Протянул к ноге девичьей руку свою горячую да стал ласкать кожу нежную, рубаху все выше и выше задирая. Тут Святослава проснулась.

– Борис? – сквозь сон спросила. Но в ответ полюбовника своего не услышала, а ногу кто-то еще пуще ласкать стал.

Красавица молниеносно выхватила кинжал из-под подушки и полоснула гостя незваного с размаху. Волк чудом спасся от удара смертельного, только удаль молодецкая и помогла от лезвия увернуться, но все равно девица его зацепила, руку поранив до крови алой.

Волк от кровати отскочил и заругался на чем свет стоит.

Святослава тут же с подушек сорвалась и устремилась к двери, но та была заперта и без ключа. Тогда девица стала кричать, служанку вызывая, но Волк ее опередил.

– Там никого нет, не старайся, – сказал он ей на славянском родном, киевском. Знал, что поймет его Тодорка, чай, сама с Руси была.

Святослава обернулась, кинжал грозно перед грудью выставив.

– Кто тебя ко мне послал? Князь?

– Никто меня к тебе не посылал, сам пришел.

– Зачем? Что тебе надобно? У меня нечего брать.

Волк рассмеялся с издевкой.

– А я и не тать. Я пришел суд праведный над тобой вершить! – и шагнул он к ней вперед, к свету лампы поближе, чтоб девка могла его рассмотреть.

Святослава долго всматривалась в образ, что в полумраке стоял. На нее же глаза смотрели серые да холодные, а лицо было обрамлено локонами белокурыми, что на плечи спадали.

«Должна узнать! Всего лишь два годка прошло. Неужто позабыла?»

И тут Святослава все вспомнила. Ахнула, когда поняла, кто перед ней стоит. Опустила кинжал да к стенке откинулась в ужасе.

– Не может быть, не может быть того, – твердила, как ополоумевшая.

Волк же меч в руки взял, подошел к ней да приставил лезвие холодное к горлу.

– За все ответишь Святославушка, за все.

– Мне пред тобой отвечать не за что, Ярослав. Меня боги и так прокляли за те беды, что я на голову твою призывала тогда под Киевом. Вот и забери мою жизнь бесславную, коя только в тягость стала.

– Прямо-таки в тягость? – сверкнул сотник глазами серыми гневно. – Мне сказали, что хитра ты больно стала, вот и сейчас обмануть надумала? Где же в тягость, коли ты в шелках да в жемчуге ходишь? Не родилась еще ни одна девка на свете, коей бы в тягость такие богатства были. Да и полюбовничек у тебя вон какой, кровей царских!

И Волк прижал ее к стене сильно да лезвие жестче приставил. Не обманет его!

– Только мне одной ведомо, сколько бед я вынесла, чтоб шелка да жемчуг меня окружали, – промолвила Святослава, чуть дыша. – Когда убежала от тебя тогда, думаешь, сразу в царские покои попала? Нет, Ярослав, дорожка та долгая была да болезненная. Но тебе плакать о том не стану и время отнимать. Делай, за чем пришел! – сказала повелительно.

И Волк было уже решился лезвием провести по шейке лебединой предательской, как позади голос детский услышал:

– Мама?

Сотник обернулся. Не думал, что в опочивальне еще кто-то есть. На него из маленькой кроватки, что справа стояла, смотрел малец.

Волк сразу сообразил, что это сын Святославы. Видно, от царевича своего понесла. Может, и этого щенка прибить, тем самым девке отомстив, что с врагами Руси спуталась.

Будто прочитав его мысли, Святослава бросилась между ним и кроваткой.

– Меня убей, коль сердце твое крови хочет, но сына не трогай, он ни в чем не виноват!

– Виноват, – грозно сказал Волк да холодно. – Уже тем виноват, что от врага нашего рожден.

– Он не от Бориса! – вскрикнула девица. И тут же добавила: – Нагулянный от насильника, в чьем доме служанкой была.

Но не поверил ей Волк. Знал, что хитрит девка, мальца спасти хочет от участи страшной. Подошел он к Тодорке и оттолкнул жестко рукой от кроватки детской. Красавица же на него набросилась, будто с цепи сорвавшись. Стала кулаками бить да зубами острыми за руки кусать.

«Вон как волчонка своего защищает!» – выругался про себя сотник. Но утихомирил девицу ударом сильным по голове. Та на пол осела, однако рукой случайно кинжал нащупала. Вскочила снова и сзади на сотника набросилась. Хотела кинжалом спину его проткнуть. Но Волк ловко лезвие острое из рук слабых женских выхватил, да и выбросил в окно. А Тодорку оттолкнул, да так сильно, что она в другой угол покоев отлетела, спиной в стену впечатавшись.

– Чтоб не мешала более, – только и сказал холодно.

И подошел к кроватке детской.

Святослава вся обмерла. Не могла ни слова сказать. Еще миг, и не станет сына ее любимого, коего она в таких муках выносила. Поняла, что уже его не защитит. Если бросится снова, то Ярослав еще быстрее ребенка прикончит. А так, может, сжалится над мальцом, не захочет детоубийцей прослыть.

Волк же вплотную к кроватке подошел. Малец сидел прямо и без страха глядел на своего убийцу. Не понимал еще, что с ним сейчас станется. Вот и смотрел глазами широкими, не моргая, да внимательно смотрел, прищуривался. Волк тоже внимательно на мальца посмотрел. На сердце кошки скребли, не хотел малыша такого смелого бесславно убивать. Чай, воин хороший вырастет. Сотник отошел от кроватки немного, хотел, чтобы лампада осветила дитя храброе. И увидел у малыша волосы златые, как у матери, да глаза серые.

