Кэролайн покачала головой. Не стоило удивляться, что еда как будто испаряется, когда Бен дома.

– Сварю овсянки.

– Грандиозная идея. Крупы полная коробка. А по вкусу напоминает канцелярский клей.

– Ты даже представить себе не можешь, как я радуюсь, когда ты так говоришь, – улыбнулась Кэролайн. – Это значит, что мой завтрак уцелеет.

Несколько минут она трудилась молча. Когда вода в кастрюльке закипела, она посмотрела на Бена, который пристально глядел на нее.

– Мне нравится Дэниел, – сказал он.

– Хорошо. Я рада.

«Только вот не знаю, увижу ли его еще. Я не держу на него зла за то, что он так разошелся из-за Тессы, но…»

– Твоя группа собирается сегодня вечером?

– Да. Но мы не будем заниматься, просто обсудим, чем будем заниматься после окончания занятий.

Кэролайн села на стул, откинулась на спинку и обеими руками взяла чашку кофе. Солнце играло на листочках ее комнатных растений и подчеркивало черты лица Бена.

– Вероятно, меня сегодня вечером не будет. Где-то поблизости проходит фестиваль фильмов ужасов. Если мы выясним, где это, я туда смотаюсь.

– Надеюсь, ты успеешь поздороваться с членами моей группы. Ты их никогда не видел, и мне хотелось бы, чтобы у тебя нашлось на это время.

Кэролайн не спеша потягивала кофе, нежась в солнечном свете и покое. Самое время подумать. Этот момент она предвкушала еще в самый разгар экзаменов, во теперь все ее мысли были только о вчерашней ссоре с Дэниелом. Она инстинктивно кинулась защищать Тессу, так, как мать защищает дочь, и, когда Дэниел высказал все, что о ней думает, пришла в ярость. Но она любила Дэниела, а это значит, что размолвка никак не повлияла на ее чувства к нему. Раз она его любит, спрашивала она себя, то почему же не защищает так, как влюбленная женщина должна защищать своего избранника?

Да потому, поняла она, что она по-прежнему думает о Тессе как о маленькой девочке, нуждающейся в матери, а о Дэниеле – как о сильном, прочно стоящем на ногах мужчине, который не нуждается ни в ком. Кэролайн откинулась назад и подставила лицо под теплые солнечные лучи. Но если верить ему, то выходит, что Дэниел нуждается в ней в той же степени, как и она в нем. Очевидно, подошло время объяс нить Тессе, что ее поведение невыносимо и что даже материнская любовь имеет свои пределы.

Кэролайн не хотела новой стычки с дочерью. Она желала лишь предотвратить окончательный разрыв, точно так же, как хотела предотвратить окончательный разрыв между Беном и его отцом. Она закрыла глаза, надеясь, что на нее снизойдет вдохновение. Потом снова открыла их и без всякого вдохновения решила приниматься за дела.


Кэролайн убрала в холодильник последнюю банку пива и расставила в ряд на полке прохладительные напитки. Удовлетворенная, она закрыла дверцу и посмотрела кругом. Вроде бы все. Она приготовила гору шоколадного печенья, исходя из теории, что в шоколаде содержится ингредиент, поднимающий настроение любому студенту-юристу первого года обучения накануне нового семестра. Ожидание изматывало. Учеба в колледже, успех в бизнесе – все это не шло ни в какое сравнение с юридической школой. Их будущее зависело от того, как они проучатся первый год. Умение ориентироваться в своде законов, возможность получить летом работу в фирме или в правительственном учреждении – все это зависело от того, насколько успешно будешь учиться.

Для Кэролайн все это было сплошной нервотрепкой.

Слишком много времени прошло с тех пор, как ее мозг в последний раз работал в том же напряжении, в каком он работал эти три месяца. Не стоит и упоминать, сколько лет прошло с тех пор, как она училась, сдавала экзамены, писала конспекты. И ждала, когда кто-то, точно судья, оценит ее работу и ее возможности.

Когда зазвонил телефон, Кэролайн подумала, что это Кевин, который хочет сообщить, что у него сломалась машина.

– Привет, Кэрри, – зазвучал в трубке голос Гарри Фолкнера.

Кэролайн закрыла глаза. Что на этот раз?

– Привет, Гарри. Что я могу для тебя сделать?

– Я хотел бы пригласить тебя с детьми завтра на воскресный ужин. К маме. – Кэролайн промолчала. – Тесса уже сказала «да». Осталось уговорить тебя и Бена.

Ужинать с этими тремя – Гарри, Мейдой и Тессой – для Кэролайн означало все равно, что угодить в чистилище. Но если она пойдет, тогда, возможно, и Бен согласится пойти, и Тесса убедится, что ее мать не пытается разрушить семью.

– Кэролайн?

Кэролайн вздохнула:

– Да, Гарри, я слушаю. Я приду, но за Бена поручиться не могу. Попробуй сам с ним поговорить. Минутку.

Она положила трубку рядом с аппаратом и пошла к лестнице позвать Бена.

Не заботясь об оставшейся лежать трубке, она вернулась на кухню. Пусть Бен и Гарри сами разбираются в своих взаимоотношениях. Пожалуй, она только запутает их, а не распутает. Тесса воюет против нее, Бен воюет за нее. Но они сами должны разобраться в своих чувствах. Как ни неудачно все складывается, надо с этим смириться.

