Да только ныло у него все внутри, когда каждое последующее утро он один в тереме просыпался. Даже болгарок перестал по ночам звать. Не могли они более жажду его утолить, никого не хотел, кроме Святославы. Только о ней и думал.

Когда же в граде встречались, то лишь взгляд мимолетный Тодорка славная на него бросала и вела себя так, будто между ними ничего и не было. Провожал ее Волк глазами серыми, когда удалялась она по улице. А на душе кошки скребли. И еще больше скребли, когда Мстислава подле нее видел, как тот ей помогает да краснеет от улыбок девичьих.

На Мстислава за то не обижался, ведь неведомо сотнику, что между Святославой и Волком на ночь Купалы случилось. Вот и надеется Мстислав на чувство взаимное. Но все равно воевода не мог спокойно смотреть на его ухаживания. Содрогался гневно, когда видел, какой молодец счастливый среди дружинников бродит после встреч со Святославой. Но молчал Волк, ничего другу не говорил, лишь решил с девицей толк вести об ухаживаниях сотника.

Сам в терем к ней пришел. Святослава удивилась неожиданному гостю, но в дом впустила. Усадила за стол да наливки с пирогами поставила. Но Волк есть не стал, к ней приблизился.

– Не могу смотреть, как Мстислав за тобой увивается. Чай, надежду ему дала?

– Ничего ему не давала. Ты за этим только пришел, чтоб про Мстислава узнать?

Волк обнял ее за талию и к себе притянул.

– Не могу без тебя, Славочка, только о тебе и думаю. Если узнаю, что приласкала кого другого, и тебя убью, и его.

– А ты не пугай меня так, Ярослав, чай, прав никаких не имеешь! С кем хочу, с тем и буду, – и Святослава вырвалась из его объятий да взглянула строго.

– Ты мне речи такие не говори, – сердито молвил Волк и снова притянул ее к себе. – Ты только моя, слышишь?

– Нет, не твоя, – тихо ответила девица, – и никогда ею не стану, как и женкой.

– А если назову тебя женкой своей?

– Не обещай того, чего не сделаешь, Ярослав. По закону назвать меня женкой своей ты не сможешь. Вот и не требуй того, что не твоё.

– Славочка, – сказал нежно Волк, прижимаясь к волосам златым девичьим да аромат вдыхая. – Разве не понимаешь, что не смогу я без тебя? И не отпущу уже, как и не отдам никому.

Девица промолчала. Сердце ныло от слов его, но она держалась до последнего.

– Не могу больше, Ярослав, не могу! Уходи лучше, – взмолилась красавица. – Разве ты не видишь, что мучаешь меня, разве того не понимаешь?

Волк отпустил ее и посмотрел внимательно в очи изумрудные.

– Ты только скажи, что дорог я тебе, и я уйду. Только затем и пришел. Скажи, что не смотришь на других молодцев, что только обо мне одном думаешь.

Святослава вздохнула тяжело, а сердце бешено заколотилось. Солгать и сделать так, чтобы он не приходил более и не мучал их обоих, или правду сказать, что на сердце девичьем? Отвернулась она от воеводы, отошла в сторонку и, прижав руку к груди, сказала на одном дыхании:

– Дорог ты мне, Ярослав, дорог. Да только это ничего не решает. Уходи, прошу тебя. И не являйся более, оттого одна боль на сердце.

Волк выслушал ее с волнением, хотел было девицу в объятия заключить и расцеловать всю от слов значимых, но тут же опомнился. Святослава просила его уйти! И на душе еще поганее стало от признания ее честного. От того, что дорог ей, а прижать к груди широкой более не позволит.

***


Дни шли своим чередом. Волк более встреч с Тодоркой славной не искал, но в граде малом все равно пересекались. Смотрел на нее глазами, полными грусти, а она вовсе не решалась взор свой поднять.

Приметил однажды Радомир, сотником уже ставший, как печалится воевода его при встрече со Святославой. И спросил прямо:

– По ней грустишь?

Волк ничего не ответил, лишь вслед девице посмотрел. Ведь и так все понятно, душа его от одиночества стонет.

– Из-за чего грустишь-то? Не люб, что ли, ей стал? – не отставал Радомир.

– Люб, да только со мной быть не хочет.

– Почему?

– Потому что жена у меня есть в Киеве. Вот и не хочет сердце свое отдавать, думает, что обману ее да ради жены оставлю.

– А ты сам что об этом думаешь?

– Да была бы моя воля, я бы вовсе не женился! Сам знаешь, что мы с Радмилой жили порознь все это время.

– Знаю, – ответил Радомир. И вдруг себя по рукам ударил, будто вспомнил мысль мудрую. – Так разойдись с женой, попроси князя! Он тебя и разведет, чай, сейчас в Киеве.

– Да я о том давно думал, – Волк вздохнул, – только жена из семьи боярской. Не даст родня ее разойтись. Сам знаешь, как для девки это позорно.

– А ты послушай, – улыбнулся сотник загадочно. – Тут один купец из Киева с товарами прибыл. Я с ним немного толк повел, и он мне очень проворным показался. Можно дать ему поручение, чтоб с женой развел. Он купец хитрый, вот увидишь, все сделает, чего тебе надобно будет. А для себя только торговлю выгодную в Переяславце попросит. Ну как, потолкуешь с ним?

Волк оживился.

