Наверное, если бы в этот весенний уик-энд пошел дождь, все сложилось бы совсем по-другому.

Нина спокойно читала бы всю дорогу, потом перекинулась бы несколькими словами с владельцами фургона, вежливо поблагодарила их и вернулась домой, чтобы снова углубиться в свои мысли.

Если бы ветер дул с моря, если бы мост закрыли из-за его сильных порывов… если бы случился миллион других мелких событий…

Ведь жизнь именно такова, не правда ли? Если бы вы подумали обо всех тех мелочах, что заставляют вас повернуть в ту сторону или в другую, то к добру, то к худу, вы бы вообще ничего не делали.

Некоторые люди так и поступают. Они шагают по жизни, не задумывая ничего особенного и не желая этого, они слишком боятся последствий, чтобы испытать нечто новое. В некотором роде это тоже выбор. Вы все равно придете куда-то, прилагали вы к этому усилия или нет. Но начинать что-то новое так трудно! И особой помощи при этом ждать не приходится.

Однако тот вечер, когда Нина впервые в жизни приехала в Шотландию, выдался ни ветреным, ни сырым и пасмурным, когда тучи повисают так низко, что кажется – они задевают деревья. Вместо того вся страна словно светилась ради Нины. Вечер был золотым, северный свет выглядел странным и прекрасным. И казалось, что всюду, куда бы ни посмотрела Нина, стоят серые каменные замки, тянутся длинные аллеи, на полях бродят овцы, в далекие леса удирают с дороги олени, когда мимо них проезжает автобус. Двое пожилых мужчин, севшие в автобус в Эдинбурге, тихо заговорили друг с другом на гэльском языке, и Нина стала прислушиваться. Ей казалось, что это не столько разговор, сколько пение, и ее взволновала и изумила мысль о том, что, хотя формально она все еще находится в Соединенном Королевстве, где прожила всю свою жизнь, все вокруг стало таким незнакомым, таким иностранным…

Дорога поднималась выше, но при этом как будто не тянулась по нетронутому ландшафту, а парила над вересковыми пустошами, и Нина заметила, что ей хочется подгонять автобус все дальше и дальше, туда, где и вовсе нет машин, и городов почти нет, и людей.

Ее даже слегка кольнуло стыдом при мысли, что она как будто предает свой любимый Бирмингем, с его грохочущими дорогами, многоквартирными домами и полицейскими сиренами, с набитыми людьми пабами и шумными вечеринками. Обычно ей все это нравилось. Ну да, нравилось. Ну… она терпела все это.

Но здесь совсем нетрудно было понять, почему шотландцы считают себя особенными и независимыми. Да, Нина немножко путешествовала по Англии – ездила в Лондон, конечно, в Манчестер на выходные, в Дорсет и Девон. Но все это… было совсем другое. Огромная нетронутая земля открывалась перед ней, настолько просторная, что трудно охватить ее мыслью, куда больше того, о чем Нина вообще могла когда-либо подумать, если вообще думала. Городки и деревни лениво проплывали мимо, их названия звучали непривычно – Охтердаб, Бэлвери, Донибрисл, – их трудно даже произнести. Это ошеломляло.

Шел уже десятый час, но небо оставалось светлым, как в апреле, и вот наконец автобус прибыл в Кирринфиф.

Вышла здесь одна только Нина, чувствуя себя потерянной в такой дали от дома. Она огляделась. Вниз с холмов, окружавших городок, извивались две узкие улочки, маленький паб, ресторанчик с серыми стенами, с исцарапанными деревянными столами, маленькая бакалейная лавка, булочная, крохотная почта и магазинчик с рыболовными принадлежностями. И ни души вокруг, никого на дороге.

Нина занервничала. В романах такое обычно означало, что тот, кого ты сейчас встретишь, попытается тебя убить, а остальные жители будут его прикрывать или все разом вдруг окажутся оборотнями… Нина приказала себе не выдумывать глупостей. Гриффин и Суриндер знали, куда она отправилась. Она должна посмотреть фургон, что служило страховкой на случай, если начнутся некие страшные события. Все просто. Она приехала по делу. Многие люди постоянно этим занимаются. Но все равно Нина достала свой телефон и проверила его. Сигнала не было. Нина закусила губы и велела себе не стоять на месте.

Паб назывался «Роб Рой», на его стенах висели симпатичные корзины с цветами. Но снаружи за столиками никто не сидел – уже становилось холоднее, хотя слабый солнечный свет продолжал мерцать над горизонтом. Нина глубоко вздохнула и толкнула дверь.

Деревянные столы внутри были идеально отполированы, а возле огромного каменного камина – конские медные поилки, наполненные сухими цветами. Большая комната была почти пуста, лишь два старика сидели у бара, они оглянулись и внимательно посмотрели на Нину поверх пивных кружек.

Нине пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы вежливо улыбнуться и шагнуть вперед. В конце концов, автобус уже ушел, а другого не будет до утра, так что вряд ли ей было из чего выбирать.

– Э-э-э… привет, – произнесла Нина, вдруг сообразив, что выглядит уж слишком англичанкой. – Мм… а хозяин здесь?

– Hesjustawainnit.

Нина не помнила, чтобы хоть когда-то в жизни она смущалась сильнее. К лицу взлетела жаркая волна, Нина совершенно не поняла сло́ва, произнесенного мужчиной. Она прижала ладонь к горлу.

– Э-э-э… простите? – выдавила она.

