Дженни Колган - Книжный магазинчик счастья

Покончив с едой, оба вдруг замолчали, и Нина заметила, что невольно уставилась на крупные сильные руки Марека, поросшие темными волосками, и думает о его коротких записках, о стихах и о грудах диких цветов. Но теперь Марек неожиданно оказался так близко… Нина гадала, что́ может произойти, если она просто возьмет его за руку…

Она подняла взгляд на Марека. Он смотрел на нее мечтательными темными глазами, полными надежды. Он пытался выглядеть безразличным, но ему это не удавалось.

Нина позволила своей руке чуть-чуть, почти незаметно, придвинуться к его руке.

И тут же его рука двинулась вперед, и внезапно легла на руку Нины, полностью скрыв ее, и стала нежно ее гладить… Нина слегка качнулась в его сторону, а Марек обхватил ее за талию и притянул к себе так, что она практически оказалась на его коленях. Потом он сжал подбородок Нины и повернул ее лицо к своему, и она вдруг обнаружила, что они целуются! Только тогда Нина осознала, что все то, что она воображала и строила в своих фантазиях, теперь действительно происходит.

Но это было ее последней отчетливой мыслью перед тем, как сильные руки Марека обняли ее, и Нина забыла обо всем, она прижималась к Мареку, отвечая на его поцелуи, и весь окружавший их мир просто перестал существовать.

И вдруг, ошеломив их, на холме вспыхнул ослепительный свет, к переезду с ревом примчался «лендровер». Но шлагбаум был опущен, и водитель яростно нажал на сигнал.

Нина и Марек резко отодвинулись друг от друга, тяжело дыша. Нина посмотрела на автомобиль. Голос, донесшийся из его кабины, был громким и знакомым, он разнесся по всем окрестностям.

– Какого черта здесь происходит?! Угони этот хренов поезд!

Марек вскочил и подбежал к шлагбауму, где перед «лендровером» уже стоял разъяренный Леннокс.

– Простите, у нас техническая неполадка…

– Убери этот поганый поезд!

Нина тоже подошла к шлагбауму.

– О, мне следовало догадаться, что ты в это впутана! – раздраженно воскликнул Леннокс. – Что за чертовщина?!

– Но почему ты такой злой? – дерзко спросила Нина. – Да еще посреди ночи? И куда ты так торопишься?

И только в этот миг она заметила, что Леннокс держит на руках барашка. А его куртка запачкана кровью.

– Что с ним?! – в ужасе спросила она.

– Какой-то дурной пес, – пробормотал Леннокс. – Уроды! Должно быть, спустили его с цепи… Надо было его пристрелить.

– Ты бы застрелил собаку?

– Конечно – если она будет гоняться за моими овцами. Да убери же этот проклятый поезд!

Марек уже сидел на месте машиниста и запускал локомотив. Он с отчаянием посмотрел вниз из кабины.

– Поехали со мной, – сказал он.

Нина посмотрела на него. Она буквально разрывалась… Темные глаза Марека умоляли. Леннокс рычал от нетерпения.

– Я… я не могу, – выдавила она.

Марек моргнул и кивнул.

Они снова посмотрели друг другу в глаза.

– А я должен…

– Я знаю, – не отводя взгляда, ответила Нина.

Она слышала, как Леннокс буквально подвывает от разочарования рядом с ней, – но поезд наконец медленно сдвинулся с места.

И вдруг Нина, едва осознавая, что делает, и сама немало тому удивившись, вскочила на подножку перед кабиной и через окно крепко поцеловала изумленного Марека в губы, одновременно погладив его по щеке. Губы Марека были мягкими и теплыми, и Нине ничего не хотелось больше, чем остаться с ним, – но она понимала, что не может, и когда он снова слегка притормозил локомотив, она легко спрыгнула обратно на землю.

Леннокс вернулся к «лендроверу» и наблюдал за тем, как поезд постепенно набирает скорость. Когда тот миновал переезд, Леннокс бросил на Нину презрительный взгляд и открыл дверцу машины.

Нина побежала к нему.

– Не могу взять тебя с собой, – сердито бросил Леннокс. – Я еду к Кайлу, не забыла?

У барашка, как теперь заметила Нина, была большая рана на боку, и он жалобно, тихо блеял.

– О! – выдохнула она. – Могу я его взять? Несчастное существо…

– Нет, – резко ответил Леннокс. – Тебе что, мало железной дороги для приключений?

– Почему ты такой злой?

– Потому что пытаюсь спасти жизнь этого животного. Уж извини, если помешал твоей чрезвычайно глупой любовной истории.

– Вот уж тебя-то это не касается! – побледнев от злости, ответила Нина. – Ты мой домохозяин, а не полисмен.

Леннокс завел мотор «лендровера»:

– Ты черт знает для чего останавливаешь поезда, а мне, пожалуй, можно иметь собственное мнение.

Фары «лендровера» осветили остатки пикника, бутылочку шампанского, грустно лежавшую во влажной траве. Оба они уставились на нее.

Леннокс в последний раз повернулся и посмотрел на Нину, дрожавшую от гнева и ночного холода.

– Ты хоть что-то о нем знаешь? – спросил Леннокс. – Потому что я встречал мужчин, которым приходится уезжать далеко и работать долгие одинокие часы. И это всегда… это всегда ради их семей.

