Глава 23

969 год от Р. Х.


Переяславец сызнова отстраивался. Везде работа кипела, пахло свежими бревнами да краской, коей окна и узоры мудреные вырисовывали.

Болгары с русами хоть и не сильно сдружились, считая последних захватчиками, но и не враждовали. А держаться миру в граде пуще всех помогала Тодорка славная, разбиравшая вместе с посадником жалобы и тех и других друг на друга. Никому не позволяла поссориться и советы давала справедливые, что всех удовлетворяли.

Великий князь Киевский доволен был, что не позволил ей сбежать в Византию к царевичам. И теперь мог в Киев вернуться. Тревожные известия пришли к нему из града первопрестольного. Сама княгиня Ольга звала воротиться быстрее с дружинниками, ибо печенеги совсем обнаглели, стали аж до Киева нападать да разбойничать. Вот Святослав и начал сборы. Созвал свою дружину основную, оставив Волка с остальными воями для охраны новых земель русских, и по весне в Киев направился.

Напоследок сел за столом с воеводой своим, с посадником да советчицей славной. Взял с каждого обещание, что во всем будут вместе действовать, козни чинить не станут да помогать друг другу будут. Все и пообещали. Святослав со спокойной душой в Киев ушел. Знал, что город в надежных и сильных руках Волка да Тодорки премудрой оставил.

***


В один из весенних погожих дней Святослава в своем дворе работала, цветы рассаживая, чтобы по лету распустились, когда уже вечереть стало. Терем у нее был маленький да уютный, для нее и единственной служанки вполне достаточный. И девица не жаловалась. В хоромах царских жить более не хотела, чтоб о Борисе-предателе не вспоминать да о жизни прежней. Теперь все по-другому будет, ни шелков, ни жемчугов, так что к более скромным условиям привыкать стоило.

Цветы в землю сырую высадила да пошла на улицу воды набрать, чтоб полить рассаду молодую. Шла медленно, голову приопустив, за день очень устала. Много болгар к ней хаживало да просило о помощи и заступничестве. Вот между болгарами да посадником с воеводой весь день и бегала. Перед посадником она лишь для виду отчитывалась, понимая, что только воевода все в граде решал. Волк всегда внимательно ее слушал, будто вовсе не испытывал к девице отвращения. Но все равно она под взглядом глазищ его серых стояла подавленно, чувствовала, что Ярослав ее осуждает, хоть вида и не подает.

Подошла Святослава к колодцу, думами своими полная, водицу студеную набирать стала, как вдруг из-за спины кто-то помог ей ведра полные вытащить.

– Мстислав! – воскликнула девица в удивлении.

Сотник новоиспеченный ей улыбнулся и ведра в руки взял.

– Ведь дружиннику не положено! – рассмеялась Святослава.

– А я сейчас вольный, Волк до утра отпустил. Так что могу и помочь. Но если не хочешь….

– Нет-нет, буду весьма благодарна.

И пошла Святослава за сотником княжеским, что ведра ее нес. Не удержалась, спросила:

– Ты мне вот что, Мстислав, скажи. Нападение какое ожидается, раз вы все время начеку и тренируетесь?

– А то! Сама рассуди. Царевич Борис корону из рук Византии получил, наверняка с Царьградом о союзе против русичей сговорился. Болгары, что на западе, от завоеваний наших неспокойны. Да и князь в Киев возвернулся не вовремя. То, конечно не мое дело, но на месте болгар я бы моментом воспользовался.

– Понимаю, – задумчиво сказала девица. – Вот почему князь меня здесь решил оставить, чтобы я местных болгар уговорила против вас не подниматься…

– О том не ведаю, Святослава, но смысл в этом есть.

Погрустнела девица от своих выводов. Думала, князь в ней действительно помощницу увидел славную, а тот всего лишь расчет холодный сделал. Не была б она так близка с болгарами, точно голову бы отрубил или велел отдать дружинникам на потеху как обычную пленницу. Ну и хитер князь! А она поверила, что он в ее помощи нуждается. А что же Волк? Может, только для виду ее внимательно выслушивает, да и думает себе, как избавиться от девицы, что на сына его претендует?

Мстислав заметил, что Святослава помрачнела.

– Да отчего ж ты такая хмурая?

– Да оттого, Мстислав, что всем от меня только одно надобно, чтоб болгар в узде держала. А все советы мои, да и я сама, – все побоку.

Дружинник резко от речей таких остановился, ведра на землю поставил и внимательно на девицу посмотрел.

– Да чего ты говоришь такое? Как это побоку! Ты и с купцами помогла нам разобраться да цену честную поставить, и люду простому отстроиться пособила да скарб свой найти на пепелищах. Как это побоку? Ты для Переяславца больше, чем кто-либо другой, сделала.

– Славно говоришь, друг мой. Да только если б не была я для болгар Тодоркой славной, прикончил бы меня ваш князь или отдал своим на развлечение.

Мстислав призадумался.

– Если бы так случилось, – сказало тихо, но решительно, – я бы сам тебя от дружинников отбил. Чай, друзья мы с отрочества, а я своих в обиду не даю.

Святослава благодарно улыбнулась на слова теплые да, как солнышко, засияла. Мстислав с Радомиром ей всегда другами были истинными. Знала, что на них можно положиться. Вот и не таилась. Все, что было на душе, сказывала. И они с ней в ответ обо всем толк могли вести.

