Взглянул на нее гневно.

– Думай, что говоришь, баба! Покричала на меня и хватит. Уймись уже!

– А я не уймусь! Я дочка боярская, чтоб ты мне рот затыкал, – взыграла гордость в девице. – Вон, иди лучше девку крестьянскую низкую да подлую лобызай, Славочку!

Не выдержал Волк и ударил жену по щеке. Кровь на пол брызнула из губы разбитой. Радмила опешила. Никогда и никто на нее руку поднять не смел. Она сама кого хочешь побить могла, чай, слуг у нее много было, на ком она свой гнев выплескивала. А тут муж, да еще и не ровня ей по статусу. Знала, что хоть и сотник прославленный, да из обычного люда был новгородского. А она дочь боярина, и не такому ее бить!

– Ты, холоп новгородский! – крикнула зло. – Да как ты посмел на меня руку поднять, на дочь боярскую?!

Волк еще больше в ярость впал от слов уничижающих. Подбежал к жене, схватил за волосы да стал таскать из стороны в сторону.

– Ах ты змея, будешь меня еще попрекать, что не боярин я? Да я таких бояр, как батюшка твой, на кол сажал! Да баб пославнее твоего видывал. Вон и хазарка главная мне сапоги в Саркеле облизывала. И ты облизывать будешь, коли я скажу!

– Отпусти! – взмолилась жена. – Больно же! Отпусти!

Волк выпустил волосы ее чернявые, подумав, что такой трепки достаточно, чтобы она гордость свою смирила. Радмила же с глазами заплаканными тут же бросилась из дома. Да так быстро умчалась, что Волк и догнать не смог.

На следующий день пришел вестник к нему от боярина Суслова, мол, Радмила сейчас в доме родительском и с ней все в порядке. От известия такого нахмурился сотник. Вишь, гадина, решила за спиной отца своего спрятаться. Да не на того напала!

Волк тут же вызвал к себе Мстислава, отпустив слугу боярина без ответа.

– Пойди и возверни жену мою из дома Сусловых, – дал указ десятнику своему.

– А сам чего не хочешь? – спросил Мстислав.

– Не по мне честь такая, жену свою собственную выкликивать, будто я жених незваный, а не муж.

– Ну а коли не выйдет она из дому?

– Скажи, что я приказал ее за волосы притащить, коли сама не пойдет. А для устрашения возьми с собой еще молодцев.

Мстислав все так и сделал. И когда боярин Суслов подле забора своего дружинников с мечами увидел, сам дочку из терема выпихнул, мол, муж он твой, вот и иди к нему.

Когда же Радмила в дом сотника возвратилась, тот ее так избил, чтобы на всю жизнь запомнила, как от мужа сбегать. Но с тех пор и не жили они более как муж и жена. Каждый в своих покоях почивал. Волк наведывался к Радмиле только по крайней надобности.

Мать же Радмилы все пыталась дочку уговорить, чтобы пошла она навстречу мужу своему. Ей всю жизнь с ним жить да детей растить. Радмила упиралась, гордость боярская не позволяла первой пойти к сотнику мириться. Чай, он ее унизил и оскорбил смертельно, именем другой девки назвав да побоями жену честную встретив.

– Ты послушай, доченька, – продолжала мать уговоры, – ну, назвал он тебя по пьяни другим именем, и что с того? Ты жена его законная. Ты лаской и послушанием действуй. Вот и полюбит он тебя со временем.

– Нет, никогда не прощу! – отрезала Радмила. – Он меня на грязную крестьянку какую-то променял. А когда упрекнула его в том праведно, еще и побил. Такого позора не прощу вовек!

Мать только вздохнула:

– Глупая ты у меня, Радмила, ох и глупая. Разбаловали мы тебя с батюшкой, вот и получаешь теперь все, что мы должны были преподать.

– Ты на меня не злись, – продолжила мать, когда дочка на нее обиженно фыркнула, – но истина такова, что если баба против мужа своего пойдет, плохо той житься будет. А ты еще такая молодая, у вас еще все впереди.

– Вот именно, матушка, все впереди! Чай, уйдет он на ратное дело да погибнет там, вот и заживу тогда весело.

– Да что ты говоришь такое, Радмила? Отцу своих будущих детей смерти не желают! Никто воспитывать чужих детей не станет. Может, муж он и плохой, да отцом будет хорошим, а это самое главное.

– Посмотрим, – ответила дочь и попрощалась с матерью. Той уже уходить надобно было. Скоро Волк возвратится с княжьего двора, не обрадуется гостье незваной. Вот и не успела Радмила сказать матери главного, что понесла уже.

***


Когда же Волк в очередной раз по нужде мужицкой к ней в покои вошел ночкой темною, Радмила, отвернувшись от него, призналась, что понесла. Сотник замер, сидя на ее перине. О чем-то подумал, а потом засиял от радости. И погладил ее ласково по волосам.

– Какая новость славная, Радмила. Теперь не буду я тебя бить да обижать. А когда сына мне родишь, все переменится. За все прощу, и заживем славно.

Не притронулся уже той ночью к ней Волк, да и в другие тоже. Решил не беспокоить жену, пока не разродится. Похоть свою мужицкую сдерживал, ни на ком не срывал. Не до девок теперь было. У него скоро сын родится! Гордый ходил среди дружинников. Сиял весь от радости.

– Скоро догоню тебя, Радомир, – шутил над другом. – Чай, и у меня богатырь появится!

Радмила же не разделяла с мужем радости. Не хотела она ребенка от зверя этого. Да никуда уже не денешься. Скинуть ребенка значило то же самое, что помереть. Волк никогда ей того не просит. А вдруг матушка права, может, действительно славным отцом сотник станет? Но сердце девичье тому не верило. Вон как зубы скалит да улыбается холодно. Не будет он хорошим отцом во веки вечные. Сурово с детьми обходиться начнет да бить, как ее когда-то. Вот и решила жена, что не подпустит Ярослава к ребеночку. Всячески огораживать да защищать малыша станет.

Так и носила дитя Радмила, только своим и называя, будто Волк к жизни, что в животе матери билась, вовсе непричастен. Ярослав же почувствовал, что жена еще холоднее стала к нему относиться, в себе больше замыкаясь. Даже живот не давала гладить, мол, придавит еще ребенка грубой своей рукой. Но сотник не отчаивался. Знал, что как родится сын, так сразу все и переменится.