Элспет ощутила, как расслабленность покидает ее, однако не попыталась высвободиться из объятий Кормака. Если он начинает откровенный разговор, то она хотела, чтобы он был ближе к ней. Если же нет, то пусть еще хоть немного продлится наслаждение, доставляемое его близостью, прежде чем боль и гнев снова разлучат их.

— И все-таки ты не остановил меня, — тихо сказала она. — И не приехал за мной сразу.

— Боюсь, мне трудно будет объяснить мое тогдашнее состояние. Несмотря на нашу долгую ночь любви, что, несомненно, отнимает у мужчины много сил, утром я решил встать и походить по комнате, надеясь восстановиться, однако безуспешно. Я едва волочил ноги и был слаб, как младенец.

О, — тихо произнесла Элспет. «Значит, его общение с Изабель ограничилось одним только поцелуем, хотя эта женщина хотела представить дело иначе и нарочно поправляла свой наряд, намекая на предшествующие бурные ласки», — подумала она. — А я решила, что ты колебался по другим причинам.

— В какой-то степени и из-за клятвы, но если бы можно было вернуть тот день, я ни за что не отпустил бы тебя. Я очень хотел тогда, чтобы ты осталась.

— Для этого? — прошептала Элспет, указывая коротким движением руки на их сплетенные тела. — Ты хотел, чтобы я осталась для этого?

— А ты поверила бы, если бы я сказал «нет»? Что может быть прекраснее того, что было между нами? Я никогда не знал прежде ничего подобного. — Кормак улыбнулся и поцеловал ее пухлые губы, догадываясь, о чем она думает. — Да, я никогда раньше не испытывал подобного чувства к женщине, и это глубоко ранило меня. «Как это может быть, задавал я себе вопрос, когда я…» — Он замолчал на полуслове, осознав, что собирается сказать и кому.

Элспет чуть улыбнулась при виде испуга на лице Кормака.

— Продолжай. Мы ведь теперь обвенчаны, и назад дороги нет. — Она провела тыльной стороной ладони по его щеке. — Мне может не понравиться то, что ты говоришь, но не обращай на это внимания. Меня два месяца мучили вопросы, на которые я не находила ответа, и я не хочу терзаться всю оставшуюся жизнь.

Кормак сделал глубокий вдох и продолжил:

— Как я мог остаться с тобой, дав клятву верности Изабель? Трудно описать мои чувства, когда после нашего общения я понял, что Изабель, впервые отдавшись мне, уже не была девственницей, как заявляла об этом. Это была первая открывшаяся мне ложь, но, как всегда, я решил не обращать на это внимания.

— Ты любил эту женщину в течение десяти лет, Кормак.

— Я был игрушкой в ее руках все это время; просто глупым щенком, не видящим ничего вокруг, кроме ее красоты. Глупцом, который не смел нарушить клятву, данную в юношеском возрасте, опасаясь потерять честь, и который не мог понять, что обожаемая им женщина недостойна этой чести.

В его словах чувствовалось искреннее раскаяние, однако Элспет задумалась, как глубоко это чувство проникло в его сознание и что явилось истинной причиной таких бурных эмоций. Было ли это вызвано досадой на свою глупость или это сердечная боль от предательства любимой женщины?

— Она обманывала очень многих мужчин, ослепленных ее красотой и своей похотью, — сказала она, серьезно глядя на него.

— Так же долго, как меня?

Элспет ничего не ответила, и Кормак поморщился, недовольный собой. Затем он повернулся на бок, лицом к ней, и провел рукой по своим волосам.

— Впрочем, у нее был постоянный любовник, сэр Кеннет, только не ясно, кто кого больше обманывал. У него по крайней мере хватило разума понять, что собой представляет Изабель, и он использовал ее в своих целях.

— Что и привело их обоих на виселицу.

— Это верно. Я хочу сказать, что с первых дней нашего общения ты заставила меня сомневаться, правильно ли я поступаю, бесплодно храня верность этой женщине в течение стольких лет, и действительно ли люблю ее. Все, что мы делали вместе с тобой — от простых разговоров до занятий любовью, — рождало еще большие сомнения, путаницу в мыслях и массу вопросов. Порой я по глупости обвинял тебя в том, что ты смутила мою душу. Затем я начал винить себя. Моя ошибка заключалась в том, что я никогда не считал виноватой Изабель. — Кормак тихо выругался и встал с постели. — Надо выпить еще вина. От этого разговора у меня пересохло в горле и начал заплетаться язык.

Элспет внимательно наблюдала за ним. Он подошел к столу, где она оставила графин с вином, и налил до краев оба бокала. Видимо, мужчина не знает, что такое скромность. Как Кормак не понимает, что женщина не может оставаться благоразумной для продолжения разговора, если он выступает перед ней в обнаженном виде? Когда он повернулся, чтобы снова подойти к постели, Элспет окинула взглядом его стройную мускулистую фигуру и, застонав, накрылась с головой покрывалом.

— Если ты хочешь продолжить разговор, сэр Кормак, или оденься, или ложись и накройся, — проворчала она.

Кормак усмехнулся и поставил ее бокал с вином на маленький столик у кровати, затем скользнул под покрывала, продолжая держать свой бокал.