Вот и спросил Мстислав, что его тревожило, когда во двор вошли и Святослава свежевысаженные цветы поливать стала:

– Как с сынишкой-то, видишься?

– Да, только вчера вместе к реке рыбу ловить ходили. Волк удочку ему сделал, вот мы и проверяли.

– Ты его до сих пор Волком зовешь?

– Зову. Для меня Волк и есть, таким и останется.

– Жаль, что у вас не налаживается, чай, хорошей бы парой были.

Святослава смолчала. Сказать Мстиславу, почему не налаживается, было не в ее силах. Хватит того, что Волку все рассказала, да пожалела уже об этом не раз.

– Пойдем лучше в терем, я тебя пирогами угощу.

Мстислав хотел было отказаться. Негоже ходить в хоромы к девке одинокой да незамужней. Но Святослава лишь рассмеялась, его мысли поняв, и чуть ли не силой внутрь затащила.

– Чай, не невинная я уже девица, о том все знают! Так что можешь смело в терем ходить, не боясь осуждения. Мне людская молва безразлична. Меня за то осуждали, что с Борисом была, а потом и за то, что пленницей Волка стала. Так что мне терять уже нечего. Входи давай!

Притащила-таки она сотника за руку ко столу обеденному. Сама и медовую поставила, и пироги вкусные. Мстислав уплетал за обе щеки. Такими пирогами в дружине не накормят! Ел и диву давался, как Волк отпустил такую хозяюшку. За одни пироги уже полюбить можно было, не говоря уже о красоте невиданной. Но тут молодец, поймав себя на том, что на златые волосы да грудь высокую с вожделением поглядывает, покраснел весь. Не должен он о ней так вольно думать, чай, Волк на нее сам глаз давно положил.

Доел пироги Мстислав, поклонился Тодорке с благодарностью и вышел из терема. По улицам к себе в дружину направился, да все на звезды первые глядел. Давно девицы у него хорошей не было. Бабы-то обычные, конечно, всегда под боком лежали, чай, он дружинник славный. А вот так, чтоб душа развернулась, как когда-то от женки его первой, такого давно не было…

***


Переяславец жил день ото дня обычной жизнью. Потихоньку все налаживалось. Волк сам любил ходить по граду да все примечать. Где стены крепить, где дополнительных лучников поставить, где болгары собираются да шушукаются. Все замечал и все знал, хоть вида не показывал.

Вышел на улицу, где церковь Бога Единого стояла. Знал, что по утрам Святослава здесь милостыню бездомным раздает. Понимал, отчего девица так о них печется, сама когда-то из них вышла. Воспоминания неприятные снова сердце укололи, но Волк сразу же отогнал мысли грустные. Не быть им вместе со Святославой более, вот и нечего прошлое поминать. С сыном разрешал общаться да на прогулки брать, хоть неприятно ему то было. Но деваться некуда, Никита нуждался в матери. Ведь для него она была самым чистым и славным существом на свете. Видел Волк, как Святослава сынишку обнимала и расцеловывала, как вела его за руку детскую, как смеялись они вместе. Понимал воевода, что мать всю себя отдает сыну их общему, любит всей душой своей бескрайней. Оттого еще больнее становилось: рано или поздно он их разлучит, увезет Никиту с собой в Киев.

С такими мыслями вышел Волк к церкви и не ошибся. Святослава стояла на пороге и хлебные лепешки раздавала обездоленным. Воевода невольно за ней наблюдать стал, как она каждому улыбается, как говорит слова добрые, как глаза ее изумрудные светятся теплом да лаской. Ни одного бродягу не обделила, каждому еду дала, каждого словом добрым поддержала.

Волк смотрел и недоумевал. Откуда в ней столько любви и сострадания? После всего, что с ней случилось, она должна была весь свет возненавидеть! А вышло наоборот, она еще больше людей полюбила, еще больше жизни радовалась.

Дождался Волк, когда бродяжки кто куда разбредутся, и подошел к Святославе.

– А мне дашь, Тодорка славная?

Девица удивленно на него взглянула, но лепешку дала.

– А на меня не смотришь так ласково, как на тех бродяжек. Отчего же? –как бы шутя спросил воевода.

– Ты в любви, как они, не нуждаешься. У бродяг никого нет, сама о том ведаю.

– Думаешь, так и не нуждаюсь?

– У тебя вон сколько болгарок плененных ласковых. Чай, залюбливают до зорьки утренней.

Волк промолчал. Святослава в точку попала. В ласках девичьих нужды у него не было, как и у всей его дружины.

– Так зачем пожаловал? – холодно спросила Святослава.

– Совета думал спросить про людей торговых. Они ладьями своими всю реку заняли, и коли случится дело ратное, мешать только станут.

Девица лишь тяжело вздохнула.

– Ой, не рассказывай мне, воевода княжеский, что за советами ко мне ходишь! Тебе просто покорность болгар нужна, вот и делаешь вид, что мы дружны.

– О чем ты?

– Да поняла я все. И почему меня князь не казнил, как предательницу, и почему дружинникам на потеху не отдал, уговорив тебя забрать меня первой из града погибающего. И почему ты меня тогда пальцем не тронул… Я ни князю, ни тебе не нужна. Только из-за болгар терпите.