— Это примерно на пятьдесят градусов холоднее, чем мне нравится.

Уэс рассмеялась сильнее, глубокий, мягкий звук, который совершенно неожиданно и весьма нежелательно согрел живот Эвин.

— Что вы здесь делаете, если так сильно ненавидите зиму? — спросила Уэс.

Эвин сунула руки в карманы пальто.

Разговор был на грани личного, и она выходила из себя больше, чем погода.

Она даже не говорила о подобных вещах, когда пыталась связаться с женщиной на ночь. И это было дважды за один день с Уэсли. Она пожала плечами.

— Это та деталь, которую я хотела, поэтому погода — это часть работы.

— Президент тоже что-то вроде лыжника, не так ли?

— POTUS, его дочь — обычные снежные кролики. Это неестественно. Боже, она ненавидела те лыжные походы, но не то, что она когда-либо давала.

— Очевидно, вы любите свою работу.

— Да, — сказала Эвин, имея в виду это, но Уэс не нужно было это знать.

Уэс вообще ничего не нужно было знать о ней. Время закрывать информационное шоссе.

— Вы голодны? — спросила Уэс.

— Э-э, да, для меня время обеда.

— Ну, сегодня утром я оставила свою квартиру равной нулю шести, и единственное, что у меня было целый день, — это кофе и мелочи, которые выглядят как еда, но на самом деле просто дразнят.

Эвин ухмыльнулась.

— Закуски. Я даже не думаю, что они считаются едой.

— А как насчёт ужина где-нибудь?

— Я могла бы поесть. — У Эвин внезапно возникло ощущение, что она идёт к мине, но Уэс просто улыбается ей. Дружелюбная. Просто простая еда между коллегами. Достаточно безопасно. — Ладно. Конечно.

— Хорошо. Вы знаете область. Вам выбирать место, агент.

— Эвин.

— Ладно. Эвин.

— Давайте, я не чувствую своих ног. — Эвин привела к своей T-Bird 57 года, включился сигнал тревоги, когда они приблизились.

— Хорошая машина, — сказала Уэс.

— Последняя из классического дизайна. Я унаследовала это от моего старшего брата.

Уэс бросила на неё обеспокоенный взгляд.

— Не так — Аарон в порядке. Он просто решил, что Т-Птицу недостаточно достоин за небольшую плату.

— Он ФБР?

Эвин села за руль и запустила двигатель, ожидая, пока Уэс пристегнётся, прежде чем отступить.

— Да. Позор нашей семьи, но мы всё ещё любим его.

— Ах, дайте мне угадать. Государственная служба — это дело семьи?

— Вы могли сказать это. — Эвин колебалась, впечатлённая и немного опасающаяся способности Уэс слышать больше, чем она сказала. Она должна быть осторожна с ней. — ATF моего отца, IRS моей тёти, ICE моего младшего брата и следующая самая старая армия. У нас есть ещё несколько агентств, покрытых кузенами.

— Это тяжёлое наследство.

— Не так много. — Эвин пожала плечами и свернула на Пенсильвания-авеню, проезжая мимо Дома, оставив светящиеся огни позади, и направилась на север к Дюпон-Сёркл. Улицы были тёмные, почти пустынные. — Это было не сложно для меня — я всегда знала, что хочу сделать.

— И вам это нравится.

— Да, кроме…

— … холода.

Смеясь, Эвин посмотрела и запнулась в глазах Уэс. Под светом уличных фонарей её глаза потемнели до глубоких оттенков скрытой поляны в сердце леса. Осколки лунного света вырезали изящную арку её скул и собрались в её горле. Иисус. Она была красива.

Вернувшись на улицу, она крепко сказала:

— Хотите просто фантазии или простые и хорошие?

— Мне не нужны обрывки, — сказала Уэс. — Но хорошо, да. Это имеет значение.

— Не одна для шоу, не так ли?

Случайно, она могла сделать случайно.

И далеко. Ей нужно расстояние. Она должна была обучить её, для Криссак, и не забыть Питера. Что за херня была с ней?

— Единственное, что меня волнует, — сказала Уэс, когда Эвин появилась в Коннектикуте, — это выполнение работы.

— Так почему же вы учитесь, а не… понимаете? — Когда наступило молчание, она оглянулась и решила, что из жёсткой челюсти Уэс она могла бы сформулировать это немного более дипломатично. Ну, она хотела расстояния. Теперь у неё это было. Почему это не так хорошо? — Сожалею. Я так понимаю, это было какое-то оскорбление?

Уэс выдохнула и откинулась на спинку сиденья.

— Нет, это не оскорбление. Мне не стыдно проводить большую часть своего времени в преподавании. Я делаю свою долю в освещении РП по очереди, но у меня есть определённый навык преподавания, и мне это нравится. То, как шли дела последние несколько лет, всё больше солдат видят бой. Война изменилась. Новое оружие и новые способы борьбы означают новые виды травм. Если наши медики не будут полностью готовы к тем видам сражений, с которыми они столкнутся, войска погибнут. Я считаю, что для меня это лучший способ увидеть, что этого не происходит.

— Я поняла, — тихо сказала Эвин.

— То, что вы делаете, совершенно другое, — сказала Уэс. — Для вас это намного более личное.