«Лендровер» рванулся с места и умчался, оставив Нину в одиночестве и ярости.

Нина смотрела на красные огни, таявшие вдали. Чертов проклятый ожесточенный старый брошенный болван! Да как он посмел?! Какого черта суется не в свои дела? Что он может знать?

Ну да, она не слишком расспрашивала Марека о его прошлом, но все шло так чудесно, она просто отдалась романтике событий. Марек никогда не говорил о Латвии, а она и не спрашивала. Нина не хотела думать об этом: о том, что где-то далеко, на холодной заснеженной равнине, в какой-то маленькой деревушке или в советском многоквартирном доме есть люди, ждущие его… Люди, на него полагающиеся.

Нина уже повернулась, чтобы поспешить домой, когда вдруг вернулся «лендровер». Дверца открылась.

– Ну вот, я не могу оставить тебя здесь одну, в темноте, хотя он явно смог.

– Все нормально.

– Да, но тебе также кажется нормальным лазать на гнилые деревья и отплясывать на рельсах, так что уж извини, я не уверен, что твоему рассудку можно доверять.

Леннокс молча и быстро довез ее до дома, а потом снова уехал с барашком, закутанным в его куртку. Нина не успела даже поблагодарить его.

Заснуть Нина не смогла. Она вспоминала ощущение губ Марека на своих губах. Думала об этом и о его больших сильных руках… Она знала: в душе Марек поэт. Была уверена. Они не могли много общаться, но Нина не сомневалась, что понимает его. А если нет?..

Около четырех утра она увидела, как по крыше дома скользнул свет фар «лендровера», вернулся Леннокс, – но это лишь снова рассердило ее. Она услышала негромкое блеяние, когда открылась дверца машины, потом мягкое бормотание, вызвавшее в ней еще более сильное раздражение. Да, Леннокс бесконечно добрый и нежный – если у тебя четыре ноги…

Нина продолжала сердиться и тогда, когда два часа спустя до нее донеслось кудахтанье кур, – Леннокс приступил к работе. Только тогда она сообразила, что не спала ни минуты. Она была так напряжена – такое с ней не случалось в городе. Нина выползла из постели и целую вечность стояла под душем, – но от этого ей только сильнее захотелось спать. Нет. Пора заняться делами.

Зато Суриндер безмятежно спала на диване, когда Нина побрела к дорогущей кофеварке, а потом потащилась к фургону. Погода категорически отказывалась соответствовать ее настроению, солнце сияло с невероятной силой. Нина, поморгав, надела солнцезащитные очки – практически впервые с тех пор, как перебралась сюда.

«Книга для рассерженных» – Нина чуть не рассмеялась, увидев ее, потому что это было как раз то, что она искала: огромный том историй мести и наказаний, от вливания расплавленного серебра в глаза вора до преследования пиратских кораблей.

«Мне плевать, – думала Нина. – Мне плевать на него».

Но ей хотелось снова увидеть Марека, снова целоваться с ним под луной.

Нина вздохнула и посмотрела на наручные часы. Эдвин и Хьюго уже тащились через мощеную площадь, чтобы выпить пива на солнышке, и Нина помахала им. Они бодро махнули в ответ и поинтересовались, не хочет ли она к ним присоединиться. А Нина представления не имела, как объяснить, что она не может пить, потому что: а) она должна вести фургон и б) сейчас всего девятый час утра.

Впрочем, она знала, чего им хочется на самом деле, и нашла это: новейшая запутанная сага с субконтинента, Хьюго просто обожал такие. Это было благодарностью со стороны Нины за все то, что они сделали для нее, помогая купить фургон. Хьюго всегда настаивал на том, чтобы заплатить за книгу, и Нина следила за тем, чтобы на переплете не была обозначена цена, и, поджимая губы, говорила: «Мне ужасно жаль, Хьюго, но она стоит фунт пятьдесят», а Хьюго явно огорчался, и тогда Нина еще больше сбрасывала цену, но он галантно отказывался от скидки. Так что старики получали книги невероятно дешево, таким образом Нина могла их отблагодарить, и все были счастливы.

Эйнсли обычно в это время уже осторожно подкрадывалась к фургону, и хотя Нина каждый божий день тепло приветствовала ее, девушка продолжала вести себя так, словно ее здесь никто не ждал, и слонялась у фургона, как будто прячась. Но сегодня ее не было видно.

Зато появился кое-кто другой. Неряшливая нахальная фигурка в рваной футболке и шортах, из-под которых виднелись ободранные коленки: младший брат Эйнсли.

– Бен?

Мальчик фыркнул. И с вызывающим видом подошел к Нине:

– Эйнсли сегодня не придет.

– Почему?

– Она… это… не знаю.

– Что ж… – нахмурилась Нина. – Это связано со школой?

– Ага.

– У нее экзамены?

– Нет, – покачал головой Бен. – Ей сказали, она не может сдавать экзамены. Она просто жуть как расстроена. Да ведь чушь эти экзамены!

Нина посмотрела по сторонам. На площади пока что не было слишком людно, из-за дурного настроения Нина явилась слишком рано. Она зевнула. Вдали виднелись только несколько стариков, гулявших с собаками, и женщины, отправившиеся за покупками.