Дженни Колган - Книжный магазинчик счастья

Просто и коротко.

Сердце Нины тут же забилось сильнее. То, что выглядело изящной и необычной игрой, внезапно превратилось в нечто куда более реальное.

Нина каждый вечер ложилась в постель с мыслями о Мареке, о его необычных иностранных манерах, о его хладнокровии. И о тех взаимоотношениях, что зародились так неожиданно. Нина знала, что дерево рядом с рельсами, пусть и прогнившее, было таким же важным для Марека, как и для нее самой. Его записки, полные поэзии, в которых иногда проскакивали слова на его родном языке, вызывали у Нины глубокие и романтические чувства, и она хранила их, все до единой.

Те вечера, когда Марек не работал, или когда на дереве ничего не появлялось, весьма разочаровывали. А те вечера, когда на ветру мягко покачивался пакет, наполняли Нину восторгом.

Но теперь… встреча? Снова оказаться лицом к лицу? Сердце Нины колотилось от волнения.

На Суриндер, как и следовало ожидать, это особого впечатления не произвело.

– И что ты собираешься делать? Миловаться в локомотиве? А если перемажешься в угле?

– Нет, конечно… – Нина судорожно сглотнула. – Это будет просто… Ну, это возможность немножко поговорить, и все.

Суриндер фыркнула.

– Ну что ты, Сур… Это просто… Все так долго тянется…

– А как насчет Ферди?

– Ферди не в счет.

Вообще-то говоря, последний кавалер Нины, Ферди, был на вид бледным поэтом, болтавшимся в библиотеке в Бирмингеме, а Нина оказалась единственным человеком, способным его слушать. Кончилось все чем-то вроде свидания, хотя Ферди был крайне расстроен тем, что Нина не вслушивалась в его стихи по-настоящему, а они, по правде говоря, были ужасными – с рифмами типа «розы-морозы». С другой стороны, так Нине оказалось легче порвать с ним, она заметила, что не понимает метафоры его последнего сочинения, озаглавленного «Все черное (17)», отчего Ферди впал в ярость и обозвал Нину мещанкой. Она слышала, что после этого он забросил поэзию, подстригся и нашел работу в каком-то банке в Астоне, но не знала, так ли это на самом деле.

– Он и так уж слишком долго топтался рядом.

– То есть это не были настоящие отношения? А Дэмьен из университета? Ты ему заявила, что у тебя и без него дел хватает, а потом засела в своей спальне наверху, чтобы читать несколько лет напролет.

– Верно. Но теперь я здесь, и все такое новое, и столько возможностей! Ты же сама постоянно твердишь, что нельзя сидеть на месте.

– Да, но не с парнем, с которым ты познакомилась в поезде!

– А почему нет? Люди знакомятся в самых разных местах. Ты встретилась со своим Гасом в амбаре!

– Да, но потом мы познакомились гораздо ближе.

– Ты пользуешься моим роскошным жилищем!

– Мы живые! Мы не бродим, как лунатики, и не вешаем стишки на деревья, как какие-нибудь смешные человечки из сказки для подростков!

– В том-то и дело. Мы теперь намерены какое-то время провести вместе. Лучше узнать друг друга.

– Но почему он просто не явится сюда в дневное время? – спросила Суриндер.

На этот вопрос Нина не имела ответа.

– Вот видишь? Просто он такой же чокнутый, как и ты. Это маленькая придуманная жизнь, в которой он присылает тебе милые цветочки, и он может так делать, сколько ему захочется, потому что это только в твоей голове! Не сомневаюсь, выглядит все очень мило и так далее, но это не настоящее! И встреча посреди ночи в каком-нибудь сарае ничего не изменит.

– Это не сарай, а железнодорожный переезд. Это… романтично.

– О, как раз для тебя! – Суриндер закатила глаза к потолку. – Гас заезжает за мной, мы сооружаем что-нибудь съестное, что можно взять с собой – ну, вроде еды навынос. Мы бы и купили что-то, если бы здесь продавалась такая еда, только этого нет, – и смотрим кино.

– Может, вообще переберешься сюда? С Гасом?

– Я в отпуске, – строго заявила Суриндер.

Таким тоном она по утрам отвечала на звонки из офиса, когда ее вежливо спрашивали, намерена ли она когда-нибудь явиться.

– А ты не собираешься выяснить первую часть его имени? – спросила Нина.

– Не думаю, что это так уж важно при данных обстоятельствах.

– Ладно, но ты уж позаботься об этом до того, как выйти за него замуж.

Уже приближалась середина лета. И хотя после захода солнца по-прежнему нужна была куртка, поля и луга ошеломляли своим великолепием: дикие цветы, зреющее зерно, волнующаяся высокая трава, напившаяся воды за время долгой зимы, а теперь пышно разросшаяся у каждой живой изгороди и вообще везде, где только нашла местечко, – настоящее буйство цветения и роста везде, куда падал взгляд.

Нина чувствовала себя так же – после долгой зимы она тоже была готова воспрянуть, гордо сбросить старую одежку – защитный панцирь из книг, серые колготки и опущенную голову. Она так нервничала, что плохо соображала, и ничего не могла с этим поделать. А еще Нина сердилась на Суриндер, разве та сама не повторяла постоянно, что нужно просто жить? Перестать прятаться? Ну вот, она и перестала. И выходит теперь в жизнь. В настоящую жизнь, не в кино и не по телевизору. Она больше не слушает, как кто-то жалуется на отсутствие возможностей для поэтов в Бирмингеме и на то, что их никто не понимает. Теперь перед ней были огромные корзины цветов и поэзии, настоящей поэзии. Нина искренне верила в это и в глубокие чувства. И собиралась встретить ночной поезд.