Кэролайн начала готовить тесто для овсяного печенья. Если забыть о желтом сахаре и жире, входящих в его состав, это была, по ее убеждению, полезная для здоровья альтернатива шоколадному печенью. «Думай об овсянке, думай об изюме, думай о здоровье», – приказала она себе.

– Мам! Что это за идиотская затея науськать на меня отца? – сердито сказал Бен, вваливаясь в кухню. – Печеньице. У-у!

Прежде чем Кэролайн успела среагировать, он схватил две штуки с противня и запихнул в рот. Когда Бен учился в школе, она успевала спрятать печенье прежде, чем он до него добирался. «Ты потеряла форму, детка», – печально подумала она.

– Не трогай. Это для гостей. – Знакомые слова вылетели у нее непроизвольно.

– Они просто обалденные. Мне сразу так хорошо стало. – Бен налил себе стакан молока, обмакнул палец в тесто для печенья и сел – и все это в мгновение ока. – Но насчет Гарри я не понимаю. Почему ты не сказала ему, что не будет никакого воскресного ужина? Знала ведь, что я не пойду.

– Не знала. Сама я собираюсь туда пойти и подумала, что и тебе не грех повидаться с бабушкой и отцом перед началом занятий. Мне казалось, что это хорошая идея.

– Что все это значит? Маленькая психологическая игра? Ты что, услышала, как какой-то дурак в телевизионном шоу советует сохранить хорошие отношения между детьми и бывшим мужем? – Бен посмотрел на мать твердым взглядом. – Это не сработает. Прости.

– Да, я не хотела бы видеть, что ты действуешь в отношении отца так же, как Тесса в отношении меня. Но вы уже взрослые, и я не намерена вам подсказывать, как себя вести. Я за вас больше не отвечаю.

– Здорово. Предположим, я продолжу отвечать «нет» на все его притязания. Это ведь и надоесть может, поскольку до Гарри долго доходит. – Бен встал и оказался лицом к лицу с Кэролайн. – Я не хочу его видеть. Если ты согласилась на этот званый ужин у бабули – что ж, дело твое. Но одно место за столом останется незанятым. Я не иду.

– Если это твое последнее слово, если ты так решил, то тебе придется жить с этим. – Кэролайн посмотрела на него долгим спокойным взглядом. – Мы ведь Говорим о твоем отце, Бен.

– И самое ужасное, что я прекрасно осознаю сей прискорбный факт. – Лицо Бена казалось высеченным из камня, но глаза пылали. – Только, пожалуйста, не тревожь воспоминания безоблачного детства. Их, как ты сказала раньше, не вернешь. Он ушел, и о нем не было ни слуху ни духу, мам. Теперь он хочет вернуться в мою жизнь, и то, чего он не может добиться от меня, его мать пытается заполучить подкупом. Ну, а я не покупаюсь. Пусть Фолкнеры проваливают ко всем чертям.

Он сверкнул глазами на Кэролайн, которая чуть не плакала. Бен был слишком рассержен, чтобы выслушать ее и тем более принять ее совет. И все-таки она не могла так просто бросить эту тему:

– Ты тоже Фолкнер, Бен.

Он пожал плечами и покачал головой:

– Ты хочешь, чтобы я простил его? Так, что ли? Ты всегда была слишком снисходительна к нему, мам. Даже спустя три года ты не способна разглядеть, каков он на самом деле.

– Бен, пожалуйста, не надо. Я все-таки не святая наивность. Я знаю, что представляет из себя твой отец, и поколебать мое решение ему не удастся. Но я также знаю, что он отец моих детей, и этот узел не может быть разрублен. Это то, с чем придется считаться, Бен.

– Что в переводе означает: сходи на ужин к своей бабушке. – Бен нахмурился. – Ладно, я подумаю.

– Вот и ладно, – с некоторым облегчением вздохнула Кэролайн.


Она переоделась в чистый свитер и джинсы и слонялась по гостиной, без надобности поправляя подушки и картины, когда зазвонил телефон. Сердце ее бешено застучало. «Прекрати, – сказала она себе. – Это не Дэниел».

Но это был он.

Кэролайн опустилась на пол рядом с телефоном.

Нервничая, она накручивала телефонный шнур на палец.

– Кэролайн, мне известно, что ты ждешь своих однокурсников, но я должен был позвонить. – Голос его был еще ниже, чем обычно. – Я знаю, что ты взбесилась на меня, и, может быть, я действительно не имел права так говорить о твоей дочери…

– Я не должна была так сердиться, Дэниел. Просто я…

– Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к ней. У меня то же самое по отношению к Саре: я взрываюсь, когда кто-нибудь отзывается о ней плохо. Но…

– Все в порядке, Дэниел, я знаю, что ты сказал это без злого умысла.

– Но у меня был умысел.

Наступило молчание. Кэролайн потеряла дар речи. Она была слишком рассержена, чтобы понять, что он имеет ввиду. О чем он вообще говорит? Сначала заявляет, что раскаивается, а потом – что у него был «умысел».

– Я хочу сказать, – ворвался в тишину голос Дэниела, – что, возможно, не должен был тогда ничего говорить, однако правда есть правда. Я считаю, что ты должна послать Тессу подальше. Скажи ей, чтоб она угомонилась. Но я понимаю, что, по твоему мнению, у меня нет никаких прав упрекать ее. Наши дети – вне критики, верно?