Хербьёрг Вассму - Книга Дины

Не успев опомниться, Юхан влепил ему пощечину. На щеке Вениамина выступила красная полоска. Глаза стали похожи на черные пуговицы.

— Ты еще пожалеешь об этом! — крикнул Вениамин и пулей вылетел за дверь.

Ханна соскользнула со стула и, как тень, бросилась за ним.

Юхан стоял у стола, ладонь у него горела.

Юхан понял, что так продолжаться не может. Он вынул письмо с королевской печатью и с отвращением думал о своем положении.

Он часто ловил на себе косые взгляды, слышал вопросы: неужели до сих пор ему еще не дали прихода? Или он решил остаться в Рейнснесе? Ведь он столько учился, чтобы стать пастором, у него такая светлая голова!..

Ленсман прямо заявил, что взрослому человеку из хорошей семьи негоже служить учителем у своей мачехи. Юхан весь сжался и не знал, что на это ответить. Сын Ингеборг и Иакова не умел защищаться.

Юхан написал, что принимает приход. Он старался не заходить в контору и не оставаться с Диной наедине.

Последние дни перед отъездом Дина и Юхан были как чужие. Он заглянул в гостиную и буркнул, что прощание они отложат на утро. Андерс и матушка Карен растерялись. Решение Юхана принять приход было для них неожиданностью. Атмосфера была тягостная.

Стине встала и подошла к бледному молодому человеку в черном платье. Она взяла его руку обеими руками и сделала низкий реверанс.

Юхан был тронут, он повернулся и ушел.

Тут же ушла и Дина, не пожелав никому доброй ночи. Она нагнала Юхана на лестнице. И быстро ухватила за полу сюртука:

— Юхан!

— Что?

— По-моему, нам надо поговорить!

— Может быть.

— Идем! Пошли ко мне!

— Нет! — прошептал он, испуганно оглядываясь на стены, которые могли и слышать, и видеть их.

— Юхан!.. — позвала она.

— Дина, это большой грех…

Он осторожно передвигал ноги. И поднимался вверх по лестнице. Уже наверху он оглянулся и посмотрел на нее. Он весь взмок. Но спасся.

С той ночи она стала для него святой блудницей. Посланницей его страстей. Пусть живет в Рейнснесе и управляет тут всем, а он отправится служить Господу, как и хотелось его матери. Грех он заберет с собой и постарается искупить его. Он оправдывал себя тем, что Дина слишком неуемна в своей чувственности и совершенно не думает о том, что заняла место его матери. Всевышний не может не понимать, что есть предел, за которым человек не властен над собой.

Он уплыл с пароходом на другой день. Дина пришла проводить его на берег. В виде исключения. Как-то она сумела изобразить все так, будто он был обычным гостем, покидавшим Рейнснес.

Юхан вошел в лодку и в знак прощания поднял шляпу. Приказчик Петер оттолкнулся веслом от берега.

Вениамину было велено стучаться в дверь, если он хотел зайти к Дине. Так сказала Стине. Первые дни, после того как Дина переехала в новый дом, он плакал и отказывался спать. Потом разработал свою стратегию. Он прибегал к всевозможным уловкам, пускал в ход все свое обаяние, чтобы повелевать всеми женщинами в усадьбе. Начал он со Стине, но она тут же раскусила его замысел и одним взглядом привела его к послушанию.

Тогда он кинулся в объятия матушки Карен. Ведь она его бабушка. Правда? Только его. Не Ханны. Этим он заставил плакать и Ханну, потому что матушка Карен оказалась только его собственностью. С ее тростью с серебряным набалдашником, пучком на затылке, кружевным воротничком, брошкой и всем прочим. И Ханна еще раз поняла, что ее положение в этом доме зависит от настроения других, — когда этим другим было хорошо, они забывали, кто она, и не вспоминали о своих правах. Матушка Карен пожурила Вениамина, но вынуждена была признаться, что Ханне она бабушка лишь понарошку. Еще была Олине. Ею нельзя было управлять, используя родство или ее положение в доме, зато Олине можно было очаровать, и тогда она забывала обо всем. Тогда Вениамину разрешалось сидеть на кухне и пить чай с медом, хотя на самом деле ему уже давно полагалось лежать в постели. Он часто подкрадывался босиком и, послушав у двери, одна ли Олине на кухне, составлял ей компанию в любое время.

Не забыл он и о Фоме. Но Фому Вениамин видел, только когда тот задавал корм лошадям. У Фомы было много обязанностей, и найти его порой было трудно. Вениамин поднимал на Фому большие серьезные глаза и просил разрешения посидеть на лошади, пока Фома ее запрягает или ведет в поле. А иногда просто вкладывал свою ладошку в большую руку Фомы и ходил вместе с ним.

Вениамин завел обычай залезать на стул и открывать в комнате окно, обращенное на Дом Дины. Он становился на подоконник и неподвижно стоял там, глядя на Динины окна.