— Мой вид так сильно возбуждает тебя, дорогая? В таком случае тебе надо научиться скрывать свои чувства.

— Скрывать? Посмотрим, как ты будешь скрывать свои чувства, если я начну расхаживать перед тобой голышом! — Она села в постели и взяла свой бокал.

— О, прошу тебя, ангел мой, сделай это, — предложил он дрожащим от смеха голосом. — Я очень хочу подвергнуться такому испытанию.

— Значит, мы не будем продолжать разговор? — спросила Элспет, глядя на него с некоторой досадой и делая при этом глоток вина.

— Нет, продолжим. Пока я ходил за вином, у меня возник один вопрос. Я понял, какие ошибки допустил, но я не знаю, что именно волнует тебя. Может быть, ты скажешь, что тебя интересует и задашь мне вопросы, которые мучили тебя в течение последних месяцев?

— Почему ты выбрал Изабель? — спросила Элспет напрямик, и голос ее прозвучал довольно резко при воспоминании о прежней боли. — После всего того, что было между нами, почему ты даже не колебался?

— О, мне было очень трудно принять решение, любовь моя. — Кормак обнял ее за плечи и привлек к себе. — Пока Изабель находилась в моей комнате, я был в таком замешательстве, что едва ли вспомнил бы свое имя, если бы кто-то спросил меня. Я чувствовал себя так, словно участвовал в какой-то словесной игре, снова и снова повторяя одни и те же слова. Затем, чтобы Изабель поскорее ушла, я сказал то, что, по-моему, она и хотела услышать. Я думал только о том, чтобы она ушла, потому что боялся, что ты можешь прийти и увидеть нас вместе. Кроме того, я чувствовал какую-то неестественность в ее поведении, и мне необходимо было все обдумать.

— А потом появилась я.

— Вот именно. Даже когда Изабель ушла и мы начали говорить, большинство слов мои губы произносили по старой привычке: «У Изабель тяжелая жизнь… Изабель нуждается во мне… Я дал клятву верности женщине и не могу нарушить ее». Я долго думал и понял, что был просто ослеплен ею. Она завладела мной, когда я был невинным юношей, не знавшим женщин, и удерживала в течение долгого времени, пользуясь моими полудетскими представлениями о ней.

— А я полагала, что она удерживала тебя тем, что находится между ног, — с иронией произнесла Элспет.

— Да, может быть, и так, а разве не это рождает похотливые юношеские мечты? — Кормак поставил свой бокал, увидел, что ее тоже пуст, и, отставив его в сторону, привлек Элспет к себе. — Я уже не хотел ее, Элспет, и сам не понимал, как это случилось и почему. Я намеревался увидеться с Изабель, а потом хорошенько обдумать, что изменилось в моем отношении к ней после встречи с тобой и нашего совместного путешествия. Мне требовалось время, чтобы осознать всю ту ложь, которая сопровождала слова и поступки Изабель. Впервые с тех пор, как я поклялся никогда не нарушать своего слова и показать всему миру, что не все Армстронги такие, как мои родители, я обнаружил, что у меня начала возникать мысль освободиться от клятвы, данной Изабель. Я чуть не ударил ее за то, что она оскорбила тебя, и был крайне раздражен ее требованиями. Возможно, я был очень глуп, однако чувствовал какой-то злой умысел в ее приходе ко мне.

Элспет с трудом скрыла удовлетворенную улыбку, слушая, с каким раздражением Кормак говорил о своей бывшей любовнице. Несомненно, для него оказалось большим потрясением, когда он наконец понял, кем была женщина, которую он любил и почитал в течение десяти лет. Неудивительно, что в тот момент Кормак не был способен ясно мыслить.

— Мне хотелось, чтобы ты вернулся ко мне до ее разоблачения и казни.

— Клянусь, я был готов сделать это, ангел мой, — покаянно произнес он, покрывая легкими поцелуями лицо Элспет. — Я уже понял суть отношений, сложившихся между ней и мной, чувствовал, что сам себя загнал в ловушку этой дьявольской клятвой, и уже не мог отделаться от сомнений. После твоего ухода я разозлился на Изабель за то, что она устроила такое представление, и очень жалел о разрыве с тобой. Лежа в одиночестве в постели, я думал не о ней, а о тебе и понял, что за время нашего короткого путешествия между нами возникло более чистое и нежное чувство, чем я испытывал все эти годы к Изабель. Еще до того как я присоединился к Дугласам и услышал признания этой женщины, мне уже было ясно, кто она на самом деле, но я не мог произнести этого вслух, так как это было бы равносильно признанию, что я круглый дурак и напрасно потратил на нее десять лет своей жизни.

У меня не осталось к ней никаких нежных чувств, и я не испытывал ревности, слыша, как она занимается любовью с сэром Кеннетом. Мной овладели лишь злость и отвращение, когда я услышал, как Изабель и ее любовник говорили об уже совершенных убийствах и намечали новые. Не могу описать, что я тогда почувствовал! А когда обнаружилось, что она скрывала от меня моего ребенка и пыталась использовать его для своего освобождения, ты не можешь себе представить, какие чувства возникли в моей душе.

— Кристофер — очень хороший мальчик, — сказала Элспет, положив руку на грудь Кормака и наслаждаясь теплом его тела.