Женевьева распаковывала покупки, Барт, сияя, показал ей приглашение Мединосу от мэра.

– Почему же ты не отослал? – удивилась она.

– Вложу завтра вырезку из свежей газеты и отправлю из канцелярии мэра, так солиднее, – лопался от удовольствия Барт.

– Джек? – закричал Маленький дедушка. – Поди сюда.

Известие о первых удачных шагах выставки исторического костюма прадедушка выслушал хмуро. Барт улыбнулся и уселся на стуле рядом с кроватью старика. Он спросил, что тот думает по такому поводу: почему ножны к кинжалу были заказаны не в оружейной мастерской? Дедушка оживился, и они полчаса, к неудовольствию Женин, прообсуждали скупость герцогини.

Статья превзошла самые радужные ожидания Барта. Может быть, в Меланьи зимой не было громких новостей. А может, журналист честно отработал свой хлеб, точнее, вино с сыром. Вместо положенных для скромного мероприятия нескольких строк вышла полновесная статья с иллюстрацией. Речь мэра (слова Бартоломью были приплюсованы к ней), комментарии дам из Министерства культуры, адрес ресторанчика. На фотографии мэр и чиновница радостно улыбались в камеру. Задним фоном нечетко маячили манекены в костюмах. Довольный Барт отправил один экземпляр газеты в Историческое общество – пусть видят, что министерство уже оценило выставку. Второй вместе с приглашением – Мединосу в Порт-Пьер. Третий показал отцу.

Медичес-старший, скрывая довольную улыбку, проворчал, что вот они, журналисты, выслуживаются перед начальством, не упоминая фамилии тех, кто действительно заслужил славу.

– Кто там с вами еще работал? – спросил он.

– Ты не знаешь. На балу представлю, – ответил Барт.

– Рад буду познакомиться. Молодцы, ребята. – Отец с гордостью посмотрел на сына.

Заинтригованная мама тем временем пыталась выяснить, для кого Бартоломью бегал по магазинам. Продавщицы ей уже доложили полный список его покупок.

– У моей знакомой старики разболелись – я ей помогаю.

И все. Больше он ничего не сказал. Мама отступилась и молча паниковала, придумывая себе картины одну страшнее другой. Прожженная стерва, взявшая в оборот ее сына. Неопытная девушка-сирота с тяжелобольными стариками на руках, которую бездушно использует Бартоломью… В конце концов мама извелась и под предлогом привести семью в порядок перед балом пригласила в замок парикмахершу.

Парикмахерша пощелкала ножницами над головой Рафаэля, сделала маме завивку. Рассказала все городские сплетни, но ни слова не упомянула о главном.

– Как ты возмужал, похорошел, Бартоломью! Иди, я тебя тоже подстригу, – позвала она заглянувшего на кухню Барта.

Он сделал шаг к стулу, вспомнил свое обещание Женин и со смехом отказался. Сказал, что и так хорошо. Переглянулся с Рафаэлем. Раф хмыкнул понимающе.

– Кто у Бартоломью появился? – шепотом полюбопытствовала парикмахерша, глядя ему вслед.

«Это я от тебя хотела узнать», – вздохнула мама и пожала плечами.

Бартоломью все рассчитал. По минутам. Не следует их отцам встречаться до благодарственной речи мэра. Они должны появиться во время похвалы «молодым историкам» за выдающийся вклад в культурную программу Меланьи.

– Я заказал вам такси, – сообщил Барт родителям. – Будьте готовы без пяти восемь.

– А мы не опоздаем? – удивилась мама.

– Может, пораньше приехать, чтобы посмотреть выставку? – спросил отец.

– Нет-нет, раньше там делать нечего. Все успеете.

Барт поцеловал маму и, насвистывая, пошел собираться.

– Привози отца ровно к восьми, – наставлял Барт Женевьеву незадолго перед балом.

– Не получится, – огорчилась Женни. – Я не смогу его встретить: к дедушке обещал заглянуть вечером врач. Поезд приходит в полвосьмого. Отец собирался прямо с вокзала ехать на выставку и бал.

– Ничего, я что-нибудь придумаю.

Барт нашел старика Оричеса и заручился его обещанием, что Оричес встретит Мединоса и займет его чем-нибудь, чтобы тот появился в холле ровно в восемь. Не раньше, чем мэр будет произносить речь.

Зима была скучной, и вот наконец долгожданное событие. Разнаряженные меланцы загодя приехали на бал, заглянули на выставку, посмотрели вышивки Линды Оричес и отправились в буфет обмениваться впечатлениями и обсуждать последние городские новости.

– Замечательное мероприятие – наш Рождественский бал, – говорил мэр небольшой компании, столпившейся вокруг него. – Объединяет старшее поколение и младшее, опыт и энтузиазм. Пробуйте этот сыр.

– Ллойд, – оторвался от приятной беседы старик Оричес, – как кстати, что ты здесь. Съезди на вокзал и привези Мединоса.

Ллойд поморщился. Однако старик явно увлекся: с одной стороны – уже собрались все влиятельные лица города, с другой стороны – здесь мама с ее вышивками. Ллойд бросил друзей и пошел заводить автомобиль, утешившись, что не помешает лишний раз помозолить глаза отцу Женевьевы. Кстати, где она сама?

– Как тебе выставка? – с ходу спросил его возбужденный Мединос.

Ллойд не понял, о чем речь, но кивнул.

– Поехали скорее, не терпится увидеть! – заявил Мединос.