Казалось, что чем больше Нина старалась говорить просто и внятно, тем больше походила на королеву. Ей вдруг захотелось оказаться очень-очень далеко отсюда, вообще-то, где угодно.

Оба мужчины хихикнули, но тут, слава небесам, дверь распахнулась, вошел краснолицый мужчина, несший бочонок с пивом так, словно тот ничего не весил.

– Эй, девица! – бодро воскликнул он. – Привет! А я как раз думал, не прошел ли уже автобус.

– Прошел, – кивнула Нина.

Ее охватило неописуемое облегчение. Если она сосредоточится, то сможет его понимать.

– Я Аласдер. И что же вас привело сюда в такое время года? Снег на вершинах еще не начал таять.

– Да, я знаю, – улыбнулась Нина. – Это прекрасно.

Лицо здоровяка смягчилось при этих словах.

– Ай, верно. Могу я предложить вам выпить?

Нине не были знакомы названия сортов пива на бочонках. Она попросила минеральной воды, потом заметила, как мужчины грустно покачали головами, и изменила заказ на полпинты местного пива, на вкус оно оказалось похожим на газированную патоку.

– Пей до дна, девица!

– А у вас есть что-нибудь съестное? – спросила Нина.

Все засмеялись.

– Нет, не в такое позднее время, – ответил Аласдер.

Он поднял голову, глаза под песочными волосами оказались ярко-синими.

– Но я, пожалуй, могу соорудить для вас сэндвич, если хотите.

Нина просто умирала от голода, закуски на станции обслуживания выглядели не слишком аппетитно, а стоили при этом целого состояния, и Нина понимала, что вскоре может совершенно лишиться сил. Она надеялась на что-то вроде тушеного мяса или пирога, на что-то горячее и сытное, – а если честно, она даже воображала некую милую фермерскую женушку и домашний яблочный пирог с кремом, но потом сообразила, что просто думает о романе Энид Блайтон, а не о реальном месте, где очутилась.

– Ох, да, пожалуйста! – ответила она.

Мужчина исчез в заднем помещении, выглядевшем как крохотное кухонное пространство.

А Нина строго посмотрела на свой телефон, как будто это могло заставить его работать, и гадала, можно ли ей сейчас снова достать книгу.

Один из мужчин задал ей вопрос, которого Нина не поняла, но предположила, что ее спрашивают, зачем она здесь. Она сказала, что приехала посмотреть фургон.

В ответ на это мужчины расхохотались и тут же потащили ее на улицу.

Через маленькую городскую площадь, где угасающий свет вырисовывал имена на военном мемориале – Макайндра, Макгхай, Макинглисс, – Нину повели по булыжникам к боковой улочке, полностью перегороженной фургоном из объявления.

Нина уставилась на него во все глаза. Он был довольно грязным, и на переднем бампере виднелось немного ржавчины, – но Нина сразу отметила и чудесно выгнутую крышу, и добродушный нос, так привлекший ее на фото в объявлении. Но в первую очередь Нину поразили размеры – фургон оказался намного больше, чем она ожидала, то есть, вообще-то, он был пугающе большим. Сумеет ли она справиться с таким?

И то, что она увидела фургон во плоти, а не в фантазиях и не как просто идею, вдруг заставило Нину занервничать. Ее представления о будущем до сих пор не включали в себя мыслей о том, что она не будет защищена жалованьем и оплатой больничных листов, окажется без отпускных, и никто не будет все за нее планировать и организовывать… И если все это вообще должно где-то начаться, то начнется оно вот на этой маленькой серой каменной площади, при последних слабых лучах вечернего солнца, льющихся через холмы, при остром аромате сосен и утесника, под холодным ветерком, летевшим через долину, в воздухе настолько чистом, что Нина видела все за много миль…

– Наконец-то избавимся от этой занозы! – со смехом сказал один из мужчин.

А второй оценивающе посмотрел на Нину.

Уши Нины уже начали привыкать к их манере говорить.

– Вы действительно хотите купить фургон Финдхорна? – с недоверием произнес второй мужчина. – Эта штука ржавеет здесь уж который год!

– А вы уверены, что управитесь с ним, такая малышка? – спросил первый, в точности отразив то, что думала и сама Нина.

Фургон выглядел нормальным на фотографии, но здесь он казался просто гигантом, старомодным и пугающим.

– А что вы собираетесь с ним делать? – с любопытством спросил тот, что был постарше.

– Э-э-э… я не уверена… – пробормотала Нина.

Ей не хотелось отступать слишком быстро. Теперь, когда она наконец добралась сюда, все выглядело до ужаса реальным.

Мужчины переглянулись.

– Ну что ж, Уилли скоро вернется.

Они возвратились в паб, а Нина по дороге беспокойно оглядывалась. Фургон был по-настоящему большим, до ужаса большим… Нину терзали сомнения. В конце концов, все это совершенно не в ее натуре. Теперь она это понимала. Это ей не подходило. Она должна отправиться назад и подать заявку вроде той, что сочинил Гриффин, и пообещать Кэти Нисон, что готова заниматься чем угодно, пожертвовать всем, если только ее не оставят без работы. Да, вот что ей следует сделать. И ей лучше снова работать целыми днями и читать целыми вечерами, время от времени отправляясь выпить с Суриндер, потому что ее жизнь ведь совсем неплоха, разве не так? Она же просто замечательная! Все шло как надо. А вот заняться чем-то эдаким… да никто и не поверит! Это было бы чудовищной ошибкой, Нине нужно тихонько уползти домой и никогда больше об этом не упоминать, и тогда никто ничего и не заметит.