Было неожиданно тепло, и Нина сидела на шлагбауме, слегка покачиваясь, наслаждаясь тихим поскрипыванием на фоне других звуков, что доносились из ночного леса. Она как будто устроилась на далеком волшебном дереве, и лес что-то нашептывал ей…

Нина закрыла глаза и сосредоточилась на своем желании, на губах ее играла улыбка, а сердце нервно постукивало в груди, а вокруг все полнилось жизнью, и когда Нина очнулась от полусна, вдали внезапно вспыхнули огни огромного поезда, тяжело громыхавшего колесами.

Сердце Нины заколотилось еще быстрее, когда поезд замедлил ход. Она быстро все проверила. Макияж в порядке. Хорошее белье… Тот факт, что она пришла подготовленной, вызывал у нее странное чувство. Но с другой стороны… Ладно. Это свидание. Весьма необычное. Но тем не менее свидание. Нина не просто читала об этом: она в этом участвовала. Она вытерла ладони о юбку. Юбка была пышной, в стиле пятидесятых, с поясом, и к ней Нина надела простую блузку и кардиган.

Поезд затормозил сильнее, его тормоза взвизгнули, испустив странный резкий запах асбеста, который никогда не нравился Нине, но теперь он напоминал ей о той ночи, когда они с Мареком встретились впервые. Наконец поезд, содрогнувшись, остановился. Как будто медленно выдохнул.

Ночь и воздух тут же стали очень тихими, и Нина ощутила волну адреналина. Она прижала ладонь к губам. Поезд замер. Но никто не появился.

Нина давно знала расписание и то, что сегодня Джима не могло быть в кабине, там мог быть только Марек. И никакого ночного поезда следом. Никакой угрозы нарушить график. Только они двое посреди Горной страны, сами по себе.

Дверь кабины тихо открылась, Нина сделала шаг вперед. Потом еще один. От волнения и возбуждения она тяжело дышала.

Но Марек не вышел, и Нину на мгновение охватила паника, ей показалось, что его там просто нет, что там кто-то другой и он сейчас скажет ей, как это опасно – топтаться прямо на рельсах.

Никого… Взяв себя в руки, Нина скользнула под опущенный шлагбаум. Здесь не бывало по ночам людей, и наверняка этой ночью тоже никого нет. Это было бы уж слишком жестокой неудачей. Но нет, дорога, как обычно, была пустынной, фермеры и рабочие наконец-то заснули в своих постелях, заслужив отдых.

Нина направилась к локомотиву, за которым подрагивал невероятно длинный состав. Она сосредоточилась на маленьких ступеньках. А подойдя к ним, посмотрела вверх.

В дверях кабины стоял Марек. Его глаза с тяжелыми веками смотрели чуточку неуверенно, вьющиеся волосы были растрепаны, как всегда. Увидев Нину, он широко улыбнулся.

– Я не был уверен, что ты придешь, – моргнув, сказал он.

Марек как будто изумился тому, что Нина стояла там, – словно она появилась из какого-то сна.

– Но ты меня пригласил, – сказала Нина.

– Ну да…

Они еще секунду-другую просто смотрели друг на друга. А потом, в тишине великой ночи, Марек осторожно, медленно протянул Нине руку, чтобы помочь ей подняться, и Нина сжала ее.

В крошечном пространстве кабины они оба просто не знали, что сказать и как себя вести.

– Я… я прихватил закуски, – часто моргая, заговорил наконец Марек.

Нина улыбнулась. Она на этот раз ничего не принесла, думая лишь о том, что в конце концов увидит Марека.

– Звучит заманчиво, – ответила она. – А у нас есть время?

Марек пожал плечами:

– Думаю… все будет в порядке. – Он нежно похлопал по пульту. – Я сообщил в диспетчерскую о технической остановке. Они не против.

– Ладно, хорошо. То есть прекрасно.

Они снова спустились из кабины вниз и устроились на маленькой полянке мягкой травы, сидели они на одеяле, которое Марек расстелил с довольно важным видом. А огромный поезд портил пейзаж за их спинами, но зато укрывал от ветра.

– Вау! – улыбнулась Нина. – Полуночный пикник!

Марек торжественно открыл плетеную корзинку и достал блюда, каких Нина никогда в жизни не видела: маленькие мясные шарики, блинчики, пикули… Нина попробовала кое-что, включая острый свежий редис. А еще Марек поставил на одеяло маленькую бутылочку шипучего вина, с соломинкой.

Нина восторженно пискнула.

– Я-то сам не могу пить, пока на поезде, – застенчиво сказал Марек. – Но я подумал, что ты, может быть…

Он с великой осторожностью открыл бутылочку, а Нина хихикала, потому что все это выглядело ужасно глупо, но прекрасно. Марек тоже отпил глоток, изобразив восторг, а потом настоял на том, чтобы Нина попробовала еще что-нибудь из маленьких контейнеров, и Нина решила, что все это великолепно, и они начали болтать о том о сем.