Это привело к тому, что Стине стала чаще наведываться в комнату; она снимала Вениамина с подоконника и закрывала окно. Не говоря ни слова.

— Я хотел только поговорить с Диной, — жалобно оправдывался Вениамин, пытаясь снова влезть на окно.

— Дина не разговаривает с детьми так поздно, — говорила Стине и укладывала его в постель.

В конце концов Вениамина охватывала такая усталость, что он не мог даже сердиться. Лишь тихонько всхлипывал и не двигался, пока Стине читала вечернюю молитву. Потом она подтыкала вокруг него одеяло.

И ночь вдруг делалась шаром, наполненным светом и криками чаек. И Вениамин оставался один на один с подземными силами. Чтобы избавиться от них, он заставлял себя заснуть.

В том году светлые ночи мешали Дине больше обычного. Люди слышали, как она то выходит из дому, то снова возвращается в дом. Мается, как зверь в клетке.

Это началось после отъезда Лео. После того случая, который показал, что в это лето Лео уже не вернется. Во фьорде бросила якорь русская лодья. Капитан и штурман привезли какой-то товар. Ящики и бочки. Все думали, что русские хотят что-то продать или обменять. Оказалось, это дары от безымянного друга.

Дина знала, кто этот безымянный друг и что отправил он эти дары потому, что не приедет сам.

Там были прочные веревки для Андерса и большой ящик с немецкими книгами для матушки Карен. Олине получила красивый воротничок с французскими кружевами. В рулоне, надписанном для Дины, были ноты для виолончели и фортепиано. Русские народные песни и Бетховен.

Дина заперлась у себя, предоставив матушке Карен и Андерсу самим принимать русских моряков.

Русские остались довольны приемом и задержались в Рейнснесе. Штурман немного говорил по-норвежски и занимал всех забавными историями.

Он был осведомлен в вопросах политики и торговли на севере и на востоке. Россия и Англия никак не могут договориться. Конечно, из-за Турции. Нелады с этими турками начались уже давно. Он только не знал, из-за чего именно.

Андерс слышал, что русский царь очень несговорчив, когда дело касается Турции.

— Нельзя считать себя правым только потому, что ты царь, — заключил Андерс.

На другой день Дина ужинала со всеми. Играла на пианино по новым нотам. Русские пели так, что дрожали потолочные балки. Подогрел настроение и пунш.

У бородатого штурмана было крупное лицо и живые глаза. Он был уже не первой молодости, но хорошо сохранился. Большие уши упрямо выглядывали из-под густых волос. В его руках приборы и рюмки казались кукольными.

Постепенно разговор оживился. После ухода матушки Карен сигарный дым поплыл по комнате.

В открытые окна доносились крики чаек. Мягкий свет ласкал грубую одежду моряков, подчеркивал задубелость их кожи, играл на золотистых щеках и в темных глазах Стине. Падал на руки Дины, летавшие по клавишам. И нежно прикасался к золотому обручальному кольцу Иакова, которое Дина носила на среднем пальце левой руки.

Гаги, которых пестовала Стине, склонив головы набок, с блестящими глазами и трепещущим на груди пухом прислушивались к голосам и звону бокалов. Стоял май, и небо на юге было еще новорожденное.

Дина попыталась узнать у русских, в каком городе они взяли на борт подарки от Лео. Сперва они долго не понимали ее. Она без конца повторяла свой вопрос.

Наконец штурман сказал, что они получили эти подарки в Хаммерфесте. С другой лодьи, которая шла на восток. Отправителя никто из них не знал. Но им было точно указано, куда все следует доставить. И еще им обещали, что им будет оказан радушный прием.

Новый управляющий лавкой в Рейнснесе энергично кивал головой. Это был тощий тридцатилетний человек с жидкими волосами. Сутулый и косоглазый. Он носил пенсне и цепочку для часов, но самих часов у него не было. Теперь, после праздничного обеда и трех бокалов пунша, он обнаружил новые стороны своей натуры. Он умел смеяться!

И прежде чем все успели опомниться, рассказал историю об одном торговце из Бремена, который видел у русских много распятий из мореного дерева и литографий. Они привозили их с собой на своих лодьях.

На другой год этот торговец взял с собой целый короб таких распятий и литографий, намереваясь выгодно продать в России. Но русские не стали их покупать. Он стал выяснять причину и узнал, что на его распятиях голова у Христа повернута влево, а не вправо и к тому же Он безбородый, как ребенок. Русским был не нужен такой немецкий Христос. Они не верили, что он может чем-нибудь помочь русским морякам. Однако торговец не растерялся. Он тут же предложил свой товар норвежцам, и те охотно все раскупили за полцены, считая, что совершили выгодную сделку. Они были добрые лютеране, и потому безбородый Христос вполне их устроил. Вскоре эти распятия и литографии висели уже во всех домах на побережье.

Все смеялись. Андерсу в его поездках доводилось видеть такие распятия. Значит, управляющий не солгал.