– Веди купца, потолкуем! – и сотника по плечу ударил дружески.

К полудню купец уже стоял в тереме воеводы.

– Говорят, хитрый ты да мудрый, купец киевский. Поможешь мне одно дельце провернуть?

– Ты говори, воевода славный, какое дельце. Там и подумаю, смогу ли, – ответил купец. Хоть и маленького роста был да тощ, но ловкий ум все компенсировал.

– Жена у меня в Киеве есть, Радмилой зовут. Дочь боярина Суслова. Хочу, чтоб помог разойтись с ней по закону. Сделаешь?

Купец бородку жиденькую почесал задумчиво.

– С боярской дочерью тяжеловато будет, – ответил он не сразу.

– Сам знаю, вот и позвал тебя. Коли бы просто было, я и сам бы разобрался. Аль не по тебе задача? – усомнился Волк.

– Что ты, что ты, воевода славный! Не бывает таких дел, чтобы я решить не смог.

– Так возьмешься?

– Можно и взяться, да только трудна задача, – купец от прямого ответа увиливал, цену себе набивая.

– Говори, что хочешь, купец, да не таись! Мне ваши уловки торговые неведомы.

– Без пошлин торговать хочу, – ответил тот решительно. – Да и погреба охраняемые, чтоб товар мой от татей уберечь, пока плавать буду. А еще указ, что вся торговля с Киевом подо мной теперь будет.

– А не много ли хочешь, купец подлый?! – разгневался воевода на такую дерзость да с места вскочил.

– Ты прости, прости, воеводушка, – кинулся ему в ноги купец, – но дело-то сложное. И разве не стоит оно волос златых, что так тебе любы?

Удивился Волк прозорливости купеческой. Откуда про Святославу прознал?

– Будет тебе и торговля без пошлины, и погреба охраняемые, – уже спокойнее ответил воевода. – Да только торговлю с Киевом под тебя отдам лишь до весны следующей. На том и порешим, не зарывайся более.

Купец снова в ноги с благодарностями кинулся. И так уже много себе выторговал. Волк только посмотрел на него хмуро.

– Да если того не сделаешь, о чем сговорились, и не привезешь мне грамоту, князем подписанную, что он нас развел, тогда я тебя в самом Киеве найду и на кол живьем посажу за жадность твою неуемную!

– Все сделаю, – стал уверять его купец. – Все сделаю, воевода наш славный! Вот увидишь, не придется на кол сажать голову мою негодную.

– Да поспеши, чтоб до осени уже возвратился.

– Уже лечу, как ветер, в Киев! – ответил торговец, тут же с колен поднялся и стремглав из терема побежал.

Ведь ему действительно стоило поторопиться, чтобы и шкуру свою сохранить, и еще более разбогатеть от договоренностей с воеводой. А в том, что Волк его на кол посадит, купец не сомневался. Знал, как суров да кровожаден был воевода, что и вправду разыщет купца в Киеве, если тот оговоренного не сделает. Вот и поспешил торговый человек ладью свою в Киев направить и до осени вернуться.

***


Примчал купец в Киев, словно стрела пущенная. А в Киеве горе случилось: княгиня Ольга померла. «Не к добру то», – подумал купец. Но не в пример люду киевскому не стал долго горевать по правительнице мудрой. У него дела поважнее были. Сразу пошел к жене воеводы, что в тереме мужа жила да из-за отсутствия последнего сильно не горевала. Купец сразу это приметил, когда увидел, какая она веселая да счастливая ходит.

Поклонился торговый человек в ноги Радмиле:

– Приехал я к вам, боярыня, с самого Переяславца, что в болгарских землях.

Радмила лишь бровью повела, выказывая, что это ей не особо интересно.

– От мужа вашего, воеводы Волка, передаю поклон низкий, – и купец снова поклонился.

Боярыня ничего не сказала, только двухлетнюю дочь к себе прижала сильнее. А сама подумала: неужто ее муженек возвратиться решил?

– У меня толк к вам есть, боярыня, от мужа вашего.

– Ну так говори, не тяни! – крикнула купцу Радмила и ножкой властно топнула.

Купец смутился. Баба грозная пред ним стоит, непокорная. Ничего у него не выйдет. Да деваться уже некуда.

– Славный воевода Волк велит сказать тебе, сударушка, что он надолго в Переяславце останется. И сердце его кровью обливается, что далеко он от жены да дочки. Понимает воевода, что жена его, словно ягодка спелая. Вот и не хочет томить ее в долгих ожиданиях. Хочет волюшку дать. Разойтись он позволяет с собой женушке славной да разрешает ей снова замуж пойти, за кого она сама захочет. Лишь бы счастлива его Лада была и век девичий в одиночестве вдали от мужа не проживала.

Радмила от слов купца со стула подскочила, как ужаленная. Даже дочка у нее на руках от страха заплакала.

– Разойтись?! Не бывать тому! Я свою голову позором не покрою! Ишь чего захотел! Чтоб на меня в Киеве все пальцем показывали да смеялись, что муж меня бросил? Нет, не бывать позору такому! Я жена верная и честная, и не дам добро на то, что Волк просит.

– Но ведь воевода о тебе печется, сударушка, – стал оправдываться купец. – Печалится, что одна ты жизнь проживаешь и цветение твое впустую проходит. Вот и не хочет тебя от радостей Лады удерживать! Заботится лишь о тебе, расход предлагая.