— Я тоже об этом подумал, — поддержал его брат, — а то в последнее время замечаю, что Мила что-то дуется. Уже неделю спит одна. От них, конеч-но, много пользы для нас, надо хоть чем-то порадо-вать.

Мужчины зашли на рынок, где можно было увидеть много разных вещичек, столь любимых жен-щинами. Наконец они набрели на торговца, у которо-го были всяческие гребни, заколки, зеркальца, словом, всякая женская ерунда.

— И ты говоришь, что этот гребень стоит та-ких денег? — с возмущением говорил торговцу Ис-герд, — да я сам был в Константинополе и видел, ка-кие там цены.

— Ну, так иди туда и купи, — невозмутимо отвечал торговец.

— Я понимаю — в пять раз дороже, но в два-дцать! — обозлился в свою очередь Торкель, который тоже приглядел для Миланы красивую серебряную фибулу в форме сердца.

Владелец заморского товара был неумолим, и пришлось викингам заплатить ту сумму, которую он назначил с самого начала. Потом, пройдясь по рынку, Исгерд присмотрел красные сапожки для своей Дану-ты, а Торкель, в свою очередь — красивую шерстя-ную ткань, привезенную из Нормандии.

— Как ты думаешь, — спросил Торкель у своего брата, — почему Милана вдруг так ко мне ох-ладела?

— Ну, причин может быть несколько, — рас-судительно отозвался Исгерд, — может, обидел чем…

— Да что ты, — возмутился Торкель, — я ведь все для нее делаю. И милую, и целую, вот подарки дарю, — мужчина многозначительно потряс своей сумкой, — тут что-то другое.

— Ну, что еще может быть, — рассмеялся бонд, — нашла другого!

— Это у нас-то? — улыбнулся его глупому предположению брат, — пусть кто только попробует приблизиться к ней, — и викинг угрожающе сжал увесистый кулак.

Так и прошел весь день в суете и покупках, и ночь неминуемо настигла бы путников на обратной дороге, если бы они отправились в дорогу.

— Заночуем здесь, Исгерд — сказал Торкель — поздно уже, а дорога не близкая, да и что-то и небо потемнело. Не быть бы дождю! Как бы в подтвержде-ние его слов, издали донесся глухой удар грома. По угрюмому небу очень быстро двигалась огромная ту-ча. Передний край ее был белесовато-серый, и как будто клубился. Отдельные облака мчались по сторо-нам и, казалось, спорили с тучей в быстроте движе-ния.

Поиски ночевки были недолгими, и вскоре братья уже сидели в просторном холле у пылающего очага с кружками эля в руках. Здесь было много зано-чевавших посетителей рынка, и все они с удовольст-вием коротали время в беседах и настольных играх. А тем, кто сильно устал, хозяин постоялого двора пред-лагал уютные боковуши, отгороженные от главного холла гобеленами, а то и просто шкурами.

— Что, приехали свои мечи продавать? — не-ожиданно обратился к братьям круглолицый толстяк, расположившийся прямо у огня, неподалеку от братьев.

— Да нет, — протянул Исгерд, — а ты откуда знаешь про мечи?

— Да кто же вас не знает, Эриксонов, и ва-шего побратима Ингмара Дагфинсона, — усмехнулся незнакомец, — вы всегда что-нибудь придумаете. То в поход отправитесь, то кузницу организуете. А сейчас за чем в город пожаловали?

— Да мелочь, кожи надо прикупить, — сдер-жанно ответил бонд.

— Ну, конечно, для дорогих седел нужна хо-рошая кожа.

— И про это ты знаешь? — удивился теперь уже Торкель.

— Да все тут знают, и про седла ваши и про кладенцы. Повезло вам с рабынями. И красивые, го-ворят, и зарабатываете вы на их трудах, — сосед был явно настроен поговорить. После второй кружки крепкого эля и братья были не прочь поддержать бе-седу, да и похвастаться немного.

— А кто кому мешает? Иди на Русь, поймай рабыню…

— На Русь-то каждый может сходить, но такие рабыни там тоже редкость. А главное, стараются ведь для вас. Кто это видел, чтобы рабы так хорошо труди-лись, а тем более мастерили такие дорогие вещи.

— И еще надо суметь бабе в постели понра-виться! — чувственно ухмыльнулся Исгерд.

— О ты, брат, не расслабляйся с этим делом, — толстяк пожурил собеседника пухлым указатель-ным пальцем, — все может враз перемениться.

— Да куда они денутся? — удивился Исгерд, — они ж рабыни наши!

— Как знать, как знать, — и мужчина много-значительно умолк.

— Ты если что знаешь, так говори прямо, — возмутился викинг.

— Не хочу вас расстраивать, — красное от ог-ня лицо толстяка сделалось хитрым, — порой счастье — в неведении.

— Ну, ты даешь, — сказал, поднимаясь во весь свой могучий рост Исгерд, — я душу из тебя вы-трясу, а заставлю рассказать, что знаешь.

Незнакомец тоже вскочил, но он оказался рос-том значительно ниже. К тому же следовало учесть, что братьев было двое.

— Ладно, — примирительным тоном про-бурчал он и сел обратно на свою скамью, — ничего особенного, честно говоря, я не знаю, а так, слухи всякие ходят…

— Ну и какие?

— Многие были бы не прочь у вас этих ра-бынь увести.

— Как увести, да мы глаз с них не спускаем, да и закон на нашей стороне.

— Может выкупить хотят, или еще как, укра-дут, например!