— Личное? — Эвин крепче сжала руль, чувствуя дискомфорт от смещения фокуса на неё. Её хватка на всю ночь ослабевала. Она должна быть на пути домой в Александрию, чтобы поспать. Или, может быть, ей просто нужен был какой-то человеческий контакт сексуального разнообразия — слишком поздно для клуба, но у неё всё ещё было несколько женщин в её маленькой чёрной книжке, которые примут её звонок, независимо от того, как поздно. Вместо одного из безопасных вариантов, она собиралась поесть с женщиной, которая так гладко увлекла её на незнакомую территорию, что она даже не заметила, пока не начала колебаться в направлении. — Я не знаю о личном. Я делаю свою работу. Это то, чему я обучена.

— Верно, — сказала Уэс, — но то, что вы делаете за доли секунды, оказывает непосредственное и критическое влияние. Какой бы эффект я ни оказала, он находится на расстоянии… месяцев, возможно, спустя лет… когда молодой студент-медик или местный житель спасает жизнь благодаря чему-то, чему я их научила.

— И вам этого достаточно? — Эвин не могла не спросить, хотя она знала, что должна искать какую-то пустую тему, например, игру краснокожих в плей-офф. Она подъехала к бордюру перед Цирком и повернулась на сиденье, чтобы встретиться с Уэс через узкую пропасть. — Просто верить, что по линии, где-нибудь, когда-нибудь…?

— Для меня это длинная игра. Я не ищу немедленного удовлетворения.

— Да, хорошо. — Эвин выключила двигатель. — Я не слишком смотрю в прошлое. Не в моей природе.

— Думаю, это отличает нас, — тихо сказала Уэс.

— Как ночь и день.

Глава шестая

Сенатор Франклин Руссо взглянул на медные часы на своём столе. Девять часов вечера. Фары мерцали сквозь деревья вдоль подъездной дороги к его убежищу в горах Айдахо, предупреждая его о прибытии автомобиля. Хукер был пунктуален. Он ожидал это от тех, кто работал на него. Это и абсолютная, бесспорная лояльность. Раздался дверной звонок, и через мгновение в двери его кабинета раздался тихий стук.

— Войдите.

Дверь распахнулась, и его личный помощник Дерек Салливан, худой молодой блондин в брюках цвета хаки и накрахмаленной полосатой рубашке, сказал:

— Хукер здесь, сэр.

— Хорошо. Попроси его войти.

Толстый мужчина средних лет с густыми коричневыми усами зашёл вместе с серым снегом. Его рабочие ботинки, покрытые снегом, оставляли грязные полосы на широких сосновых досках. Его широкое, грубое лицо было румяным от минусовых температур.

— Закрой дверь, Дерек, — сказал Франклин, — и увидишь, что нас это не побеспокоит.

— Да, сэр. — Дерек отступил и закрыл дверь.

— Хукер, — сказал Франклин, — что ты должен сообщить? — Он не предложил Хукеру место.

У наёмного человека был пистолет, мускулы. Необходимость, но не часть его внутреннего круга. Он хорошо ему заплатил, и это было всё, что имело значение.

— У меня есть контакт с необходимыми нам соединениями в DC, — сказал Хукер. — Это не будет дёшево.

— Деньги не являются фактором, — сказал Франклин, — но усмотрение есть.

— Вам не нужно беспокоиться об этом. Он не знает, на кого я работаю. Он не хочет знать.

— Тем лучше. — Франклин откинулся на спинку своего кожаного вращающегося кресла и сложил руки перед грудью, внимательно рассматривая Хукера. Его президентская кампания набирала силу в самом сердце страны, но Эндрю Пауэлл был популярным президентом. Ему нужно было поставить под сомнение способность Пауэлла вести страну в трудные времена. Ему нужна страховка. Этот человек обещал это ему. — А как насчёт получения материала?

— Он подставит меня. — Хукер пожал плечами. — Но нам, возможно, придётся лечь в постель с милицией, чтобы завершить фактическое приобретение.

Франклин покачал головой.

— Мне не нравится подвергать себя горячим головам, и после фиаско в комплексе Мэтисона вся их группа будет находиться под наблюдением. Я не могу позволить себе быть связанным с ними.

— Это то, для чего вы меня наняли — я буду вмешиваться и следить за тем, чтобы вам ничего не давали.

Хукер улыбнулся медленной, чуть не уродливой улыбкой, которая зажгла предупреждающие сигналы на радаре Франклина. Если Хукер надеялся поставить его в должники, он ошибался. На протяжении его быстрого прихода к власти в сенате и на пути к победе в президентских номинациях ему приходилось заключать сделки и обещать окупаемость, но он всегда был осторожен, чтобы никто не оказал на него влияния. Он никогда не позволял никому, кроме Норы Флеминг, знать все свои планы. Нора Флеминг была не просто руководителем своей кампании.

Она была единственной, кто разделял его видение — ни его жена, ни его дети, ни его сотрудники. Как лидер Партии патриотов, он баллотировался на пост президента на платформе восстановления традиционных американских ценностей семьи, морали и религии. Его семья была важным элементом его имиджа, но Нора была его настоящей опорой.