У Волка что-то внутри оборвалось. Подошел ближе, взял ребенка руками сильными, из кроватки вытащил да поднес к свету масляному, чтобы тот его всего осветил. И глаза его серые в детские уставились, точно такого же цвета.

– Не может того быть, – сказал тихо сотник, – не может быть…

Но малец говорил сам за себя, глазами серыми на отца родного сверкая. И тут ребенок ему улыбнулся, рот широко раскрыв. А во рту том два клыка уже торчат, чуть меж другими выпирая. Суровое сердце Волка от радости негаданной запело. Сын его, родной сын! Не было в том сомнения. И на вид ему годка два уже. Все сходится! Вон как малец ему улыбается да не боится. Почувствовал волчонок кровь родную, признал отца своего сразу же!

Святослава, за этой сценой наблюдая, к Волку кинулась.

– Не твой он! Не твой! От купца местного нагулянный!

– Да не ври мне, баба. Вижу, что мой, да чую, как волк волчонка своего чует.

– Нет! – вскричала Святослава да стала сына у сотника отбивать. – Он мой! Не отдам!

Волк, атаку ее очередную выдержав, рассмеялся.

– Вот и сама подтвердила, что мой, вон как кидаешься за волчонка нашего.

– Не забирай его у меня, Ярослав, – взмолилась красавица, рухнув в ноги ему да расплакавшись. – Не забирай! Я его через такую боль и беды выносила, что он мой навеки. Я от всех напастей его защищала. Себя не жалея, его спасала. Не забирай от меня Никиту. Он единственная радость моя на земле этой. Из-за него и жива по сей день!

Защемило сердце у Волка. Не мог смотреть спокойно на слезы матери сына их общего. Но уже все решил.

– Ты хорошая мать, Святослава. Вон как защищала сынишку своего, вон как молишь о нем. Да только не могу я позволить, чтоб он среди врагов наших вырос. Чтоб родину свою не познал, да кто отец его настоящий. Он мой единственный сын, мой первенец. Выращу его воином славным да храбрым. Ты лучше успокойся. Чай, с царевичем еще нарожаешь.

– Нет! – вскрикнула Святослава. – Никто мне не нужен. Ни Борис, ни кто другой! Только сыночек мой, Никита. Не забирай, заклинаю тебя!

Волк лишь промолчал на слова ее последние да с сыном на руках пошел к выходу.

Святослава рыдала ему вслед, за ноги хватала, пытаясь удержать, но сотник все равно ушел, забрав с собой ее последнюю надежду на счастье. Так и осталась девица посреди комнаты на полу рыдать одна-одинешенька. И только под утро, выбившись из сил и от горя забывшись, уснула сном тяжелым. Так и нашла ее служанка в почивальне, на полу спящую, да лекаря тут же позвала.

***


В лагере же русичей было оживленно. Все уже прознали, что Волк вернулся с Преславца, языка добыв. Утром Радомир первым поспешил в сруб к сотнику. Хотел лично услышать рассказ славный о похождениях товарища в граде вражеском.

Зашел в избу радостный, но тут же обомлел. Сидит Ярослав на полу, ножом игрушки детские строгает, а подле ноги его малец играется.

– И это язык наш? – посмеявшись, спросил Радомир.

– Нет, не этот, – спокойно ответил сотник. – Язык в Преславце почивает. Я князю уже доложил о нем еще ночью, как возвратился.

– А этот тогда кто?

– Сын мой! – твердо ответил сотник. – Никитой зовут.

– Не может того быть, Ярослав! – удивился друг. – Где ж ты сыном так быстро обзавелся? Чай, ему под два годика уже. Так быстро дети не растут.

Ярослав помолчал, а потом ответил нехотя:

– Святослава здесь. От нее сын.

– Святослава здесь? Та самая Святослава из Киева?! Не может быть!

– Я тоже так подумал, пока сам с ней не потолковал в палатах царских.

– В палатах царских? Но как… – и Радомир запнулся.

– Да как и все девки! Забралась в постель к самому царевичу Борису. В шелках дорогих ходит да помыкает воями болгарскими. Вся важная такая да царственная. Я убить предательницу хотел. За то, что беду на мою голову накликала тогда под Киевом. За то, что душу всю мою вымотала, а сама в шелках все это время хаживала, Русь предав и врага нашего обхаживая. Да не посмел, когда сына увидел. Вот и решил оставить в живых в благодарность за Никиту.

– А ты уверен, что твой? – спросил Радомир, чуть замявшись. – А вдруг…

– Мой! – решительно ответил сотник на вопрос справедливый. – Чую волчонка своего. Моя кровь. Да ты сам на него посмотри и не спрашивай более.

Радомир подошел поближе к мальцу да взглянул на него пристально. Никита поднял глаза свои серые прямо к его глазам и улыбнулся. Сомнений не было. Сам сын Ярослава на него смотрел. Вон и оскал волчий, и клыки торчат, да и глаза серые, глубокие. Такие только у Ярослава и были. А волосы златые явно от Святославы.

– Твой, сам вижу, что твой. Да ты его, смотрю, без матери вознамерился воспитывать?