— Знаешь что, друг, — Исгерд придвинулся к собеседнику и заглянул ему прямо в зеленые глаза, — мне за Дануту в Киеве давали две тысячи солидов. Слышал? Две тысячи!

Толстяк и действительно был поражен.

— Так вот, — продолжал бонд, — я теперь ее и за четыре не отдам!

— Я понимаю, — лицо толстяка растянулось в улыбке, — она тебе только на первой партии мечей пять тысяч заработала.

— Слушай, да он все наши дела знает, — вступил в разговор Торкель.

Незнакомец отодвинулся на всякий случай от могучих братьев и замолчал.

— Ладно, не бойся, — примирительно загово-рил Исгерд, — ты лучше скажи, а как это «еще как»?

— Да не знаю я ничего, — взмолился толстяк, — просто рассуждаю, думаю…

— Ну, так ты и порассуждай вслух, брат.

Незнакомец опять состроил умное лицо и не-громко заговорил:

— Бабу и увести можно, поманить чем-нибудь, голову вскружить.

— Так они любят нас с Торкелем, — восклик-нул Исгерд, — они от нас без ума!

— Ну, во-первых, это все преходяще — то, чем ты ее ублажаешь, у каждого имеется, а во-вторых, можно поманить еще кое-чем.

— Ну и чем?

— Все они замуж хотят, не знаешь, что ли, этого?

Исгерд отвернулся от собеседника и посмот-рел на очаг. Алые всполохи пламени освещали его недовольное лицо. Он долго молчал, и уже можно бы-ло подумать, что беседа окончена.

— Я думал, ты что-нибудь умное скажешь, — вдруг сказал он, — а ты так, что и без тебя понимают. Я думал, ты знаешь что-то…

— Может, и знаю, — загадочно ответил тол-стяк.

— Да ты, вообще, мужик, заколебал, — рас-свирепевший Торкель подвинулся к толстяку вплот-ную и, положив ему на плечо тяжелую руку, угро-жающе проговорил прямо в ухо, — кончай крутить, говори, что знаешь. А не то…

— Ничего я не знаю, — заюлил, испугавшись, незнакомец, — это просто люди говорят.

— И что они говорят?

Толстяк вздохнул и произнес:

— Кальв Хакконсон говорит всюду, что хочет купить рабыню у тебя, Исгерд Эриксон!

— Что? Кто ж ему отдаст?

— Он сказал, что предложит ей выйти за него замуж.

— Что? Так он же дохлый и старый козел! — облегченно рассмеялся Исгерд, — разве он такую жаркую женщину, как Данута удовлетворит? Да и не продам я ее, она моя рабыня.

Толстяк важно надулся, сделал небольшую паузу и поучительно сказал:

— Старый не старый, а предлагает замуж! Знаешь разницу между рабыней и женой? Она у него хозяйкой будет! И молодая, сыновей ему родит! Ес-ли не продашь — он обратиться в тинг, «потрачу все деньги», говорит, но «через тинг добьюсь» — рабыня спасла ему жизнь и имеет право на свободу. Тем бо-лее, говорят, она благородной крови. Да и не только Кальв. И помоложе женихи есть. Многие хотят взять ваших рабынь замуж. Каждый хотел бы толковую жену.

— Ух ты, старый дьявол! — Исгерд откинулся на скамейке и замолчал.

Беседа с толстяком оставила в сердцах бонда и его брата неприятный осадок. Оказывается, многие завидовали братьям Эриксонам и были не прочь под-ставить подножку. В последнее время дела шли хо-рошо, и они постоянно находились в приподнятом настроении. Но этот случайный разговор внес полную сумятицу в головы Исгерда и Торкеля. Исгерд почти всю ночь не мог заснуть, мужчина все время воро-чался с бока на бок, ему мешали всякие шорохи, храп и сопение других постояльцев. Лишь к утру, бонд свалился в тяжелый мутный сон, но вскоре был раз-бужен братом. Хотя кругом после грозы было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце.

— Вставай, пора, — угрюмо сказал Торкель. Как видно, и у него было неспокойно на душе.

Почти всю дорогу назад Эриксоны молчали. Природа как бы пыталась поднять настроение двум хмурым мужчинам — по небу поплыли разорванные облака, кое-где засверкало синее небо. Наконец, из-за туч выбралось на свободу летнее солнышко, и все вокруг расцвело. Легкий ветерок зашумел в еловых лапах, запели дрозды, где-то вдалеке стал считать ко-му-то года дятел.

На изломе дороги, на самом перевале мужчи-ны расположились на обед. Хотя здесь постоянно дул ветер, но зато открывался замечательный вид. Впере-ди, внизу, раскинулась обширная долина с голубым извилистым фьордом посередине. Над ней сияли бе-лоснежными вершинами далекие горы. Проселочная дорога то ныряла в лес, то вилась среди огромных ва-лунов. Кое-где виднелись черепичные или крытые дерном крыши хуторов.

— И чего им надо, не могу понять, — наконец прервал молчание Исгерд, — здесь так хорошо! По-смотри, красота-то какая!

— Бабам вечно все не так, — философски со-гласился с ним брат, отрезая себе огромный кусок копченого мяса, — живешь себе мирно, тихо, ну и радуйся, так ведь нет, не живется спокойно.

— Они так устроены, — хмыкнул Исгерд, и отварное яйцо исчезло в его пшеничной бороде, — бабы любят разборки, — любишь не любишь, как от-носишься, не так посмотрел, не то подарил, — моло-дой бонд вещал и жевал одновременно.