Медичес-старший не усидел дома. Придумал себе неотложные дела в городе, велел жене подъезжать одной и отправился пораньше: на выставку, которую дети готовили в таком секрете. И которая, судя по заметке в газете, обещала быть из ряда вон выходящей.

Медичесу на входе выразили восхищение работой Бартоломью, Рафаэля и «этой девочки». Он взял протянутую брошюру, протиснулся через толпу в холле, прошел мимо буфета, вышивок и оказался в безлюдном зале с выставкой. Всего один посетитель кроме него. Медичес огляделся и воскликнул вслух:

– Молодцы!

– Вот и я говорю – молодцы! – повернулся к нему высокий человек в очках.

Они обменялись комментариями.

– Это работа моей дочери с друзьями, – приязненно улыбнулся высокий, – Женевьевы Мединос!

– Какая-то ошибка, – пробормотал обескураженный Медичес и надменно выпрямился. – Выставку организовывал мой сын Бартоломью Медичес с братом и…

Он открыл брошюру и изумленно прочитал:

– Ме-ди-нос.

Мединос выхватил ее у него, заглянул:

– Ме-ди-чес.

Они уставились друг на друга. Один вспыхнул, второй побелел.

Бартоломью не рассчитывал на большой успех своей выставки у меланцев в день Рождественского бала. Он даже удивился, что публика обратила на нее внимание, не меньшее, чем на вышивки Линды Оричес. И не расстроился, когда сограждане плавно переместились в буфет. У Барта уже была договоренность с местным музеем: если не подвернется других интересных предложений в столице после «Дней истории и культуры», их экспозицию выставят в одном из залов музея. У них с Женевьевой впереди предстоят расходы. Небольшие деньги не помешают.

Барт пожимал руки, раскланивался со знакомыми. Молодежь прибывала. В холле царило оживление. Дамы придирчиво оглядывали чужие наряды, кавалеры с интересом – чужих дам. Бартоломью занял позицию поближе ко входу.

Женевьева вертелась перед зеркалом. Как здорово, что мама догадалась передать ей платье со школьного выпускного бала! Не пришлось ничего покупать. Кажется, она немножко поправилась… А что надеть сверху? Летом было достаточно накинуть шарфик. Ой, как смешно выглядывает такое длинное платье из-под обычного пальто. Подошел бы старинный плащ, как раз у них есть один на выставке. Женевьева рассмеялась, вообразив себя в таком наряде, но тут же разозлилась. Бартоломью предусмотрел все, кроме того, как она будет добираться! Женни покрутила в руках туфельки. Взять с собой в пакете? Выручил доктор. Вышел от Маленького дедушки, увидел ее в бальном платье и предложил довезти.

Бартоломью поддался общему оживлению перед танцами и потому изнывал от нетерпения. Он так бурно обрадовался, когда Женни приехала, что она ему тут же все простила. Он отнес ее пальто, вернулся улыбаясь, сверкая глазами, прошептал страстно на ушко: «Ты прекрасна». Их окружили, знакомились, что-то рассказывали, расспрашивали. Женни было съежилась под оценивающими взглядами девушек, вспомнила, что платье тесно и, наверное, вышло из моды. Ей захотелось спрятаться Барту за спину. Встретила его необычный, с поволокой, взгляд, обольстительный и восхищенный одновременно, и воспряла духом. Захохотала на чью-то шутку. Румянец заиграл на ее щечках. Через пять минут Женни уже сама рассказывала какую-то веселую историю. «Какая жалость, – подумал Барт, глядя на нее, – Мединос останется до завтра. На всю ночь». Его просто обожгло от мысли, как бы он мог провести эту ночь после бала. «Мединос?»

Барт нервно оглянулся: так и есть, старик Оричес, похоже, забыл о просьбе, все еще в буфете.

– Не волнуйся, Ллойд поехал на вокзал, – заверил его Оричес.

Ничего себе, Ллойд уже крутится возле Женевьевы!

– Ты прекрасна, – тем временем говорил Ллойд Женин.

«Как они не оригинальны, – веселилась про себя Женин. – Ну что, поверить им?»

Она вздернула нос, но позадаваться не успела. Барт налетел на них.

– Где Мединос? – заорал он Ллойду.

– Где-то рядом, – пожал тот плечами, всем своим видом показывая и презрение, и возмущение.

– Женин, твой отец уже здесь! – потащил ее за руку Барт. – Займи его чем-нибудь, заговори. Ну где же он?!

Отец Женевьевы нашелся в комнате с их экспозицией, но не один. Барту захотелось со всего размаха стукнуться лбом о стенку, когда он обнаружил, кто стоит рядом с Мединосом. Откуда так рано взялся его отец?

Неизвестно, который из родителей начал скандалить первым и как далеко они успели зайти. Сейчас говорил Мединос, и свернутая трубочкой брошюра дрожала в его руке.

– …где и как были у-кра-де-ны эти, – Мединос хмыкнул выразительно, – с позволения сказать «экспонаты из частной коллекции семьи Медичесов»? Не думал, что доживу, – голос его звенел, – до такого позора! Вещи Мединосов выставлены вместе с ворованным.

Барт вздрогнул, услышав шаги. Мама, еще кто-то. А! Теперь все равно. Корабль идет ко дну.

– Несмываемый позор для Медичесов – участвовать в исторической фальсификации! – язвительно и желчно ответил Медичес, выдернул брошюру из рук Мединоса и потряс ею в воздухе: – Здесь есть хоть слово правды?! Мединосы способны не лгать?!